– Утенок говорит, – перевел Гаспод, – это вроде миграции. Чувство, говорит, такое же, как перед перелетом.
– Да? А мне вот далеко ходить не пришлось, – заявил кролик. – Мы же местные, тут в дюнах и живем. Жили. Три счастливых года и четыре несчастных дня.
Виктора осенила внезапная мысль:
– Так ты, наверное, знал того старика с косы?
– А, этого? Конечно, знал. Он постоянно ходил сюда.
– И что он был за человек?
– Послушай, приятель, четыре дня тому назад в моем словаре были два глагола и одно существительное. По-твоему, я размышлял, что он за человек? Знаю только, что нам он не мешал. Мы запросто могли считать его ходячей скалой или чем-то вроде.
Виктор подумал о лежащей в кармане книге. Песнопения, поддержание огня. Что же это был за старик?
– Не знаю, что здесь происходит, – сказал он. – Но непременно выясню. Послушайте, у вас ведь, наверное, есть имена? А то как-то неловко – говорить с собеседником и никак его не называть.
– Имя есть только у меня, – сказал Гаспод. – Я ведь пес. Меня назвали в честь того знаменитого Гаспода – слышали, наверное.
– Один малец как-то назвал меня «Кыся», – с некоторым сомнением в голосе сообщил кот.
– Я думал, у вас имеются соответствующие имена на вашем языке, – пояснил Виктор. – Ну, скажем, «Могучая Лапа» или «Стремительный Охотник».
Он попытался расположить их улыбкой.
Животные явно не знали, что следует на это ответить.
– Он у нас книги читает, – объяснил Гаспод. – Штука, видишь ли, в том, – обратился он к Виктору, яростно почесываясь, – что обычно нам, животным, имена ни к чему – мы-то знаем, кто мы такие.
– Хотя, должна сказать, «Стремительная Охотница» звучит очень заманчиво, – призналась мышь.
– Мне почему-то казалось, что это кошачье имя, – сказал Виктор, чувствуя, что его прошибает пот. – Мыши носят ласкательные, коротенькие имена, например… например… Писк.
– Писк? – холодно переспросила мышь.
Кролик ухмыльнулся. Виктора понесло:
– А для кролика самое уместное имя – Пушок. Или Господин Топотун.
Кролик разом перестал ухмыляться и сердито дернул ушами.
– Слушай, приятель… – начал он.
– А знаете, – попытался исправить положение Гаспод. – Я слышал, ходит такая легенда, будто первые два человека на свете дали имена всем животным. Забавно, да?
Желая скрыть смущение, Виктор вытащил из кармана книгу. Совершал песнопения, поддерживал огонь… Три раза в день.
– Этот старик… – начал он.
– Да что в нем такого особенного? – перебил кролик. – Таскался по нескольку раз в день на холм, устраивал какой-то шум… По нему можно было эти сверять… ну эти, как их?.. – Кролик тщетно пытался вспомнить нужное слово. – В общем, это было всегда одно и то же время. Много раз в день.
– По три раза. Три сеанса. На театр смахивает… – проговорил Виктор, водя пальцем по строчкам.
– До трех мы считать не умеем, – недовольно заметил кролик. – У нас счет идет так: один и… много. Много раз. – Он злобно взглянул на Виктора. – Господин Топотун, – прибавил он с убийственным презрением.
– И еще. Ему привозили рыбу. Причем из самых разных мест, – продолжал Виктор. – Однако здесь поблизости никто не живет. Вероятно, эти люди плыли издалека. И делали это только затем, чтобы привезти ему рыбы. Похоже, что он не хотел есть рыбу из этого залива. А ведь залив кишит живностью. Когда я здесь купался, я видел таких огромных омаров, что вы мне просто не поверите.
– А их ты как называл? – спросил Господин Топотун, который был не из тех кроликов, что быстро забывают обиду. – Господин Щелкун?
– Вот именно, я бы тоже хотела это уточнить, – пропищала мышь. – В наших местах со мной все мыши раскланиваются. Кому угодно могла холку надрать. Так что имя мне нужно поприличнее. А тот, кому нравится называть меня Писком, – мышь посмотрела на Виктора, – видимо, напрашивается на то, чтобы голова у него приняла форму сковороды, – я понятно изъясняюсь?
Утенок разразился долгим кряканьем.
– Постой, – остановил его Гаспод. – Утенок считает, что все это звенья одной цепи. Сюда стягиваются и люди, и тролли, и гномы, и все прочие. Животные вдруг начинают разговаривать. Утенок думает, что здесь располагается некая сила.
– Откуда утенку что-то знать о силах? – удивился Виктор.
– Слушай, друг, – сказал кролик, – вот когда ты сам будешь летать по нескольку раз в год через все море и находить один и тот же клочок земли – тогда и охаивай уток.
– А! – догадался Виктор. – Так вы о таинственном животном чутье, да?
Присутствующие взирали на Виктора без всякого умиления.
– Во всяком случае, пора с этим кончать, – сказал Гаспод. – Пусть люди мозгами и языками работают. Вы к этому привычны. Но кто-то должен выяснить, из-за чего вся эта неразбериха началась…
Животные не сводили с Виктора взгляда.
– Ну, может, – колеблясь, сказал Виктор, – может, разгадка – в этой книге? Ранние записи в ней сделаны на каком-то древнем языке. Я сам не могу…
Он внезапно умолк. Волшебников в Голывуде не любили. Пожалуй, не следовало упоминать Университет и свое собственное, весьма непосредственное, с ним знакомство.
