– Поэтому мы и переселились сюда, – сказала Писк. – А Господин Топотун вместе с уткой решили спрятаться в дюнах.
Вдруг с соседнего забора на землю спрыгнул еще один кот. То было громадное, рыжего отлива животное, не успевшее причаститься к голывудской интеллектуальности. Он ошалело взирал на мышь, ведущую непринужденную беседу с котом.
Писк наступила коту на лапу.
– Ну-ка, прогони его, – велела она.
Кот остановил взгляд на пришельце.
– А ну исчез отсюда, – рявкнул он. – Ладно, ладно, иди своей дорогой, не обращай внимания. О боги, как это унизительно!..
– Не один ты мучаешься, – сказал Гаспод, когда кот-пришелец, непонимающе тряся головой, затрусил прочь. – Если б кое-кто из городских псов увидел, что я здесь с котом болтаю, со мной бы вообще перестали здороваться.
– Мы тут подумали, – сказал кот, нервно косясь на мышь, – и решили попытать счастья. В конце концов, кто сказал… э-э… кто сказал, что мы…
– Что мы не впишемся в движущиеся картинки, – закончила за него Писк. – А ты как считаешь?
– Что, решили поработать дуэтом? – осведомился Гаспод.
Кот и мышь кивнули.
– Забудьте, – посоветовал он. – Кто расстанется со своими деньгами, чтобы посмотреть, как кошка гоняется за мышкой? Собаками здесь да, интересуются, и то только такими, которые ноги хозяевам лижут. Но кошки-мышки здесь не пройдут. Можете мне поверить. Я о движущихся картинках все знаю.
– Тогда пусть твои двуногие разбираются побыстрее в происходящем, чтобы мы домой могли вернуться, – огрызнулась мышь. – Этот твой парень совсем ничего не делает. Абсолютно бесполезная особь.
– У парня сейчас любовь, – объяснил Гаспод. – Это штука заковыристая.
– Я знаю, что такое любовь, – сочувственно промолвил кот. – Это когда в тебя старыми башмаками швыряют и холодной водой с балконов обливают.
– Старыми башмаками? – хихикнула Мышь.
– Лично со мной, когда я влюблялся, обращались именно так, – хмуро проговорил кот.
– У людей все иначе, – туманно заметил Гаспод. – Башмаками никто не швыряет и водой не поливает. Но в ход идут цветы, а потом всякая грызня, брань… Ну и так далее.
Животные обменялись безрадостными взорами.
– Я наблюдала за ними немного, – вмешалась Писк. – Она считает его полным придурком.
– Это часть особого ритуала, – подтвердил Гаспод. – Роман называется.
Кот повел лопатками:
– Не, я предпочитаю башмак. Во всяком случае, иногда можно угадать, откуда он прилетит.
Мир впитывал в себя буйный дух Голывуда, текущий уже не струйкой, но потоком. Этот дух отравлял кровь людям, не щадил даже животных. Рукояторы вращали свои рукоятки, и дух прибывал. Плотники заколачивали гвозди, и Голывуд строился. Боргль заправлял им свой бульон; Голывуд проник в песок, растворялся в воздухе. Голывуд рос на глазах.
Он приближался к расцвету.
Достабль, или С.Р.Б.Н., как он нынче предпочитал называться, оторвал голову от подушки и начал всматриваться в темноту.
В голове у него полыхал город.
Судорожными движениями нащупав у изголовья кровати спички, он с нескольких попыток сумел зажечь свечу и наконец обнаружил перо.
Бумаги, правда, поблизости не было. А ведь он не уставал внушать своим приближенным, что бумага всегда должна находиться у изголовья его кровати – на случай, если его во время сна посетит какая-нибудь идея. Известно, что лучшие идеи обыкновенно наведываются в голову во сне.
По крайней мере, перо и чернила были под рукой.
Перед глазами мельтешили образы. Если не ухватить их сию же минуту, они уйдут навсегда.
Достабль зажал в кулаке перо и принялся черкать им по простыням.
Итак, Мущина и Женщина, Объятые Пламинем Страсти в Гораде, Расколатом Гаражданской Войной!
Перо с трудом прокладывало себе путь по шершавой поверхности материи.
Да! Да, вот оно!
Вот тут он задаст им жару – всем этим строителям пирамид из пластика и дворцов из картона. Он такое сделает, что на него всю жизнь будут оглядываться. Наступит время, кто-то напишет историю Голывуда, а на это все будут кивать и говорить: да, дескать, эта картинка – всем картинкам картинка.
Тролли! Дым сражений! Любовь и страсть! Мужчины с подкрученными усами! Наемники, охотники за удачей! И главное – женщина, которая борется за своего… за свою… Достабль чуть помешкал – за то, чтобы удержать при себе кого-то там, кого она полюбила, кто он такой, еще успеем придумать.
Перо заскрежетало, оставило кляксу, метнулось вперед и понеслось бешеным аллюром.
Брат ополчился на брата! Дамы в кринолиновых юбках хлещут мужчин по физиономиям! Могучий и знатный род приходит в упадок!
Огромный город объят пламенем. («Объят, – вписал он ремарку, – не страстью, а пламенем!»)
А что, если…
Он прикусил губу.
Правильно. В точку. Как он мечтал об этой минуте! Да, тысячу раз да!
Да – тысяче слонов!
