обы не стеснять Поликарпова, пошел в соседний магазин и позвонил из автомата. В разговоре Сталин спросил, почему я так долго не звонил. Я объяснил, что звоню из автомата. Он удивился:
— Как, у вас нет телефона? На другой день, вернувшись вечером с работы, я увидел в квартире городской телефон.
Но это было еще не все. При ближайшем разговоре Сталин поинтересовался некоторыми подробностями вооружения одного нового самолета и задал вопрос, на который я отказался ответить.
— Не могу, товарищ Сталин, говорить об этом.
— Почему?
— Такие вопросы по городскому телефону обсуждать запрещено.
— Ах, верно, я и забыл! А что, у вас на квартире нет прямого телефона? — Конечно нет.
— По штату не положено? — засмеялся Сталин. — Ну хорошо, спокойной ночи.
И опять, точно так же, как и в первом случае, на следующий день я обнаружил у себя на письменном столе рядом с городским телефоном еще один аппарат. Это был правительственный телефон, так называемая «вертушка». «Вертушкой» он назывался потому, что в то время в Москве городская телефонная сеть была ручной, то есть приходилось называть номер телефонистке центральной станции, а в Кремле установили первую в Москве автоматическую телефонную станцию.
<…> нас пригласили в зал заседания. В круглом зале, где оно проходило, народу было немного. Я разглядел В. М. Молотова, К. Е. Ворошилова, Л. М. Кагановича, И. Т. Тевосяна, начальника Генерального штаба Б. М. Шапошникова, Б. Л. Ванникова, С. А. Акопова.
В стороне ото всех, недалеко от длинного стола, покрытого красным сукном, я увидел И. В. Сталина. На столе не было ничего, кроме двух коробок папирос и спичек. Сталин медленно расхаживал. В одной руке у него был блокнот, а в другой — карандаш. Он курил хорошо знакомую всем короткую трубочку.
Когда все приглашенные вошли и разместились, Молотов сказал, что в правительство внесен проект об изготовлении танков с новым типом брони, который и надлежит рассмотреть.
— Кто доложит? — спросил Сталин, обращаясь к Павлову. — Вы мне говорили, что эта броня была в дальнейшем усовершенствована. Может быть, сразу же и послушаем автора предложения. Он здесь? Пригласили его?
Николаев поднялся со своего места.
— Расскажите о вашем предложении, — сказал Сталин.
Николаев подошел к столу и стал докладывать. Он излагал суть предложения ясно, избегая специальной терминологии, и закончил свое сообщение чрезвычайно эффектно:
— Все существующие типы брони являются пассивными средствами защиты, предложенная нами броня является броней активной, она, разрушаясь, защищает.
Я видел, что доклад Николаева произвел очень хорошее впечатление на всех присутствующих. Слушали его с большим вниманием.
<…> «Николаев, безусловно, способный инженер, хотя эта его идея и не имеет практической ценности», — думал я в то время, когда он докладывал.
Пока Николаев говорил, Сталин курил трубочку, внимательно смотрел на него и только изредка поднимал опущенную руку с блокнотом и делал в нем какие-то пометки.
Когда Николаев произнес: «Она, разрушаясь, защищает», — Сталин вынул трубочку и повторил эту фразу:
— Она, разрушаясь, защищает. Интересно. Вот она, диалектика в действии!.. Ну а что по этому вопросу говорят представители промышленности, товарищ Николаев? Как они относятся к вашему предложению? — спросил Сталин.
— Они возражают против этого типа броневой защиты, — бойко ответил Николаев.
— Почему?
Я видел, как Сталин нахмурился. Мне стало не по себе. Все сидящие внимательно следили за происходящим диалогом. Я видел, как Тевосян переводил свой взгляд то на Сталина, то на Николаева. Николаев молчал, видимо, собираясь с мыслями.
— В чем же заключается существо их возражений? — повторил свой вопрос Сталин и медленно направился к Николаеву. Наконец Николаев, несколько волнуясь, ответил:
— Никаких аргументов по существу предложения я от них не слышал. Они просто заявляют, что чудес на свете не бывает.
— Кто так говорит? — И глаза Сталина впились в него.
Николаев заколебался, было видно, как он волнуется. И наконец, опустив голову, тихо произнес:
— Не помню, товарищ Сталин, кто так говорил.
«А ведь это моя фраза, это я так сказал, — сердце неприятно заныло. — Что будет?»
— Так и не помните?
Николаев, вероятно, взял себя в руки и уже тверже, нежели в первый раз, повторил:
— Нет, не помню, товарищ Сталин.
— Напрасно, таких людей помнить надо! — жестко сказал он и, резко повернувшись, подошел к столу. Вынув трубочку, Сталин начал стучать ей по крышке стола, выбивая пепел.
«А Николаев, — подумал я, — порядочный человек. Ведь как автор предложения он — не только был оскорблен, но и осмеян мною перед самым совещанием. Своим ответом „не помню“ он произвел на Сталина неблагоприятное впечатление. Его звезда только начинала светить, и он сам сознательно ее погасил».
