Джаред Лето поет о том, как быть ближе к краю. Закрываю глаза, думая, что я уже обеими ногами у края, а Колтон прямо дал понять, что не хочет балансировать на грани. Но как же мне не упасть, когда он заставляет меня чувствовать себя так невероятно хорошо. Пытаюсь объяснить это просто невероятным — невероятно крышесносным — сексом, который заставляет меня испытывать эти безумные чувства, учитывая, что мы знакомы друг с другом всего лишь три недели. А я понимаю, что заниматься сексом не означает любить.
Нужно напоминать себе об этом. Снова и снова, чтобы не дать себе упасть.
Но его слова, его действия говорят мне, что я для него больше, чем просто договоренность. Все они мелькают в моей голове — различные события последних трех недель — и я просто не могу смотреть на него, не думая, что у нас есть вполне определенная перспектива. Если нет, то он меня одурачил.
Голос Мэтта Натансона наполняет воздух, и я напеваю «Давай, поднимайся выше», мои мысли рассеянные и бессвязные, но странно содержательные.
— Вуаля!
Открываю глаза, чтобы увидеть, как Колтон ставит на стол рядом со мной тарелку, и когда вижу ее содержимое, громко смеюсь.
— Великолепно, сэр, и я так ценю бездну ваших изысканных кулинарных талантов. — Беру порцию и откусываю от поджаренного рогалика со сливочным сыром, эффектно стону в знак одобрения. — Вкусно!
Колтон театрально кланяется, явно довольный собой, и плюхается рядом.
— Спасибо. Спасибо. — Он смеется, хватая свою половину с тарелки и откусывая большой кусок. Откидывается назад, опираясь на локоть, выставляя на обозрение обнаженные кубики пресса и пляжные шорты, низко сидящие на бедрах. Его вида достаточно, чтобы насытиться.
Мы едим, игриво поддразнивая друг друга, и я молча недоумеваю, что же дальше. Как бы мне не хотелось, думаю, нужно возвращаться домой и немного дистанцироваться друг от друга, пока проведенная вместе ночь и чувства, которые она во мне укрепила, случайно не заставили что-нибудь меня ляпнуть.
— Я же сказал тебе оставить это, — говорит Колтон позади меня, когда я мою посуду. — Ими займется Грейс, или я приберусь позже.
— Ерунда.
— Нет, не ерунда, — шепчет он мне в шею, посылая электрический импульс прямо к лону, когда скользит руками по моей талии и притягивает меня назад к себе.
Боже, я могла бы к этому привыкнуть. Рада, что он не видит выражение моего лица, на котором, уверена, написано абсолютное блаженство. Обожание. Удовлетворенность.
— Спасибо, Райли. — Его голос такой тихий, что из-за шума воды я почти не слышу слов.
— Тут одна тарелка и нож, Колтон. Правда.
— Нет, Райли. Спасибо. Тебе. — Его слова полны чувств — мужчина, утопающий в незнакомых эмоциях.
Ставлю тарелку и выключаю воду, чтобы я могла его слышать. Чтобы могла позволить ему выразить то, что он хочет сказать. Может я и не очень опытна, когда дело касается мужчин, но точно знаю, в редких случаях наступает время замолчать и выслушать, когда им хочется поговорить о чувствах или эмоциях.
— За что? — спрашиваю непринужденно.
— За это утро. За то, что позволила мне разобраться со своим дерьмом так, как мне было нужно. За то, что позволила, извини за выражение, использовать тебя. — Он убирает с моей шеи волосы, стянутые в хвостик, и оставляет там нежный поцелуй. — За то, что дала мне желаемое, и за то, что не жаловалась, когда не получила свое.
Его слова, забота, стоящая за ними, заставляют меня прикусить губу, чтобы помешать совершить словесную ошибку, о которой я переживала ранее. На секунду задумываюсь о своих следующих словах, чтобы не оступиться.
— Что же, в ванной ты более чем наверстал, воздав мне мое.
— О, правда? — он прижимается к моему уху, к чувствительному местечку, от прикосновения к которому я схожу с ума. — Рад слышать, но я все же думаю, мне, вероятно, потребуется принять дополнительные меры по устранению ситуации, произошедшей до этого.
— В самом деле?
— М-м-м.
— Ты ненасытен, Колтон, — смеюсь я, поворачиваясь к нему, но оставаясь в его объятиях, и мои губы ныряют в соблазнительный поцелуй, разносящий искры до кончиков пальцев ног. Колтон скользит руками по моему телу и заднице, прижимая к себе.
— Теперь давай поговорим о том образе, который я не могу выкинуть из головы: ты с плеткой и в одних только ярко-красных туфлях на шпильке. — Его порочная улыбка опаляет меня жаром с головы до ног.
— Кхм! — звук заставляет меня отпрыгнуть от Колтона, как от огня.
Поднимаю голову, румянец обжигает щеки, когда я слышу, как Колтон выкрикивает:
— Эй, старик! — а потом оказывается в чьих-то медвежьих объятиях. Они вертятся, так яростно обнимаясь, что я могу видеть только лицо Колтона, и его очевидную радость.
Они, обхватив друг друга, хлопают ладонями по спине, а я, уловив слова, произносимые хриплыми голосами, понимаю, кто передо мной, и от осознания того, что он подслушал, что мне говорил Колтон, мой румянец усиливается. Моя догадка подтверждается, когда они размыкают объятия, гость прикасается ладонью к лицу Колтона и пристально на него смотрит, на его лице написано беспокойство от того, что он видит в глазах своего сына.
