Виктор сунул под тело девушки руки и, чуть пошатнувшись, поднялся на ноги.
– Надо идти, – решил он. – Попробуем спуститься в город, а то скоро начнет темнеть.
Он последний раз окинул взглядом низкорослые деревца. Здесь как раз пролегала ложбина, значит, должна выпадать обильная роса – почему тогда растительность такая чахлая?
– А знаешь, я здесь, кажется, уже был, – сказал он. – Точно, мы здесь ставили наш первый клик. Тогда я и познакомился с Джинджер.
– Очень романтично, – отозвался Гаспод, который успел уже отойти на довольно приличное расстояние. Лэдди радостно прыгал вокруг него. – Если из этой двери вылезет какая-нибудь тварь, можешь звать ее Нашим Монстром.
– Эй! Да подожди же!
– Ногами шевели.
– Слушай, а как ты думаешь, куда я должен был ее поставить?
– Если б я знал…
Они ушли, и ложбину вновь заполнило безмолвие.
Вскоре солнце начало клониться к горизонту. Длинные косые лучи врезались в дверь, углубляя и удлиняя незаметные выбоинки в линии некоего рисунка, складывающегося, если поднапрячь воображение, в фигурку человека…
Человека, вооруженного мечом.
И с едва слышным шебуршанием снова потекла песчаная струйка. К полуночи дверь приотворилась по крайней мере на шестнадцатую часть дюйма.
Голывуд грезил.
И видел во сне свое пробуждение.
Рубина затушила в печи жар, перевернула скамьи на столешницы. Она готовила «Голубую Лаву» к закрытию. Оставалось задуть последнюю свечу, но троллиха решила задержаться перед зеркалом.
Он, как всегда, опять будет поджидать у выхода. До сих пор он не изменял этой привычке.
А сегодня целый вечер сидел в таверне и чему-то загадочно улыбался. Наверное, придумал что-то.
Рубина переговорила кое с кем из девушек, которые работали в кликах, и очередным дополнением к ее туалету помимо боа из перьев стала широкополая шляпка, украшенная какой-то ууграа – кажется, вишней. Девушки в один голос уверяли, что средство это безотказное, бьет наповал.
Беда Рубины была в том, что она, э-э, не умела отказывать. Испокон веков ни одна троллиха не могла устоять перед троллем, который походил на увенчанный яблоком монолит. Предательские инстинкты во весь голос орали Рубине, что эти длинные клыки и кривые ноги есть предел мечтаний любой молодой троллихи.
Конечно, нынче в моду входили другие тролли; такие, например, как Утес и Морри, которые умели отличить нож от вилки. Но все же было в Детрите нечто такое, что-то надежное. Может, то, как он опирался руками о землю при ходьбе…
А еще Рубине очень нравилось то, что она гораздо умнее своего избранника. Детрит мог служить иллюстрацией тупой непрошибаемости, что, надо признать, подкупало. Ничего не поделать, опять те же инстинкты – среди троллей интеллект никогда не считался признаком настоящей породы.
И потом, надо признать: перья всякие, шляпки, но ты вот-вот перевалишь за четырнадцатый десяток, и весу в тебе четыреста фунтов, что не есть модно.
Если б только он был чуть порешительнее.
По крайней мере в одном.
Может, стоит попробовать косметику, как советовали девушки из кликов?
Рубина вздохнула, задула лампу, открыла дверь на улицу и уткнулась носом прямо в какие-то корни.
Улицу перегораживало исполинское, невиданных размеров дерево. В Анк-Морпорке с деревьями давно проблемы, значит, его тащили из-за города. Немногие уцелевшие ветки вяло покачивались под дуновениями ночного ветерка.
А на необхватном стволе гордо восседал Детрит. Лицо его рассекала пополам широкая ухмылка.
– Па-бам! – воскликнул он, разводя руки.
Могучий вздох вырвался из груди Рубины. Как, оказывается, сложно быть романтичным троллем.
Библиотекарь всем весом навалился на непокорную страницу и приковал ее цепью. В отместку книга попыталась цапнуть его.
Характер книги определялся ее содержанием. В данном случае злоба и коварство налицо.
Эта книга содержала запретные знания.
Впрочем, «запретные» не совсем точное слово. Никто ничего запрещать не собирался. Ведь для того, чтобы запретить книгу, необходимо по меньшей мере знать, что именно ты запрещаешь, а знать было запрещено. Но эта книга содержала такие сведения, узнав которые вы бы сразу пожалели о том, что вообще что-то знаете[18].
Согласно известной легенде, любой смертный, прочитавший хотя бы несколько страниц оригинального Некротеликомникона, должен был тут же утратить разум и упасть замертво.
Легенду никто не оспаривал.
Та же легенда указывала, что издание снабжено иллюстрациями, при одном взгляде на которые у самого стойкого человека начнет течь из ушных раковин серое вещество.
Это тоже никто не пытался оспорить.
Однако не успокаиваясь на достигнутом, легенда далее гласила, что при одном лишь раскрытии Некротеликомникона плоть на руке человека должна тут же разложиться.
Правдив ли этот пункт или нет, никто точно сказать не мог, но звучало это достаточно отвратительно, чтобы предпринимать какие-то эксперименты.