(Позже Солл Достабль скажет ему:
– Клянусь богами, дядя, Анк-Морпоркская Гражданская война – это задумано гениально! Замечательный эпизод истории. Но проблема в другом. Историки говорят, что слонов они на той войне не заметили.
– Война была большая, – возражал ему Достабль. – За всем не уследишь.
– За тысячей слонов уж как-нибудь уследили бы!
– Так. Кто управляет студией?
– Но послушай…
– Нет, это ты послушай! – рявкнул Достабль. – Может, историки и не видели тысячу слонов, зато у нас с тобой эти слоны есть. Тысяча слонов – ближе к правде жизни, понял?!)
Бешеные каракули Достабля незаметно покрыли всю простыню; закончив самую нижнюю строку, он продолжил свой труд на деревянной спинке кровати.
О боги, вот это будет вещь! Это вам не уличные драки снимать. Здесь нужно будет задействовать весь штат рукояторов Голывуда.
Достабль оторвался от своей писанины, пыхтя от возбуждения и переутомления.
Картинка сложилась. Дальше можно было не продолжать.
Оставалось разве что придумать название. Оно должно быть хлестким. Таким, чтобы люди запоминали его с первого раза. В этом названии – он поковырял подбородок пером – должен быть намек на то, что, мол, великий катаклизм истории, словно карточные домики, в два счета порушит судьбы и чаяния простых смертных. Ага, катаклизм… Буря – образ что надо. Буря – это гром, это молния, это дождь, ветер…
Ветер! Вот оно, вот оно!
Он подполз к дальней кромке простыни и с величайшим старанием начертал:
Виктор долго пытался уснуть, ворочаясь на своем узком ложе. Мозг его, наполовину отключившись, легко пропускал через себя различные видения: здесь были гонки на колесницах, стремительно несущиеся пиратские суда, потом еще что-то, не подлежащее опознанию… Но все это вертелось вокруг какой-то ужасной твари, которая взбиралась на башню. Тварь была исполинской и очень мерзкой; нагло осклабившись, она взирала на мир с вызовом. Кричала какая-то девушка…
Виктор рывком сел в постели; по телу ручьями стекал пот.
Спустя пару минут он опустил ноги на пол и подошел к окну.
Над раскиданными у его подножия огоньками вздымался Голывудский холм, овеянный подсвеченной утренней дымкой. День, как всегда, обещал быть погожим.
Огромными, невидимыми, золотистыми волнами хлынули в город голывудские грезы.
Они и принесли в город Нечто.
Это нечто никогда, ни единого раза не видело снов. Оно вообще не знало, что такое сон.
Поднявшись с постели, Джинджер тоже рассматривала в окно холм, только вряд ли она его увидела. Смотря прямо перед собой, она подошла к дверям, спустилась по лестнице и ступила в предрассветный сумрак.
Пес, кот и мышь, укрывшиеся в тенях, проводили удаляющуюся по аллее Джинджер внимательными взглядами.
– Заметили, какие у нее были глаза? – спросил Гаспод.
– Они пылали! – проговорил кот. – Просто кошмар!
– Она собирается подняться на холм, – сказал Гаспод. – И мне это не нравится.
– А что тут такого? – удивилась Писк. – Она постоянно туда ходит. Каждую ночь бродит там с загадочным видом.
– Что?!
– Повторяю, каждую ночь. Но мы сочли, что у нее тоже этот, как его, романс.
– Да по одной ее походке видно, что тут что-то не то! – в отчаянии взвыл Гаспод. – Это вообще на походку не похоже, она не идет, а вышагивает. Словно повинуется какому-то внутреннему голосу, который подсказывает ей дорогу.
– И не смотри на меня так, – рявкнула в ответ Писк. – Насколько мне известно, между «вышагивать» и «ходить» почти никакой разницы.
– А ее лицо? Вы вообще куда смотрели?
– А что лицо? Такие лица у большинства людей. Все они ненормальные.
Гаспод перебирал в уме варианты. Вариантов почти что не было. Самый очевидный заключался в том, чтобы найти Виктора и немедленно тащить его сюда. Но этот вариант он забраковал. Именно такой выход выбрал бы Лэдди, который без человека шагу ступить не мог. Предполагается, что основная задача собаки, столкнувшейся с какой-то проблемой, состоит в том, чтобы придумать, как бы поскорее привести человека, который мигом все решит.
Гаспод быстрыми семенящими шажками догнал Джинджер и вцепился зубами в полу ночного халата. Однако девушка даже не замедлила движения, увлекая упирающегося пса за собой. Кот отвратительно захихикал.
– Э-эй, пора вставать! – рявкнул Гаспод, разжимая челюсти.
Джинджер шла не оборачиваясь.
– Ну что? – промяукал кот. – Видишь? Думают, что если они в картинки попали, то им теперь все можно.
– Я пойду за ней, – сказал Гаспод. – Нельзя порядочным девушкам ходить одним ночью.
– Вот в этом все собаки, – обратился кот к Писк. – Вечно к людям подлизываются. Помяни мое слово, свой алмазный ошейник и именную миску он получит.
– Тебе, котик, мех на твоей поганой шкуре стал мешать? – прорычал Гаспод, обнажая щербатые десны.
– Что за отношение?! – возмутился кот, презрительно задирая морду. – Пойдем, Писк. Наша мусорная свалка не лучшее место для существования, но помоями там обливают реже.