Я складываю гипсовый бинт в несколько слоёв длиной примерно двадцать пять сантиметров и мочу в тёплой воде. Накладываю Андрюхе на руку по длине и жду, когда схватится.
— О, зыкано! — говорит он. — Это как рыцарские доспехи. Точно! Так можно в натуре латы сделать, а потом серебрянкой покрасить и ходить.
— Иди, сэр Ланселот, руку отмой от гипса, — посылаю я его в ванную, сняв панцирь с руки.
— Чё за Ланселот? — интересуется он.
— Рыцарь круглого стола. Не слыхал?
— Ну так, чё-то вроде слыхал…
— Поищи в библиотеке. Интересные истории про древних рыцарей, английский эпос. Почитать нужно, но мне, скажу по секрету, наши былины больше нравятся. В них прям-таки голос предков оживает. Ой ты, гой еси, добрый молодец! Былины тоже почитай. Обязательно.
Я снова прикладываю толстую гипсовую полоску к руке Трыни и заматываю сверху бинтом.
— Ну вот, теперь у тебя трещина лучевой кости. Эта хрень называется лонгет или лонгетка. Кисть лучше постараться не сгибать, руку беречь и орать, что мол больно по поводу и без повода, понял?
— Ладно, — вздыхает он. — Справку надо будет на физкультуру.
— Справку я тебе раздобуду. Смотри. Сейчас ни в какие дела не встревай, ясно? Если что, говори, рука страшно болит и надо опять к врачу бежать. А вот двадцать третьего у тебя может не получиться соскользнуть, потому что куш будет большой и все силы будут брошены на него.
Я ещё некоторое время инструктирую Трыню, и он уходит в кино, чтобы не возвращаться в интернат слишком рано и не вызывать подозрений. А то куда это он ходил с самого утра, что к первому уроку пришёл уже в гипсе?
На перемене меня выцепляет Крикунов.
— Брагин, иди сюда.
— Здравствуйте, Андрей Михайлович.
— Сегодня вечером ты приглашён на домашнюю вечеринку к Куренковой. Будет только ближайший круг.
— Но я вроде и в дальний-то круг не вхожу. С чего бы ей меня приглашать?
— Сейчас тебя все будут зазывать.
— Почему это?
— Не понимаешь?
Мимо проносятся школьники, оглашая воплями всю школу. Крикунов неприязненно озирается.
— Пойдём-ка в комитет, а то здесь и не поговорить.
— Так что я должен понимать? — спрашиваю я, когда мы оказываемся в комсомольской комнате.
— То, что сейчас в хороших отношениях с тобой будут заинтересованы очень многие.
— И почему же? — задаю я вопрос, хотя уже догадываюсь об истинных причинах.
Крикунов смотрит в мои невинные глаза и качает головой.
— Все уже знают, один ты не знаешь. Дурень. Потому что ты новый фаворит Новицкой.
— Я кто? Фаворит? Это типа, как граф Орлов, что ли? Что за херня, Андрей Михайлович? Она на меня орёт всё время, никаких даже тонких намёков на притяжение, я несовершеннолетний, у нас разница в возрасте. Ахинея какая-то.
— Орёт, говоришь? Скоро перестанет. А то что несовершеннолетний… Кого это смущает? Лось ты здоровый уже и юный притом, типа невинный. Неплохое сочетание.
— А вы? — спрашиваю я. — Вы тоже были фаворитом?
— Что?! Это уж совершенно не твоё дело.
— И поэтому вас в школу сослали?
— Это тебя не касается, — практически подтверждает он мои догадки.
— Ладно. Понятно всё с вами. И что мне теперь делать? Отказаться невозможно, а подчиниться немыслимо. Так что ли? А потом? Из комсомола меня исключит?
— Это вряд ли, — пожимает плечами Крикунов. — Но от себя отдалит.
— А вы где, горкоме работали или в райкоме?
— Так, всё. Иди на урок. Ты всё понял про день рождения? Вот, держи, здесь адрес. Начало в семь вечера. Куренкова баба полезная. Новицкая тебя выпнет через полгода, а она никуда не денется. Улавливаешь мысль?
Да чего тут улавливать? Твой пример вот он, прямо перед глазами. Крикунов протягивает мне открытку с адресом.
«Дорогой Егор, буду рада видеть тебя…»
И чего ей подарить? Батя КГБшник, дом полная чаша, всё есть. Даже и не знаю. С Платонычем посоветоваться? Так времени мало…
Я прихожу по указанному адресу в начале восьмого. Дом соседний с Новицкой. В подъезде консьерж, или как он там называется, дежурный. К кому? К Куренковой. Минуту, я позвоню. Проходите.
В руках огромный букет роз, бутылка французского шампанского и французские духи. На этот раз «Шанель» Сто процентов, у неё они имеются, но времени на сборы было мало. Поэтому, спасибо, Платонычу и за это.
— О! Егор! Какие чудесные подарки! Ты с ума сошёл! Это же так дорого!
А она ничего, даже симпатичная. Пропеллер, конечно, на любителя, но так-то просто кровь с молоком.
В квартире полно народу. И квартира, судя по всему, её, хотя родители тоже тут. В гостях. Большая гостиная обставлена импортной мебелью, под потолком хрустальная люстра, как в Версале, на окнах тяжёлые портьеры. Это немного не соответствует современной архитектуре дома, но, на удивление, слишком кичевым не выглядит.
Крикунов тоже здесь. В джинсах, нежно-голубом кашемировом свитере, весь такой несоветский фирмач. И батя её тоже типа фирмач.
— Роман, — говорит он, протягивая мне руку.