Таким образом, вокруг Некротеликомникона ходило много слухов, однако ни в одном из них не упоминались орангутаны, которые, судя по всему, могли хоть драть эту книгу в мелкие кусочки, хоть глотать оттуда целые страницы. Лишь однажды после просмотра книги библиотекарь испытал легкий приступ мигрени, а в другой раз у него выступило легкое раздражение на коже. Однако рисковать тоже смысла не было.
Поправив дымчатые стекла забрала, орангутан заскользил темным пальцем по содержанию. По мере приближения пальца слова злобно ощетинивались и норовили цапнуть.
Время от времени библиотекарь подносил полоску похищенной мембраны к колеблющемуся пламени факела.
Над наскальной надписью хорошо поработали песок и ветер, но стереть полностью не смогли. Такие значки библиотекарь уже видел.
Отыскав нужную ссылку, библиотекарь попробовал открыть книгу на нужной странице. Некротеликомникон сопротивлялся. Пришлось пригрозить факелом.
Наконец библиотекарь впился глазами в текст.
Итак, старик Ахмед Просто-Голова-Болит говорил:
«…И на склоне того Холма была найдена Дверь, ведущая прочь из этого Мира, и люди Города заглянули Туда, не ведая, что за ужасные Напасти поджидают их в щелях вселенной…»
Коготь библиотекаря быстренько пробежался по значкам и перепрыгнул на следующий абзац.
«…И тогда Иные, прознав о Вратах Святого Леса, именуемого Голывудом, хлынули в этот Мир и заполонили его, и Помешательство помутило мировой Разум, и небеса померкли в Хаосе, и Город сгинул под поверхностью Моря, и люди стали что раки и рыбы, и немногим удалось спастись…»
Библиотекарь засопел. Взгляд, прыгая через абзацы, бежал к нужному месту.
«…Золотой Воин, и прогнал Он Демонов туда, откуда они пришли, и сказал: Там, Где Нашли Врата, Там И Я Пребуду Вовеки, Ибо Я Есмь Тот, Кто Послан Вам Голывудом Держать Взаперти Страшное Безумие. И они просили Его: Научи Нас, Как Нам Предать Врата Эти Развалинам, и Он отвечал им: Не Можно Это, Даже Не Пытайтесь, Но Я Стану Охранять Их Ради Вас. И они, поскольку не вчера родились, убоявшись Лекаря паче самого Недуга, вопрошали Его: А Какую Плату Возьмешь С Нас За То, Что Будешь Охранять Врата? И тогда Он начал расти, и возвысился, и стал ростом с дерево, и сказал: Не Хочу Другой Платы, Кроме Памяти Вашей, Ибо Пока Будете Помнить, Я Не Усну. Вспоминайте Голывуд По Три Раза На Дню, А Не Сделаете Так, Все Города В Мире Падут И Обратятся В Прах, И Все Пожрет Пожар, Равного Которому Не Видели Глаза Ваши. После чего Золотой Воин поднял золотой меч и пошел к Холму, и с тех пор и доныне он охраняет Врата Голывуда.
А люди говорили друг другу: Вот Забавно, Он Точь-В-Точь Мой Дядя Осберт…»
Библиотекарь перевернул страницу.
«Но нашлись между людьми люди и между зверьми – звери, в кого вселились голывудские чары. И проклятие сие передавалось из рода в род, и так прошло через множество поколений, и так пребудет, пока жрецы не лишатся Памяти и пока не заснет Золотой Страж. И ежели так случится, великое Горе придет в Мир…»
Библиотекарь оставил книгу в покое. Лязгнув переплетом, она захлопнулась.
Сам по себе рассказ был не нов. Ему приходилось уже читать нечто подобное – правда, в книгах значительно менее опасных, чем эта. По большому счету, своей версией этой легенды обладали все крупные города в долине Сто. Когда-то, в незапамятные времена, стоял на Диске огромный город, более великий размерами, чем сам Анк-Морпорк, если такое вообще возможно. И жители его сделали нечто поистине ужасное, чем осквернили даже не человечество и не богов, но саму природу вселенной. В наказание за это одной неспокойной ночью город был благополучно поглощен океаном. Выжили лишь единицы, чтобы донести до варваров, рассеянных по Диску, ремесла и искусства своей высокой цивилизации – такие, как ростовщичество и макраме.
Подобные легенды никогда не вызывают доверия. В сущности, то был один из характерных мифов, основанных на принципе «не пей, а то козленочком станешь», которые каждая умирающая цивилизация передает своим последователям. Однако тот же Анк-Морпорк, к примеру, все кругом считали городом до такой степени падшим, что он сделал почти полный оборот и вот-вот должен был начать опять падать сверху. И это не помешало Анк-Морпорку успешно избежать всяческих кар небесных. Впрочем, всегда существует вероятность, что кара таки свершилась, просто никто этого не заметил.
Поглощенный морем город мифы всегда помещали далеко-далеко – как во времени, так и в пространстве.
Никто не мог сказать, где он стоял и существовал ли на самом деле.
Библиотекарь вновь уставился на значки.
Они были ему очень знакомы. Ими были испещрены развалины Голывуда.
Целое полчище слонов проходило мимо подножия невысокого холма, на котором стоял Ажура. Телеги с припасами, точно потерявшие управление яхты, выписывали зигзаги между пыльными серыми тушами. Целая миля вельда превратилась в грязную, хлюпающую трясину, лишенную всякой растительности, – хотя, судя по витавшим там ароматам, с началом дождей здесь могла вырасти самая сочная зелень на всем Плоском мире.