– Он хочет, чтобы ты бросил ему палку, – сказал Виктор.
– И что будет?
– Он принесет ее обратно.
– Одного я не пойму, – проговорил Гаспод, когда Виктор, подобрав палку, запустил ее подальше. Лэдди полетел следом за ней. – Не пойму, как так получилось, что мы произошли от волков. Возьмем среднего нормального волка. Это ведь продувная бестия, понимаешь, о чем я? Полон хитрости и коварства. Рыщет себе по вечной мерзлоте, ищет, кого бы пожрать следующим, и находит. Вот что такое волк.
Гаспод с тоской поглядел на гряду синеющих вдали гор.
– А всего каких-нибудь десять-двенадцать поколений спустя мы получаем этакого ласкового Шарика – с влажным носом, блестящими глазками, лоснящейся шкуркой и мозгами, как у оглушенной трески.
– А ты, значит, не такой? – поинтересовался Виктор.
Лэдди, обвеваемый песчаным смерчем, подлетел к нему и положил к его ногам мокрую палку. Виктор взял ее в руки и повторил бросок. Лэдди умчался прочь, захлебываясь ликующим тявканьем.
– Да нет, в принципе, – ответил Гаспод, прохаживаясь взад-вперед криволапой походкой. – Но я слежу за собой. В этом мире живут по закону «либо ты, либо тебя». Думаешь, какой-нибудь Шарик протянет в Анк-Морпорке дольше пяти минут? Да он там даже гавкнуть не успеет, как из него уже три пары меховых рукавиц сделают и что-нибудь жарено-хрустящее № 27, подаваемое в ближайшей клатчской забегаловке.
Виктор швырнул палку в третий раз.
– Слушай, – сказал он, – а кто этот Гаспод, в честь которого тебя назвали?
– Ты что же, никогда не слышал о нем?
– Нет.
– Ну ты даешь…
– По крайней мере, это пес?
– А кто же еще? Ладно, тогда расскажу. Случилось это много лет назад. В Анке некогда жил один мужик, и вот в один прекрасный день он протянул ноги. А принадлежал он к какой-то секте, в которой было принято человека после смерти в землю закапывать. Положили его, значит, в могилу, а у парня этого пес был…
– По кличке Гаспод?
– Ага. И пес этот был ему как бы вместо товарища. В общем, после того как хозяина похоронили, пес этот на могиле остался – лежал там и выл несколько недель. Рычал на всякого, кто близко подойдет. Там же и издох.
Виктор, поднявший принесенную Лэдди палку, покачал головой.
– Грустная история, – сказал он и швырнул палку.
Лэдди вслед за палкой улетел в мелкий кустарник, начинавшийся у склона холма.
– Очень грустная. Эта притча якобы рассказывает о глубокой, непреходящей преданности собаки своему хозяину, – презрительно ответил Гаспод, как будто выплевывая слова.
– Но ты, конечно, в эту притчу не веришь?
– Как тебе сказать… В одно я верю. В то, что, если собаке хвост надгробной плитой прищемить, она никуда не уйдет с могилы. Будет там сидеть и выть до самой своей кончины.
Из кустов донесся бешеный лай.
– Ничего страшного, – сказал Гаспод. – Наверное, камень какой нашел, вот и лает.
На самом же деле Лэдди нашел Джинджер.
Библиотекарь целеустремленно продвигался по темным анфиладам библиотеки Незримого Университета. Спустившись по ступенькам, он наконец вошел в спецхранилище.
Почти все книги в университетской библиотеке, будучи по определению связаны с магией, заслуженно считались весьма опасными. Некоторые из этих книг были прикованы к стеллажам цепями, чтобы не убегали с полок.
Что же до нижних уровней библиотеки…
…Там хранились самые опасные особи. Книги-бунтари, то есть те, чье поведение и самое содержание способно было взбунтовать всю полку, а то и целый зал. Книги-каннибалы, которые, оставшись на ночь с беззащитными собратьями, наутро выглядели значительно толще и наглее, тогда как пара других книг бесследно исчезала. Книги, один взгляд в которые способен был превратить ваш незащищенный мозг в плесневелый сыр. И наконец, там размещались книги, которые не просто были связаны с магией, но воплощали эту самую магию своими страницами.
Вокруг магии традиционно ходит множество невероятных домыслов. Люди рассказывают о волшебных гармониках, космическом равновесии, единорогах. Но к подлинной магии вся эта болтовня имеет такое же отношение, каковое имеет тряпичная кукла к театру Шекспира.
Ибо подлинная магия – это рука с ленточной пилой, это искра в бочонке с порохом; искривление пространства, забрасывающее вас прямиком в сердце звезды; пылающий меч, разрубающий вас до… в общем, совсем разрубающий. Чем ввязываться в игры с магией, уж лучше попробуйте жонглировать факелами в котле с дегтем или попытайтесь остановить своим телом тысячу слонов.
По крайней мере, так обычно говорят волшебники. Неудивительно, что они дерут такие дикие деньги, когда вдруг человеку понадобится магическая помощь.
Но здесь, в туннелях подземелья, уже не спрячешься за амулеты, остроконечные шляпы и расшитые звездами мантии. Тут разговор был короток: либо ты, либо тебя. Если тебя, то ты попал.