Мне стало как-то не по себе. «Почему я был так резок в суждениях? Может, следовало бы с ним поговорить до того, как предложение было внесено в правительство? Разъяснить ему всю несуразность производства танков с таким типом брони. Он человек не глупый, мог понять свое заблуждение и отказаться от него. У меня опыта больше, я старше Николаева. Ну, почему я не сделал этого раньше, не поговорил с ним по-товарищески? Теперь уже поздно!»
Все это молнией пронеслось в голове, а глаза следили за Сталиным.
Вот он выбил из трубочки пепел. Поднес ближе к глазам и заглянул в нее. Затем из стоящей на столе коробки папирос «Герцоговина флор» вынул сразу две папиросы и сломал их.
Положив мундштук на стол, он стал вертеть концы папирос с табаком над трубкой и заполнять ее табаком. Пустую папиросную бумагу он положил на стол около коробки с папиросами. Примял большим пальцем табак в трубочке. Медленно вновь подошел к столу, взял коробку со спичками и чиркнул.
— Вы мне говорили, — приближаясь к Павлову, произнес Сталин, вынув изо рта раскуренную трубку, — что у вас кто-то занимался в Испании этим типом броневой стали.
Павлов поднялся с места и сказал:
— Генерал Алымов.
— Он здесь? Алымов поднялся.
— Может быть, вы нам расскажете, что вы там делали?
Алымов коротко доложил, как в Барселоне было налажено производство двухслойной брони. Листы этой брони соединялись заклепками и укреплялись на корпусе танка. Такая броня не пробивалась при обстреле ни простой, ни броневой пулей. Доклад его напоминал скорее рапорт.
Павлов сказал:
— Для нас, военных, этот вопрос ясен — надо начинать делать такие танки.
— Ну что же, на этом можно закончить обсуждение, — сказал Молотов. — Кто был приглашен на этот вопрос, может быть свободен.
Мы вышли из Кремля. Шел второй час ночи.
Зимой 1939 года во время войны с Финляндией Северный завод много работ выполнял непосредственно для фронта. Однажды в Москву прибыл директор вместе с начальником конструкторского бюро. <…>
— На заводе создана броневая защита для лыжников, — сказал директор. — Легкий щиток из броневой стали закрепляется на лыжах. Когда лыжник попадет в поле обстрела, то он может залечь, прикрепить щиток и передвигаться дальше ползком, толкая впереди себя закрепленную на лыжах броневую защиту. <…>
На следующий день отправились в Кремль. В кабинете у Сталина я никогда раньше не был. Нам указали, как пройти. У входа в здание часовой долго держал наши пропуска. Мы поднялись по лестнице. Прошли к Поскребышеву. Он открыл дверь кабинета Сталина и сказал:
— Проходите.
Мы робко вошли. Положили лыжи, укрепили щиток и стали ждать. Вскоре кабинет стал наполняться народом. Пришли Ворошилов, Кулик, Шапошников, Тевосян, Ванников. Он в то время был наркомом вооружения и пришел сюда, видимо, по другому делу. В руках у Ванникова был автомат. Производство этого оружия только что начиналось. Все говорили вполголоса, и это подчеркивало какую-то особую атмосферу, царившую в кабинете.
Ровно в пять появился Сталин. Он поздоровался со всеми за руку, подошел к щитку. Окинув его взглядом, опустился на колени и, обращаясь к Ванникову, произнес:
— Дайте автомат.
Ванников подал автомат Сталину и отошел. Сталин лег на пол, просунул ствол автомата через щель броневого щитка и стал целиться. Он несколько раз менял положение передвигая щиток, вынимал ствол автомата из щели и снова просовывал его в щель.
В кабинете стояла тишина. Только иногда раздавался лязг металла по металлу. Наконец, Сталин поднялся, протянул автомат Ванникову и произнес:
— Щель для стрельбы лучше сместить на двадцать миллиметров вправо. Вот здесь, — он указал место на щитке, — следует укрепить полочку, чтобы обоймы с патронами на нее можно было класть. А то стрелок протянет руку к патронташу за обоймой, плечо у него приподнимется, выйдет из броневой защиты и снайпер может пристрелить его. Конструктор держал блокнот и тщательно все записывал. А Сталин продолжал делать замечания:
— В последнее время много ранений в пах. При таких ранениях часто атрофируются нижние конечности. Для того, чтобы избежать таких поражений, необходимо удлинить открылки у щитка так, чтобы защитить и эту часть тела. К Сталину подошел Кулик и произнес: — Надо обязать промышленность поставить армии… — И он назвал несуразное количество щитков. Сталин взглянул на Кулика с каким-то пренебрежением и сказал:
— На заводах тоже большевики есть, они сделают столько, сколько сделать можно. Не думайте, что вы один беспокоитесь о вооружении нашей армии.
Сталин опять подал каждому руку и, попрощавшись, вышел из кабинета.