Так, образно выражаясь, был снят с моей души тяжелый камень. Ну, а что касается Западного фронта… Отлично понимая, что он прикрывает московское направление, ГАУ всегда отдавало ему предпочтение перед другими фронтами. Но, конечно, в пределах разумного.
В начале декабря я проводил совещание руководящих работников завода с участием секретаря обкома партии. Раздался телефонный звонок из Москвы. Я снял трубку и услышал голос Сталина:
— Здравствуйте! Как дела? Как работает завод? Как растет выпуск самолетов?
Коротко объяснил обстановку, рассказал, что первые дни здесь было трудновато, так как на завод эвакуированы четыре предприятия, в результате образовалось четыре дирекции, и каждая из них не хотела расставаться со своим оборудованием, со своими рабочими. Не успел я еще сообщить о том, что удалось навести порядок, как Сталин удивленно сказал:
— Туда же назначен уполномоченный Государственного Комитета Обороны! Ведь это его задача решать все эти вопросы. Для этого он и послан туда. Кто там уполномоченный ГКО? На это я ответил, не стесняясь присутствием генерала, что уполномоченный ГКО — человек без производственного опыта, плохой организатор, на заводах никогда не работал, ему очень трудно справиться с создавшимся положением. Тем не менее с помощью обкома партии мы все трудности постепенно разрешаем.
— Нам нужно не постепенно, — услышал я в телефонной трубке — Нам нужно немедленно! Имейте в виду, что нам сейчас очень нужны истребители. Это главная задача. От этого зависит положение на фронтах. Примите все меры к тому, чтобы как можно скорее перейти на увеличенный выпуск истребителей. Мы ждем от завода трех истребителей в сутки. Считайте это своей основной задачей. Помните, что истребители сейчас — это главное. Примите все меры, какие сочтете нужными. Действуйте решительно. Мы вам верим и во всем поддержим. Нам нужны истребители как воздух, как хлеб. Имейте в виду, мы вас туда послали не только как конструктора «яков», — вы заместитель наркома, не забывайте об этом. Мы требуем от вас истребителей!
Я заверил Сталина, что коллектив завода сделает все от него зависящее для всемерного увеличения выпуска истребителей. Каждый из нас не пожалеет никаких сил для того, чтобы оправдать доверие Центрального Комитета.
Прежде чем закончить разговор, Сталин коротко охарактеризовал обстановку на фронтах, положение с нашей авиацией и еще раз повторил:
— Давайте истребителей. Ждем от вас истребителей. Сейчас это главное.
Буквально на следующий день после этого разговора пришла телеграмма, в которой сообщалось, что уполномоченный ГКО освобождается от занимаемой должности и отзывается в Москву, а обязанности уполномоченного ГКО возлагаются на меня.
Днем 4 декабря, будучи на очередном докладе в Кремле у Сталина, я получил указания в ночь на 5 декабря отправиться в штаб Калининского фронта, чтобы лично передать командующему фронтом директиву на переход в контрнаступление и разъяснить ему все требования по ней. Когда я покидал Сталина, получил и другое его указание — вечером того же дня быть у него для участия в приеме председателя совета министров Польской Республики — генерала Вл. Сикорского, причем было приказано быть в парадной форме и при орденах. Вечером в назначенный час я явился в кабинет Сталина, где застал В. М. Молотова, Г. М. Маленкова и некоторых других членов Политбюро. Взглянув на меня и заметив на моем парадном мундире орден Красной Звезды и медаль «XX лет РККА», И. В. Сталин спросил, почему я не надел остальные ордена. Я ответил:
— Не надел потому, что других нет.
На вопрос, за что и когда получил Красную Звезду, ответил, что в декабре 1939 года за добросовестную работу в Генштабе во время советско-финляндской войны. Сталин, как мне показалось, удивленно покачал головой. Затем я вместе с остальными направился в зал приема.
11 декабря 1941 года гитлеровское правительство объявило войну США. Этим актом Гитлер, видимо, преследовал две цели. Во-первых, он хотел показать, что Германия, несмотря на потери, все еще настолько сильна, что способна вести войну не только с Советским Союзом и Англией, но и с США. Во-вторых, он хотел скорее толкнуть Японию против Соединенных Штатов, чтобы исключить участие США в войне против Германии в Европе. Когда И. В. Сталин узнал об этом, он рассмеялся:
— Интересно, какими силами и средствами гитлеровская Германия собирается воевать с США? Для такой войны она не имеет ни авиации дальнего действия, ни соответствующих морских сил.
