— Что-то я не пойму, а ты-то какого хрена этими делами занимаешься? Ты же школьник. Даже если ЮДМ, это… Это хрень какая-то…
— Да, хрень, просто мент меня шантажировал из-за показаний свидетеля. На отца моего напали и я, говорят, превысил нормы самообороны. Так вот, мент этот хотел, чтобы я вошёл в доверие к преступнику и устроил… Блин! Зачем тебе это надо, это всё очень неправдоподобно звучит. Дичь, да?
— Ага, — кивает она.
— Ну и всё. Давай лучше к нашим баранам.
— А что за баба-то?
— Ёлки… — трясу я головой. — Даже не знаю, как сказать…
— Говори, б… Говори, а то я тебе поотрываю все жизненно неважные органы. Понял?
Понял. И поверил. Она точно может.
— Баба из ОБХСС. У неё свой интерес к этому преступнику, — подвираю я.
Вернее сказать, не подвираю, а чуть предвосхищаю события.
— Ты прям Остап Бендер наших дней. Великий комбинатор. И опасный человек.
В глазах Ирины давно уже вместо гнева и злости светится интерес.
— Нет, — усмехаюсь я. — Просто меня из будущего забросили. Убить Сару Коннор.
— Это ещё кто?
— Героиня фильма. Американского.
— Меня идеологически чуждая кинопродукция не интересует.
— Ну, и правильно. Поговорим о нас?
— Ладно, давай, — отвечает она, чуть помолчав.
— Так вот. Тебе нужно устроить маленький шухер, чтобы тому, кто это устроил дали по башке. Думаю, это не с самого верха идёт. Мне кажется, частная инициатива.
— И кто у нас такой инициативный? — хмурится она.
— А ты не знаешь?
— Есть догадки…
— Поделись, — киваю я.
— Куренков что ли?
— Ну вот, ты сама его и вычислила.
— Он, да? — сжимает она кулаки. — Вот же пи**юк! Ну, я ему устрою. Наизнанку выверну.
— А почему он на тебя зуб точит?
— Из-за дуры своей жопастой. Хочет её первым секретарём райкома сделать.
— А ты что, препятствуешь? — спрашиваю я.
— Разумеется. Я что, идиотка? Он же её потом на моё место начнёт двигать.
— А тебя куда?
— На нары, судя по всему.
— Нет, не сходится. Из вторых в райкоме сразу на твоё место? Вряд ли. Думаю, просто хочет иметь на тебя компромат, чтобы в будущем использовать.
— Ну, может и так. В любом случае, надо его прихлопнуть.
— Погоди, — говорю я и прикасаюсь к её руке. — Давай попробуем узнать, что он хочет. Лучше иметь союзника, чем врага.
— Да я с ним на одном гектаре…
— Не горячись, Ириш. Вдруг получится прибрать его к рукам. Тебе такие как он могут пригодиться в будущем. Давай я с ним поговорю, а ты уж после решишь, обрушивать на него свой гнев или нет.
— А у тебя-то с ним что за дела? Как он тебя за жопу ухватил, что ты в такое дерьмо вляпался?
— Так он предложил, а я сразу согласился.
— Чего?! — повышает она голос.
— Во-первых, я не был уверен, что ты действительно пригласишь меня к себе. Во-вторых, если бы я отказался, он бы нашёл кого-то другого и ты бы могла пострадать. А в-третьих, благодаря мне у тебя появляется возможность накинуть на него узду. Уверяю, поскольку план провалился, теперь его будут очень жёстко иметь, особенно если это была его отсебятина и ты поднимешь шум.
— Конечно подниму. А вдруг не отсебятина?
— Подними, но пока не сильный. Чтобы волна пошла, но не цунами. Если Куренкова не удастся подмять, тогда сметёшь его.
— Но почему ты мне ничего не сообщил, если знал?
— Чтобы не испортить всё дело, — пожимаю я плечами, мол и так же всё ясно. — Ты очень эмоциональна. Лучше подумай, кто у тебя стучит. Кто-то же должен был дать сигнал вламываться, когда мы с тобой поднялись.
Мы ещё некоторое время обсуждаем все эти события и возможности, гоняя всё по кругу.
— Ладно, хватит языками молоть. Я поехала.
— Чего?
— А что, ты думал, я буду ждать, когда ко мне снова двое из ларца нагрянут. Давид сейчас подъедет. А ты оставайся здесь. И смотри у меня тут.
Она сжимает кулак и подносит к моему носу.
— Эй-ей, что такое, — хмыкаю я. — Люди смотрят.
— Если на кого залезешь, убью. Обоих. Мне понравилось, кстати.
— Чего тебе понравилось?
— Истязать тебя в парной и по сусалам хлестать.
— Упс…
— Чего-чего? Какой ещё упс?
— Если что, я по жопе тоже отхлестать могу, — смеюсь я. — И, думаю, тоже с удовольствием.
— Не наглей. Завтра в три часа придёшь ко мне домой. И смотри, хвост не притащи. Всё понял?
Она встаёт и уходит, не дожидаясь ответа, будто и не сомневается, понял я или нет. Я тоже поднимаюсь из-за стола и иду в свою комнату. Неужели этот день закончится и я смогу просто лечь и уснуть? Больше всего сейчас я хочу именно этого.
— Егор! — кричит мне вслед Лена Иванова. — Иди к нам, потанцуем.
— Сейчас приду, — обещаю я, направляясь в комнату номер тринадцать.
Утром нам подают завтрак, состоящий из сосисок с гречневой кашей и творожной запеканки. Вкусно, ёлки. Поскольку некоторые наиболее активные с вечера товарищи на еду смотреть не могут, я без зазрения совести экспроприирую их запеканку.