– Короче говоря, – продолжал он, осторожно подбирая слова, – в Анк-Морпорке у меня, кажется, есть один знаток, который сумеет это прочесть. Кстати, он тоже не человек. Человекообразная обезьяна.
– А как у него с таинственным чутьем? – спросил Гаспод.
– Настоящий профессионал, – заверил Виктор.
– В таком случае… – начал кролик.
– Тихо, – прервал его Гаспод. – Сюда кто-то идет.
Было видно, как пламя факела движется вверх по склону холма. Утенок неуклюже захлопал крыльями и взмыл в небо. Остальные сиганули в темноту. Один пес не тронулся с места.
– А ты разве не собираешься драпать? – шепотом спросил Виктор.
Гаспод поднял одну бровь.
– Гав?! – осведомился он.
Огонь факела, подобно светлячку, метался зигзагами по кустарнику. Иногда он на миг останавливался, а потом двигался в совершенно новом направлении. Свет от него был очень ярким.
– Что это? – спросил Виктор.
Гаспод принюхался.
– Человек, – сказал он. – Женщина. Надушена дешевыми духами. – Ноздри его дрогнули. – Называются «Игрушка Страстей». – Он снова потянул носом. – Одежда свежевыстирана, без крахмала. Старые туфли. Много театрального грима. Она была у Боргля и ела… – ноздри его вновь всколыхнулись, – рагу. Маленькую порцию.
– Ты, может, еще скажешь, какого она роста? – поинтересовался Виктор.
– Пахнет примерно на пять футов два – два с половиной дюйма, – определил Гаспод.
– Да ладно…
– Ты походи с мое на этих лапах, а потом говори, что я вру.
Виктор закидал песком свой костерок и двинулся вниз по склону.
Когда он приблизился к огню, тот вдруг замер. В следующий миг взгляд его выхватил из мрака фигуру женщины – одной рукой она сжимала края накинутой на плечи шали, в другой держала факел, высоко подняв его над головой. Еще через мгновение пламя угасло. У Виктора поплыли перед глазами синие и лиловые пятна. Маленькая фигурка, видневшаяся за ними, казалась не намного чернее обступившей ее темноты.
– Что ты делаешь у меня… Что я… Почему ты в… Где… – забормотала фигура, а потом, как бы совладав с ситуацией, резко переключила скорость и уже гораздо более узнаваемым голосом грозно произнесла: – Ты что здесь делаешь?
– Джинджер?!
– Да.
Виктор вдруг замялся. Кто знает, что полагается говорить в таких случаях?
– Э-э-э… – сказал он. – Приятно прогуляться вечерком!
Она неприязненно взглянула на Гаспода.
– Это та ужасная псина, что все время вертится на студии? Терпеть не могу мелких собачонок.
– Гав, гав, – сказал Гаспод.
Виктор почти читал мысли Джинджер: «Собака сказала «гав, гав». А что такое «гав»? С помощью «гав» собака лает! Что же меня тут смущает?»
– Вообще-то, у меня с кошками больше родственного… – несколько невразумительно объяснила Джинджер.
– В каком смысле? – спросил голос откуда-то снизу. – Ты тоже своей слюной умываешься?
– Это еще что такое?
Виктор замахал руками и в ужасе отпрянул:
– Только на меня не смотри! Я этого не говорил!!
– Нет? Но тогда кто? Эта псина?
– Давай не будем переходить на личности, – попросил Гаспод.
Джинджер остолбенела. Взгляд ее описал круг и канул вниз, где уткнулся в Гаспода, лениво чешущего ухо.
– Гав? – поднял голову пес.
– Этот пес и впрямь говорит… – начала Джинджер, указывая на него дрожащим пальцем.
– Знаю, – сказал Виктор. – Это значит, ты ему понравилась.
Он немного отодвинулся. По склону холма карабкался еще один светлячок.
– Ты не одна? – спросил он.
– Я? – Джинджер обернулась за спину.
За близкой вспышкой света последовал треск сухих веток, и из мрака возник Достабль, за которым устрашающей темной тенью тащился Детрит.
– Ага! – воскликнул Достабль. – Попались, голубки!
Виктор смотрел на него в недоумении.
– Голубки? – спросил он.
– Голубки? – переспросила Джинджер.
– Я ищу вас повсюду, – сообщил Достабль. – А потом кто-то сказал, что видел, как вы отправились в сторону холма. Романтично, романтично. Можно будет из этого какой-нибудь прок извлечь. Для афиши – самый смак. Ну, ладно. – Он обнял обоих за плечи. – А теперь – пора.
– Куда еще пора? – спросил Виктор.
– Прямо с утра начинаем, – сказал Достабль.
– Но Зильберкит, помнится, сказал, что в этом городе мне работы больше не видать… – начал Виктор.
Достабль открыл было рот, но запнулся и несколько секунд молчал.
– Да, да… Только я решил дать тебе возможность попытать счастье еще один раз. – Голос его звучал непривычно взвешенно и осторожно. – Да. Еще один шанс. Просто вы молодые. Своевольные. Сам когда-то был таким. Вот я и сказал себе: «Достабль, надо ведь дать парню еще один шанс, даже если этим ты сам себя без ножа режешь». Платить, разумеется, буду меньше. Доллар в день – идет?