— Ты в порядке, сынок?
Колтон на мгновение задерживает взгляд на отце, мышцы на его челюсти пульсируют от сдерживаемых эмоций, играющих у него на лице. Спустя миг, он еле заметно кивает, мягкая улыбка приподнимает уголки губ.
— Да… я в порядке, папа, — соглашается он, бросает взгляд на меня, а затем поворачивается к отцу.
Они притягивают друг друга в еще одно быстрое мужское объятие с громким хлопком по спине, прежде чем разойтись, и ясные, серые глаза Энди Вестина устремляются ко мне, а затем возвращаются к Колтону, и я думаю, что в них отражается любовь, удивление, граничащее с шоком.
— Папа, хочу познакомить тебя с Райли. — Колтон откашливается. — Райли Томас.
Женщина, которая всегда будет ассоциироваться у вас с красными туфлями на шпильках и плеткой. Мило. Можно мне теперь умереть?
Энди в такт мне делает шаг вперед и протягивает руку. Стараюсь вести себя спокойно, делая вид, что стою не перед голливудской легендой, которая только что застала меня в компрометирующей ситуации, немного расслабляюсь, когда вижу в его глазах тепло, смешанное с недоверием.
— Рад познакомиться, Райли.
Мягко улыбаюсь, встречаясь с его глазами, когда пожимаю ему руку.
— Взаимно, мистер Вестин.
Он не такой большой, как я ожидала, но что-то в нем заставляет его казаться больше, чем есть на самом деле. Его улыбка очаровывает меня. Улыбка, которая может заставить смягчиться самых суровых людей.
— Пф-ф, не глупи, — журит он, отпуская мою руку и смахивая со лба темные с проседью волосы. — Зови меня Энди. — Я улыбаюсь ему в знак согласия, когда он переводит взгляд обратно на Колтона, в глазах смущение, а на лице довольная улыбка. — Я не хотел прерывать…
— Вы и не прервали, — выпаливаю я. Колтон поворачивается ко мне, изогнув бровь от моего решительного отрицания, и я благодарна, когда он оставляет это, не поправляя меня.
— Вздор, Райли. Прошу прощения. — Энди снова поглядывает на Колтона и посылает ему незаметный взгляд. — В течение последних двух месяцев я находился в Индонезии в поисках мест съемок. Вернулся поздно ночью и захотел увидеть своего мальчика. — Он сердечно похлопывает Колтона по спине, и его явная любовь к сыну заставляет меня полюбить его еще сильнее. А еще приятнее, чем обожание Энди своего сына, это взаимность Колтона. Лицо Колтона сияет абсолютным благоговением, когда он наблюдает за отцом. — В любом случае, простите, что ворвался. Колтон никогда не… — он откашливается, — Колтон обычно один выходит на террасу, оправляясь от того хаоса, который принесла ему прошедшая ночь — смеется он.
— Вы двое, очевидно, давно не виделись, так что не буду вам мешать. Пойду возьму свою сумочку и отправлюсь по своим делам. — Вежливо улыбаюсь, а затем хмурюсь, когда понимаю, что у меня нет машины.
Колтон ухмыляется, понимая мой промах.
— Папа, мне нужно отвезти Райли домой. Хочешь зависнуть здесь или я позже загляну к тебе домой?
— Не торопись. Мне нужно кое-что сделать. Зайди позже, если будет возможность, сынок. Энди поворачивается ко мне, и его губы согревает привлекательная улыбка. — Было очень приятно познакомиться, Райли. Надеюсь, увидеть тебя снова.
Поездка домой из Малибу, как и ожидалось, прекрасна, но чем ближе мы подъезжаем к Санта-Монике, надвигается облачность и заполняет береговую линию. Мы говорим о том и о сём, ничего серьезного, но в то же время я чувствую, что Колтон немного дистанцируется от меня. По сути, он ничего не говорит, но этого и не требуется.
Он не грубый, просто тихий, но это заметно. Те самые легкие прикосновения отсутствуют. Понимающие взгляды и мягкие улыбки исчезли. Игривое поддразнивание смолкло.
Подразумеваю, он решил прокатиться, чтобы подумать о своем сне, поэтому я оставляю его со своими мыслями и смотрю в окно, наблюдая, как мимо пролетает береговая линия. Звук радио приглушенный и песня «Просто дай мне повод» в исполнении Пинк тихонько играет на фоне, когда мы съезжаем с шоссе и направляемся к моему дому. Я тихо пою, слова заставляют меня думать об этом утре, и когда подпеваю припеву, краем глаза замечаю, как Колтон смотрит на меня. Знаю, он слышит слова, потому что качает головой, и слабая улыбка украшает его губы; его молчаливое признание моего умения находить идеальную песню для выражения своих чувств.
Мы остаемся в задумчивой тишине еще немного, пока Колтон наконец не начинает говорить.
— Итак, у меня безумно плотный график на ближайшие две недели. — Он моментально бросает на меня взгляд, и я киваю ему, прежде чем он смотрит на красный сигнал светофора перед нами. — У меня съёмка для рекламы в поддержку Merit, интервью с журналом «Playboy»… шоу «Поздним вечером с Киммелом» и много другого дерьма, — говорит он, когда свет становится зеленым. — И это не учитывая всяких выставок собак и пони, связанных с вашим, ребята, спонсорством.