Переговоры начались на другой день после прибытия Идена в Москву, 16 декабря. Проходили они в Кремле. <…> СССР в них представляли Сталин и Молотов, присутствовал также я. На меня же были возложены обязанности переводчика. Англию представляли Иден и Кадоган, присутствовал также Криппс, который вел запись переговоров. Иногда появлялся генерал Ней.
Перед началом заседания Сталин вынул из кармана проект наших предложений и спросил меня:
— Как вы думаете, примут это англичане?
Я быстро пробежал несколько исписанных на машинке листов. Здесь были проекты двух договоров, которые СССР хотел бы заключить с Англией. Первый договор носил характер договора о взаимопомощи между обоими государствами как во время войны, так и после ее окончания; он должен быть заменить пакт взаимопомощи от 12 июня 1941 г., действие которого распространялось лишь на период войны. В основном он предусматривал восстановление Югославии, Австрии, Чехословакии и Греции в их довоенных границах, а также передачу Польше Восточной Пруссии и выделение Рейнской области из состава Пруссии. Договор далее признавал границу 1941 г. для СССР (т. е. с включением в СССР Эстонии, Латвии, Литвы, Западных Украины и Белоруссии) и право Англии иметь необходимые для ее безопасности базы во Франции, Бельгии, Голландии, Дании и Норвегии.
Ознакомившись с документами, я ответил Сталину:
— Полагаю, что эти проекты будут служить основой для переговоров с англичанами. Вероятно, с их стороны будут возражения и поправки по некоторым пунктам, но договориться о соглашении не представляет особой трудности.
Выслушав наши предложения, Иден сказал, что в общем они кажутся ему приемлемыми, но, что он резервирует за собой право ввести в них известные изменения и модификации.
На этом же заседании состоялся общий обмен мнениями по вопросу о репарациях, о возможности создания после войны чего-либо вроде пакта военной взаимопомощи между всеми державами, стоящими на позиции мира, причем выяснилось, что и здесь вполне возможна договоренность между СССР и Англией. <…>
Когда после перерыва открылось второе заседание, Сталин достал из кармана небольшой листок бумаги и, обращаясь к Идену, сказал:
— Полагаю, вы не будете возражать, если к нашему соглашению о послевоенном устройстве мы приложим небольшой протокол.
О проекте протокола Сталин до заседания меня не предупредил. Я быстро пробежал глазами положенный на стол документ. Он был краток и предусматривал признание Англией советских границ 1941 г.
Мне было известно, что англичане не склонны принимать какие-либо решения о будущих границах впредь до окончания войны. Если бы речь шла только об англичанах, еще можно было бы надеяться как-либо их переубедить. Хуже было то, что Рузвельт взял с англичан твердое обещание не делать ничего подобного без предварительного соглашения с США. Американцы же тогда не признавали советских границ 1941 г., в частности, не признавали вступление прибалтийских государств в СССР. При таких условиях вся затея с протоколом была совершенно безнадежна. <…>
Как только Иден ознакомился с текстом протокола, он сразу же ответил, что британское правительство сейчас не может его подписать, и подробно мотивировал это, особенно подчеркивал позицию США в вопросе о границах.
Сталин стал возражать и пытался переубедить английского министра иностранных дел, но тщетно. Это сильно испортило атмосферу переговоров, и обе стороны ушли с заседания в плохом настроении.
18 декабря состоялось третье заседание, на котором продолжалась дискуссия по вопросу о договорах и протоколе. Англичане давали понять, что они готовы вести переговоры и надеются на возможность соглашения по проектам договоров, но по вопросу о протоколе никакого сдвига в их позиции не обнаружилось. В свою очередь, Сталин заявил, что без протокола договоры не могут быть подписаны. Создался тупик, из которого не было видно непосредственного выхода. Единственное, чего Сталину удалось добиться, это обещания Идена передать спорные вопросы на рассмотрение английского кабинета, а также правительств британских доминионов. Он не исключал и возможности консультации с правительством США.
После третьей встречи стало ясно, что соглашение в Москве не может состояться, однако ни СССР, ни Англии не имело смысла обнаруживать перед Гитлером и Муссолини наличие существующих между ними разногласий. Было решено поэтому опубликовать о визите Идена такое коммюнике, которое не могло бы доставить никакого удовольствия врагу. Составление проекта коммюнике было поручено мне. Закончив работу, я показал свой проект Сталину. Он одобрил его.