«Я многому научился в области прикладной графики, настолько, что смог пойти на такое рискованное предприятие, как преподавание, и теперь, спустя два месяца преподавательской деятельности, результат показывает, что я был прав. Я рисую очень много, но все мои коллеги из академии презирают меня, потому что реализм — фуй. Кроме того, делаю обложки для книг, кроме того, я должен работать почти до одиннадцати часов, поскольку курс занимает очень много времени. А еще читаю замечательные книги, которые дают мне новую систему координат и которых хватит, по-видимому, на ближайшие два года».
— Стой, — говорит Франта, — где-то я видел план курсов, написанный Кином от руки.
— В макете книги. На выставке его не будет.
— Знаешь, на что я обратил сейчас внимание?
— На что?
— Перечисление через запятую — это поток. Он не читается. Покажи, как было у Кина.
— Пожалуйста.
«Курсы в Виноградской синагоге
План
Практика
1) Шрифт: гротеск, антик, готический, древнееврейский
2) Плоский орнамент, узорная бумага на форзаце, узор или орнамент на ткани, упаковочная бумага и т. д.
3) Упаковки и коробки
4) Объявление-анонс, газетное объявление в рамочке, марки, типографическая композиция (набор)
5) Плакаты в помещениях и на улице, проспекты и журнальная обложка
6) Суперобложка, обложка, иллюстрация, страница набора
7) Приглашение, календарь, меню и т. д.
8) Обнаженная натура, голова, натюрморт, этюды к пейзажам (для использования в графике)
9) Декоративная скульптура
Теория
1. Теория композиции, история искусства и прикладной графики, учение о красках, материалах и стилях
2. Применение разных шрифтов в оформлении рекламы»
— Другое дело! Все конкретно. Человек читает и видит перед собой вещи из перечня.
— Не все. Декоративную скульптуру не видит.
— Тогда вычеркни девятый пункт.
— Так я не могу. Или документ, или авторский текст.
— Берем документ. А вот этот текст будет рядом с ним в узкой витрине.
«В застекленных витринах экспозиции участников групповой выставки — работы художника Петера Кина, ученика пражской академии. Даже при беглом осмотре они не могут не привлечь к себе внимания. Он особенно талантлив в области иллюстрации — психологическая аранжировка в стиле сфумато передает главное настроение романов Достоевского, Вассермана и прочих».
— Франта, не путай меня. В узкой витрине будет отрывок из газеты с переводом. Это — подпись к экспонату. Я разделила тексты по рубрикам, смотри: первое — к ящикам, второе — к большим витринам, третье — к узким витринам с фотографиями и мелкими объектами, четвертое — обычные подписи к объектам, рисункам и картинам. Рецензия — это маленькая подпись, относится к третьей категории. План курса — ко второй.
— Теперь все ясно. В любом случае замени свой текст киновским. Вернемся к ящикам. Автобиография — с ней мы решили. Дальше: стихи, отрывки из пьес, отдельные высказывания. Давай пример.
— Вот — из либретто к опере «Император Атлантиды»:
Дуэт
Ангел смерти и Арлекин
Дни, дни, кто купит наши дни?
Красивые, свежие и нетронутые, все как один.
Кто купит наши дни?
Быть может, удача зарыта в одном из них —
станешь ты королем!
Кто купит дни? Кто купит дни? Старые дни по дешевке!
Речитатив
Арлекин
С тех пор как сам себе я надоел смертельно,
мне в шкуре собственной так стало неуютно…
Уж лучше ты меня убей… В конце концов,
это твоя работа.
А мне, признаться, скучно невозможно.
Ангел смерти
Оставь меня в покое;
мне не убить тебя, ты все смеешься
сам над собой и потому бессмертен.
Что, откуда и когда — внизу курсивом. Теперь смотри: умножь то, что есть, на три языка, подели строки на три ящичные рейки — никак не поместится. И это нам на пользу. Делим текст на две колонки: дуэт слева — речитатив справа. Там, где ты хочешь это расположить, секции стоят друг к другу под углом девяносто градусов. Получится диалог. Это будет красиво. Белые буквы проступают на темном дереве, не лезут в глаза. Тот, кто не любит читать, пройдет мимо. Тот, кто любит, остановится. Теперь давай стихи. Любые.
Из дней, которые прячутся по углам,
я создаю свой портрет и вешаю на стену,
а он срывается со стены и идет по горам и полям
в погоду солнечную и в погоду ненастную.
Он во времени ледяная прореха,
он прошлого замызганное эхо.
У портрета лица моего черты
и говорит он моим голосом.
Глаза мои слепы, его — пусты.
Он идет, спотыкаясь о правду голую,
любит и ненавидит, плачет, смеется портрет,
но сердца моего у портрета нет.
Сердца моего нет.
Иногда возвращается и глядит на меня в упор.
Понатворил много дурного он,
бессовестен он. А я одинок и хвор.
