– Верблюд. Мы смогли найти только одного верблюда.
– Но у меня же здесь десятки парней с простынями на головах дожидаются верблюдов! – завопил Достабль, размахивая руками. – Найди мне стадо верблюдов – и немедленно!
– Одного верблюда мы привели потому, что он во всем Голывуде единственный верблюд. Какой-то парень приехал сюда на нем из самого Клатча, – невозмутимо объяснил юнец.
– Так заказали бы верблюдов в другом месте! – крикнул Достабль.
– Господин Зильберкит запретил.
Достабль зарычал.
– А знаешь, – с энтузиазмом предложил юнец, – можно ведь гонять его туда-сюда, и зрители подумают, что у нас не один верблюд, а целое стадо.
– А можно сделать по-другому, – встрял Виктор. – Верблюда пропускаем перед ящиком для картинок, рукоятор останавливает демонов, затем отводим верблюда назад, сажаем на него другого всадника, повторно запускаем ящик и еще раз пропускаем перед ним верблюда. Ведь получится, а?
Достабль смотрел на него открыв рот.
– Ну, что я вам говорил?! – возопил он, обращаясь главным образом к небесам. – Этот парень – гений. Итак, мы получаем сотню верблюдов, а платим всего за одного!
– Но разбойники пустыни не ездят гуськом, – заметил юнец. – Набегом тут как-то и не пахнет.
– Да, да, конечно, – отмахнулся Достабль. – Очень дельное замечание. Значит, так. Перед самым набегом поставим карточку со словами предводителя. И он скажет… скажет… – Достабль на секунду задумался. – Скажет что-нибудь вроде: «Следуйте за мной гуськом, бваны, чтобы сбить с толку ненавистных врагов». А? Как вам?
Он взглянул на Виктора.
– Кстати, познакомься, это мой племянник Солл. Сообразительный парнишка. Даже в школу чуть не поступил. Я его вчера сюда привез. Теперь он – вице-президент по созданию картинок.
Солл и Виктор кивнули друг другу.
– По-моему, дядя, «бваны» – не самое подходящее слово, – сказал Солл.
– Очень звучное клатчское слово.
– Ну, вообще-то, да, но, по-моему, оно из другой части Клатча. Может, лучше заменим его на «эффенди» или еще на что.
– Поступай как хочешь. Главное, чтобы звучало по-иностранному, – сказал Достабль тоном, указывающим, что разговор окончен.
Он похлопал Виктора по спине.
– Давай, парень, надевай костюм. – Он довольно хохотнул. – Сотня верблюдов! Вот это ум!
– Прошу прощения, господин Достабль, – подал голос художник, нерешительно топтавшийся около них. – Мне вот здесь кое-что непонятно…
Достабль выхватил у него свой клочок бумаги:
– Где именно?
– Там, где говорится про госпожу де Грехх…
– Что тут может быть не ясно?! – зарычал Достабль. – Нам надо создать экзотическую, захватывающую и очень древнюю историю любви, происшедшую в напичканном пирамидами Клатче, – так? А значит, следует использовать символ загадочного и непостижимого континента – что здесь непонятного? Неужели все нужно разжевывать?
– Просто я подумал… – начал художник.
– Лучше просто сделай!
Художник посмотрел на листок бумаги.
– «Ее лицо напоминает лицо Свинксы…» – прочел он.
– Ну да, – сказал Достабль. – Все верно.
– Я думал, может, имеется в виду Сфинкс…
– Вы только послушайте этого человека! – снова воззвал Достабль к небесам. Он яростно обернулся к художнику. – Она что, похожа на мужчину? Он – Свинкс, она – Свинкса. А теперь давай принимайся за дело. Мне нужно, чтобы завтра с утра город был заклеен этими афишами.
Художник послал Виктору мученический взгляд. Такой взгляд рано или поздно приобретали все люди, которым посчастливилось работать с Достаблем.
– Слушаюсь, господин Достабль, – покорно ответил художник.
– Ладно, – Достабль повернулся к Виктору. – Ты почему еще не в костюме?
Виктор быстро нырнул в палатку, где маленькая старушка[10] с фигурой, похожей на деревенский каравай хлеба, помогла ему облачиться в костюм, сделанный, по всей видимости, из простыней, которые неумело выкрасили в черный цвет, хотя – если принять во внимание состояние прачечных в Голывуде – ими вполне могли оказаться простыни, снятые с любой голывудской кровати. В завершение Виктору был вручен кривой меч.
– А почему он изогнут? – спросил Виктор.
– Думаю, так ему положено, милый, – с некоторым сомнением ответила пожилая женщина.
– Я всю жизнь думал, что мечи должны быть прямые, – заметил Виктор.
Было слышно, как за стенками палатки Достабль вопрошает небеса, отчего вокруг него одни тупицы.
– Может, они поначалу прямые, а потом со временем гнутся, – сказала старушка, похлопав его по руке. – Такое со многими бывает.
Она ласково улыбнулась Виктору.
– Если я тебе больше не нужна, дружок, пойду-ка помогу той молодой барышне – а то вокруг множество гномов, известных любителей подглядывать.
И она заковыляла к выходу. Тут же из соседней палатки донеслось металлическое звяканье вперемежку с громкими жалобами Джинджер.
Виктор сделал несколько пробных взмахов мечом.