— Очень приятно, Егор.
Взгляд у него сочувственно-проникновенный, понимающий. Он тоже в джинсах и всё тех же золотых очках. Волосы приглажены в попытке замаскировать рано возникшую плешь.
«Плешь, а-а, сэйвер оф юниверс…» Эта песня «Квинов» выйдет в этом году, кстати. Вместе с фильмом «Флеш Гордон».
— Мы уже встречались? — спрашивает Куренков, чуть прищурившись.
— Да, — соглашаюсь я. — Один раз, мимолётно.
— А где? — пытается припомнить он.
— В баре у Альберта. Любите спорт и азарт? Вы с Каховским разговаривали.
Его веки дёргаются, но лишь на крохотную долю секунды.
— Хм, — чуть качает он головой. — Бывает, да. А ты?
— Я-то? — широко улыбаюсь я. — Я заядлый игрок. Не как Достоевский, конечно, но на хоккей ставлю постоянно.
— Егор, ты тут не скучаешь? — спрашивает именинница. — А то мой родитель может быть чрезвычайно занудным.
— Нет, конечно, Валентина Романовна. Мы очень хорошо беседуем.
— Прекрати! Что ты творишь! Ещё «товарищ секретарь» скажи. Для тебя я просто Валя. Понял?
— Конечно, Валя, — улыбаюсь я.
— Чего тебе налить? Хочешь шампанского?
— Я алкоголь не пью, я же спортсмен. Так что можно морс.
— А хочешь «Пепси-колу»?
— О, отлично!
Вообще-то ей хорошо сантехнику чистить, ну да ладно, выпью разок, поди с одного-то раза не превращусь в козлёночка.
Среди присутствующих обнаруживаются художник, местный музыкант по имени Изиль, который потом будет писать для доброй половины российской эстрады, адвокат, отец известного в будущем музыкального продюсера, какие-то люди неопределённого рода занятий и даже товарищ Ефим. Он появляется после меня и всех «категорически приветствует».
— О, Роман, я вас категорически приветствую! О! Егор! И ты здесь? Ну и правильно, надо стремиться туда, где собираются лучшие люди города.
— Здравствуйте, Ефим Прохорович, счастлив вас видеть. По большому счёту, я здесь благодаря вам.
Он хлопает меня по плечу.
— Благодарность, молодой человек, это прекрасное качество. Особенно хорошо, когда она проявляется не только в славословии. А-ха-ха! Шутка!
Ефим принимается громко хохотать, немного напоминая буфетчицу в исполнении Олега Табакова.
Мать Валентины оказывается стройной дамой декадентского вида, не выпускающей из рук длинный мундштук с американской сигаретой. Дочь, похоже, пошла не в неё, в отцовскую породу, наверное.
За стол никто не садится. Угощения стоят на столе в углу комнаты и каждый подходит и набирает, что пожелает. Фуршет. Всё экстра модное.
— Знаешь, что означает его имя? — спрашивает меня Куренков, когда музыкант Изиль садится за пианино и начинает исполнять собственные песни.
— Наверное, что он иудей, — пожимаю я плечами.
— А-ха-ха! — хохочет Роман. — Что он иудей и так ясно. Нет, это революционное имя, означает «Исполнитель заветов Ильича».
— Серьёзно? — удивляюсь я. Забавно. Век живи, век учись. Я такого не знал. Я понимаю, Ким, Вилор, Вилен, но Изиль… это прям экзотика.
— Это точно. А чем ты занимаешься? Каким спортом?
— Хожу в «Динамо» на самбо.
— К Скачкову что ли?
— Роман Александрович, есть ли в этом городе взрослый человек, которого вы бы не знали?
— Ты, я вижу, тоже много чего знаешь. Отчество моё, например.
Я пожимаю плечами.
— Выдающихся людей надо знать.
Он хмыкает.
— Так значит ты у Альберта часто бываешь, да?
— Заглядываю иногда. Я вот спросить хотел, можно?
— Ну спроси.
— А вас менеджерские качества Каховского устраивают?
— Чего? — он чуть наклоняет голову и внимательно смотрит на меня поверх очков.
— Да видите ли, дело у него интересное, а организатор он бездарный. Я бы лучше справился.
Он долго молчит, изучая моё лицо, а потом предлагает:
— Отойдём-ка в сторонку.
Мы садимся на диван, свободный, поскольку все гости толпятся вокруг безголосого Изиля.
— А зачем тебе? — спрашивает Куренков.
— Так затем же, зачем и вам.
— Деньги?
— Деньги, связи. Люди ведь там непростые, как правило.
— Непростые, — соглашается он. — Да вот не слишком ли ты юн для этого? Сейчас ты на коне, чувствуешь силу, за тобой Новицкая. Но через полгода всё может измениться.
— В одном месте ухудшится, в другом улучшится. Всё правильно. Нужно работать в разных направлениях.
Он задумчиво трёт переносицу указательным пальцем, погрузившись в размышления.
— Это дело непростое, — наконец произносит он. — Во-первых, Каха связан с блатными, а нам сейчас нет резона там воду мутить. Во-вторых, работает человек и пусть работает. Он только начал ещё. В-третьих… В общем, есть и в-третьих и в-четвёртых. Убирать мы его пока не собираемся.
— Зря. От меня эффект больше будет. А если я с блатными утрясу и уберу его сам, причём чисто и в рамках кодекса?
— Самомнение у тебя немалое. Только всегда ли это на пользу? Уберёшь, тогда можно будет рассмотреть твою кандидатуру. Но для этого тебе придётся помочь мне ещё в одном деле.