Библиотекарь упорно двигался к своей цели, не обращая внимания на звуки, что доносились сквозь забранные огромными засовами двери. Пару раз двери содрогались от ударов изнутри чего-то весьма увесистого.
И шум, непрестанное шуршание…
Орангутан остановился перед дверью, сделанной не из дерева, но из камня и со смещенным центром тяжести, – легко открываясь снаружи, изнутри она держала самый немилосердный натиск.
Перед дверью орангутан немного помедлил, после чего сунул лапу в небольшую нишу и извлек оттуда железную маску и очки с дымчатыми стеклами. Следующей мерой защиты стали массивные кожаные перчатки, оснащенные железными ловушками. Здесь же был наготове факел из промасленного тряпья. Библиотекарь запалил его от язычка пламени одного из установленных в туннеле светильников.
Ключ лежал у задней стенки ниши.
Библиотекарь глубоко вздохнул и нащупал ключ.
Каждая из магических книг обладает своим неповторимым характером. Октаво – чопорный и повелительный, «Гримуар Крутой Потехи» славится убийственными шуточками, а «Прелести Тантрического Секса» надлежит хранить в ванне, наполненной ледяной водой. Библиотекарь, зная об этих особенностях, всегда учитывал их в своей работе.
Но особенность этой книги была совершенно иного рода. Как правило, до людей доходит лишь подержанная, прошедшая через десятки рук копия, относящаяся к реальности в той же мере, в какой картина, изображающая взрыв, относится… скажем, к самому взрыву. То была книга, пропитавшаяся насквозь черным, как беспримесный графит, злом, составлявшим суть ее содержания.
Название ее крупными буквами было высечено над дверью – на случай, если какой-нибудь человек или органгутан его вдруг забудет.
НЕКРОТЕЛИКОМНИКОН.
Он вставил ключ в замок и вознес молитву богам.
– У-ук! – истово промолвил он. – У-ук!
Дверь распахнулась.
В непроглядной тьме еле слышно звякнула цепь.
– Она еще дышит, – проговорил Виктор.
Лэдди скакал по кругу, захлебываясь от лая.
– Слушай, может, тебе имеет смысл расстегнуть ее одежду… Э-э… Так, просто мысли вслух, – спешно поправился Гаспод. – И нечего на меня так смотреть. Я обычный пес, мне откуда знать, что нужно делать?
– На первый взгляд все в порядке, но… Посмотри на ее руки, – указал Виктор. – Чем она тут занималась?
– Пыталась открыть вон те двери, – ответил Гаспод.
– Какие еще двери?!
– Вон те.
Склон холма куда-то подевался. Над песками вздымались теперь массивные бастионы каменной кладки; там и сям торчали древние колонны, похожие на подвергнутые флюоризации зубы.
Между двумя такими колоннами начинался сводчатый коридор. Бледно-серые двери, ведущие в него, были сделаны то ли из камня, то ли из дуба, который по прошествии лет перестал уступать камню в прочности. Одна из дверей была немного приоткрыта, однако открыть ее полностью помешал песок, на котором остались две глубокие борозды. Джинджер пыталась в одиночку справиться с огромной дверью.
– Глупо. Жара жуткая, а она тут двери открывает… – только и смог сказать Виктор.
Он перевел взгляд на море, затем покосился на Гаспода.
Лэдди вскарабкался на песчаную горку и принялся облаивать расщелину между дверями.
– Что это с ним? – спросил Виктор. Внезапно по спине у него побежали мурашки. – Ты смотри, у него аж шерсть дыбом стоит. Может, им овладело это ваше таинственное животное предчувствие чего-то недоброго?
– Сейчас его понос со страху охватит, вот и все, – ответил Гаспод. – Лэдди, место!
Послышался жалобный визг. Лэдди отскочил от дверей, кубарем скатился по склону песчаного холмика, но, поднявшись на лапы, снова зашелся в яростном лае. Теперь в его лае звучало подлинное негодование – так облаивают загнанную на дерево кошку.
Виктор потянулся и потрогал дверь рукой.
Несмотря на вечный голывудский зной, дверь отдавала холодком. И едва заметно вибрировала.
Виктор пробежал по ее поверхности пальцами. На двери явно что-то было написано, только буквы с годами стерлись.
– Странная дверь… – проговорил за его спиной Гаспод. – Если хочешь знать мое мнение, очень непростая дверь, необычная такая, видишь ли, она… – он глубоко вздохнул, – предвещает.
– Как это? Предвещает что?
– А разве обязательно нужно что-то предвещать? – хмыкнул Гаспод. – Достаточно просто предвещать – это уже плохо, можешь мне поверить.
– Очень большая дверь, – заметил Виктор. – Такие обычно в храмах ставят. Но зачем Джинджер понадобилось ее открывать?
– Неизвестно куда подевался целый склон, а на его месте появилась таинственная дверь, – пробормотал Гаспод, недоверчиво поводя мордой. – Это точно предвещает. Ладно, пошли отсюда куда-нибудь подальше, там все и обдумаем.
Из груди Джинджер вырвался протяжный стон. Виктор опустился на колени.
– Она что-то сказала?
– Понятия не имею, – пожал плечами Гаспод.
– Мне послышалось: «Ах, поставьте меня…»
– С ума сойти, – невозмутимо отозвался Гаспод. – Должно быть, ты прав, ей солнцем голову напекло.
– Действительно, лоб у нее горячий.