Гаспод смотрел на него, свесив голову набок.
– И кого ты должен изображать? – спросил он наконец.
– Предводителя банды пустынных разбойников, – ответил Виктор. – Романтичного и неудержимого.
– А его надо удерживать?
– Судя по моим репликам, не помешало бы. Слушай, Гаспод, а что ты имел в виду, когда сказал, что Достабля «крепко прихватило»?
Пес вонзил зубы в лапу.
– Ты в глаза ему посмотри, – предложил он. – Они еще хуже, чем у тебя.
– У меня? А что у меня с глазами?
Тролль Детрит просунул голову сквозь полог палатки.
– Господин Достабль передал, что очень тебя хочет.
– У меня что-то неладно с глазами?
– Гав.
– Господин Достабль передал… – опять начал Детрит.
– Ладно, ладно! Иду!
Виктор покинул палатку в ту же минуту, как Джинджер вышла из своей. Он зажмурился.
– Ох, извини, пожалуйста, – смешался он. – Я вернусь и подожду, пока ты оденешься.
– Я одета.
– Господин Достабль передал… – раздался за ними голос Детрита.
– Пошли, – сказала Джинджер, хватая его за руку. – Нас все ждут.
– Но ты… у тебя… – Виктор попытался опустить глаза, но стало только хуже. – У тебя в алмазе пупок, – решился выговорить он.
– К этому я уже притерпелась, – сказала Джинджер, поводя плечами, чтобы весь наряд сидел ровнее. – А вот эти две крышки от кастрюль ужасно мешают. Начинаешь понимать, какие муки претерпевают в гаремах бедные девушки.
– И ты действительно готова появиться перед людьми в таком виде? – спросил пораженный Виктор.
– А что тут такого? Это же картинка! Все понарошку. Да и вообще, другие девушки за десять долларов в день готовы на куда большее!
– Девять, – поправил Гаспод, следуя по пятам за Виктором.
– Так, народ, все сюда! – прокричал в мегафон Достабль. – Сыны Пустыни, сюда, пожалуйста. Рабыни… где рабыни? Так. Рукояторы?..
– Никогда не видела столько людей в одной картине, – шепнула Джинджер. – Она, наверное, больше сотни долларов стоит!
Виктор разглядывал Сынов Пустыни. Похоже было, что Достабль зашел в заведение Боргля и нанял человек двадцать ближайших к двери посетителей – нимало не заботясь о том, насколько их происхождение соответствует роли, – и каждому сообщил свое представление о головных уборах пустынных разбойников. Были здесь троллеязычные Сыны Пустыни – Утес узнал его и помахал рукой, – гномоговорящие Сыны Пустыни, а в конце вереницы, яростно почесываясь, шаркал маленький, заросший шерстью бессловесный Сын Пустыни в тюрбане, съехавшем до самых лап.
– …Значит, так, быстро хватаешь, околдовываешься ее красотой, а потом перекидываешь девушку через свою, понимаешь, луку, – распугал его мысли рев Достабля.
Виктор лихорадочно повторил про себя то, что успел расслышать.
– Через что перекидываю?
– Это такая часть седла, – прошипела Джинджер.
– О!..
– После чего уносишься в мрак ночи. Следом за тобой уносятся другие Сыны, распевая ликующую песнь пустынных разбойников…
– Никто их не услышит, – услужливо сообщил Солл. – Но если они будут открывать и закрывать рты, это поможет создать, ну, знаете, атмо… в общем…сферу.
– Но ведь сейчас-то не ночь, – сказала Джинджер. – Еще только утро.
Достабль вытаращился на нее.
Разинул, захлопнул и снова открыл рот.
– Солл! – крикнул он.
– Мы не можем делать клик ночью, дядя, – поспешно сказал Солл. – Демоны ничего не увидят. Может, поставим перед началом сцены карточку «Ночь» и…
– Это уже не магия движущихся картинок! – осадил его Достабль. – Это просто полусырая стряпня!
– Извините, – сказал Виктор. – Прошу прощения, что вмешиваюсь, но ведь это не имеет значения – разве демоны не могут нарисовать черное небо и звезды на нем?
Все на миг остолбенели. Достабль оглянулся на Бригадира.
– Не выйдет, – сказал тот. – Они то, что видят, нарисовать толком не могут, обязательно что-нибудь перепутают. Представляю, как они изобразят то, чего не видят…
Достабль почесал нос:
– Я, пожалуй, готов с ними договориться.
Рукоятор пожал плечами:
– Ты не понял, господин Достабль. На что им деньги? Они их просто съедят. Стоит только приказать им рисовать то, чего здесь нет, и ждите…
– А может, представим все так, что дело происходит в полнолуние? И светит ну очень полная луна? – предложила Джинджер.
– Хорошо придумано, – сказал Достабль. – Мы поставим карточку, на которой Виктор говорит Джинджер: «Какая яркая сегодня луна, бвана!»
– Давайте попробуем, – дипломатично ответил Солл.
Наступил полдень. Голывудский холм млел под солнцем, что обсосанный желтый леденец. Рукояторы вращали ручки, взад и вперед с восторженным рвением носилась толпа статистов. Достабль клял всех по очереди. Была снята первая в истории кинематографии картинка, где три гнома, четыре человека, два тролля и одна собака едут на одном верблюде, причем все до одного в ужасе кричат, чтобы он остановился.