Наевшись до отвала всю дорогу в автобусе я сплю. По хорошему, мне бы сутки ещё из постели не выбираться, но разве ж такая роскошь возможна? Я захожу домой и бросаю свои вещи.
— Ну как? — интересуется мама. — Что там у вас было?
— Ужин с крепкими напитками, патриотические речи и революционные песни до утра. Всё, что я люблю. Не зря съездил.
— Не будь таким циничным, Егор, — наставляет меня она. — Куда это ты опять собираешься?
— Пойду Платоныча навещу, а то он заскучал без меня.
— А родители, думаешь, не заскучали? Ты своего Платоныча чаще, чем нас с отцом видишь.
— Не правда мам, — говорю я и целую её в щёку. — У меня, кроме него, и другие дела есть.
— Какие дела! Ты уроки когда последний раз делал? А ведь у тебя экзамены скоро уже.
— Надо сказать классной, что у меня амнезия и пусть оценки в аттестат по текущим поставят.
— Ты что! — ужасается мама.
— Да это ж здорово! — пожимаю я плечами. — Я ей эту тему уже пробросил, между прочим. Посадил жука в голову. Осталось дожать.
— Это что за легкомыслие! Ну-ка учи садись.
— Ну ладно, мам, вернусь и подучу. А папа-то где?
— На рынок пошёл. Придёт скоро.
— Ну вот, надо же вам когда-то вдвоём побыть. Я к вечеру вернусь. Позвоню, если что.
Не дожидаясь ответа, я выскальзываю за дверь. И сталкиваюсь с Рыбкиной.
— Егор, привет, ты куда?
— Наташ, я к Платонычу.
— Опять к Платонычу, — вздыхает она. — А я вот к тебе шла, думала хоть по утру тебя можно дома застать.
— Ну, уже как бы далеко не утро.
Мы выходим из подъезда.
— Скажи мне, — она останавливается и смотрит мне в глаза. — Ты дружишь с кем-нибудь?
Вопрос меня немного обескураживает.
— Ты ж всех моих друзей знаешь, — развожу я руками.
— Нет, — она чуть краснеет. — Не в этом смысле. С девочкой какой-нибудь. Ты дружишь с девочкой?
— С девочкой? — я вообще теряюсь, не понимая, что на это можно ответить.
Я дружу с ней, с Рыбкиной. Но иногда встречаюсь с девушками, не то чтобы маленькими девочками и не то, чтобы дружу. Там всё по-другому.
— С тобой дружу, — наконец выдаю я.
Она только хмыкает и смотрит на меня как-то потеряно и печально. И глаза у неё, как у оленёнка. Мне даже хочется её прижать к груди и погладить по голове.
— Наташ, ты чего?
— Я с тобой поговорить хотела.
— При маме что ли? — всё никак не могу врубиться в происходящее я.
— Да нет, не при маме, как раз.
— Ну давай сейчас поговорим, если недолго.
— Ладно, — машет она рукой, и я читаю в её взгляде обречённость. — Потом поговорим. Может, завтра после школы? Зайдём ко мне и поболтаем?
— Ну давай, — пожимаю я плечами. — Намекни хоть, о чём.
Не такой уж я и тупой, чтобы не понять, о чём, просто я надеюсь, что вдруг ошибаюсь и поговорить она хочет на какую-то другую тему. Важную, но другую, не о своей безответной любви.
Нет, я её, конечно, по-своему люблю. И жалею. Но всё-таки, она ещё ребёнок, а я-то дяденька взрослый… Да? И что мне делать, в таком случае? Может, тогда с пятидесятилетними дамами начать встречаться? Блин… Не знаю, что об этом всём сказать. Не до того мне сейчас, чтобы разбираться в сердечных делах. Правда, не до того.
Я шагаю по чёрному грязному снегу. Его час уже близок. Прилетит весна, подуют тёплые ветры и он превратится в жижу и грязь. Помотает ещё нервы, прежде чем полностью растает. Но ничего, мы выдержим. Справимся.
Я стараюсь думать о снеге и грядущей весне, но на сердце делается хмуро и неуютно, от того, что Наташка Рыбкина страдает, переживая свою первую девичью любовь. Блин!
Я долго сижу у Платоныча и подробно рассказываю обо всех недавних событиях. Правда, о Новицкой говорю лишь в общих чертах.
— Ну, Егор, ты меня просто поражаешь! Ты в своём времени тоже был таким шустрым?
— Может и был когда-то, не помню.
— А зачем тебе этот тотализатор? Вот никак в толк не возьму. Взяли Каху этого, так туда ему и дорога. Зачем тебе-то это? Для чего так рисковать и подставляться? После Олимпиады особых денег там не будет, вот увидишь. Блажь какая-то, честное слово. Плюнь ты на него.
— Не блажь, дядя Юра, — возражаю я. — Не блажь. Там собираются люди, у которых есть деньги. А раз есть деньги, то есть бизнес. Или должность. Меня в первую очередь интересую те, у кого есть бизнес, хотя те, у кого есть должность тоже пригодятся. Людей там немало. И я хочу быть им всем добрым партнёром и другом. Понимаешь? Мы захватим этот город и возьмёмся за другие.
Он молчит.
— Информация. Осведомлённость. Доверие. Такие вот дела… Такие дела. Мне кстати очень нужен бюстгальтер импортный. Нельзя ли как-то раздобыть? Хочу барышню одну подкупить.
— Всех разве можно подкупить?
— Всех даже и пытаться не буду, а эту подкуплю. Она в курсе всех событий горкомовских, а может и не только. Так как, получится?
— Лифчик не вопрос. Позвоню завтра в универмаг, подскочишь и купишь. Деньги есть? Ах, ну да…