К рукам его липнут чужие печальные новости
и горе чужое. И сердце бьется в груди моей:
себя пожалей, а его убей.
А я говорю портрету:
ступай дорогой своей.
— Посчитай строчки. Три секции заняты. Ох уж эти ящики… Как ты на них напала?
— Это они на меня напали. Мы шли с Маней по дороге в Богушовице и видим — заводской забор, ворота открыты…
— А, это там, где затаривают фрукты!
— Да. Мы с Маней заглянули туда. Мы все время искали материал. Самым подходящим был строительный картон, но тексты он бы убил, как любая стена. Они бы уже не играли самостоятельной роли.
— Зато потом в ящики с текстами уложат яблоки, заколотят и отправят куда подальше. Передвижная выставка!.. А что с письмами Кина, ты хотела показывать их на экране, как кино?
— Да.
— Покажи какое-нибудь.
«Прага, 25 ноября 1940
Мой дорогой Вольфганг!
Впервые хочется подкрутить номер года в дате, ибо кто знает, когда настигнут тебя эти строки. 20 месяцев тому назад мы сказали адье на Вильсоновском вокзале, после чего меня еще долго приветствовали твои вдохновенные открытки из Италии; в то время я действительно думал, что скоро за тобой последую. Я еще полностью не расстался с этой надеждой, и очень надеюсь на то, что мы, пусть и через двадцать лет, но отпразднуем встречу, которая невозможна сегодня. Но кругла Земля, и друзья со схожей судьбой не могут быть разлучены навечно. Фактически ты мой единственный друг периода тех душевно-счастливых лет, когда я жил в предчувствии какого-то невероятного будущего.
Не то чтобы эти пару месяцев меня уж очень состарили, но я усвоил кое-что из опыта еще-не-прожитого: интеллектуальная изоляция совсем не способствует резвости духа; однако происходящее гораздо страшнее, чем ты можешь себе представить; в нашей ситуации мы можем думать только о выживании.
Таковы приблизительно рамки, в которые мы поставлены.
У меня курс графики с 25 учениками, работаю 10 часов ежедневно и стараюсь рисовать в субботу и воскресенье для себя.
С какой завистью смотрел я прежде на своих друзей, которым, чтобы дышать, нужно было писать картины; мне же казалось, что я тут человек случайный. Теперь я живу живописью. Как тебе это объяснить? Я думаю, люблю, ненавижу в цветах и в формах!»
— Это же строка, вынесенная в название выставки!.. Последний абзац я бы обязательно включил в экспозицию, в секцию живописи. Звякни Мане, пусть высчитает количество реек на стене перед входом, минимальную высоту и длину каждой.
Пока я говорю с Маней, Франта открывает программу «Индизайн», переносит туда текст автобиографии. Первый зал.
— Ну что она там?
Не дожидаясь звонка, Франта делит текст на равные отрезки.
— Видишь, одно под другим не встанет, ты забываешь, что мы все умножаем на три!
— Вот, Маня прислала эсэмэску с размерами.
— Не надо было ее утруждать, — говорит Франта. — Смотри, если даже брать по самому минимуму — четыре сантиметра высота слова и два сантиметра интервал между словами, — уже можно сказать, что названию вставки нет места на досках. А значит, оно не должно там быть. Знаешь, где ему место? На белой стене против входа, там, где фотография. Стена 2,4x2 метра. Фото — 1,8x1,5. Мы входим и видим: подросток Кин снимает сам себя в витрине магазина, и тут же большими буквами — название выставки. Все собрано.
— Теперь ты забыл про три языка!
— С этим я еще поиграю. На следующей неделе привезу несколько вариантов, испробуем на месте. Мне еще нужны картинки и тексты для буклета и приглашения.
— Я хочу вот этот акварельный автопортрет.
Франта всматривается в плывущее лицо в берете.
— Какой рисунок! Но тут нужна тонкая цветопередача. Может, проще взять черно-белый, с бабочкой? Или фото, где он сидит на мусорном баке?
— На мусорном баке он у нас будет сидеть в центре двора, это фото я берегу для инсталляции. Представь себе форму кровати…
— Не могу. Не помню, как она выглядит…
— Тогда представь букву U. На одной ее стороне, лицом к смотровой вышке, будет сидеть Кин, а с внутренней стороны — зеркало, в него будет смотреться киновская семья, — помнишь фотографию, где его родители, бабушка и дедушка, дядюшка Ричард с женой Марией сидят на скамейке? Где-то в метре от них будет стоять настоящая скамейка, похожая на ту, что на фотографии, и тот, кто на нее сядет, станет частью киновской семьи…
Я объясняю, Франта чертит в компьютере.
— То есть вся эта штука будет метров пять в длину и метра три в ширину?
— Где-то так.
— Но фотография на мусорном баке узкая.
— Да. И зеркало будет таким.
— А что на той стороне, которая смотрит на расстрельную стену?
— Фото Кина за мольбертом в пражской квартире. И название выставки.