– Я – пожилой человек, – проговорил сзади скрипучий голос, – поэтому если кто-то загораживает мне то, что мне очень хочется разглядеть, этот кто-то может заработать удар по… м-м… незащищенной части тела.
Волшебники мигом расступились, пропуская вперед кресло-убийцу. Приняв ускорение, оно сумело остановиться, только заехав на край ковра, а по пути украсило синяками немереное количество лодыжек.
Челюсть Сдумса начала медленно отвисать.
Джинджер схватила Виктора за руку.
– Видишь ту группу толстых старичков в накладных бородах? Они так машут тебе, – произнесла она сквозь лучезарную улыбку.
– По-моему, это волшебники, – пробормотал он, улыбаясь ей в ответ.
– А один даже подпрыгивает в своей коляске и орет «Эге-гей!», «Так держать!» и «Молодцом!».
– Между прочим, это самый старый волшебник в мире, – сказал Виктор, делая ручкой одной полной даме, которая тут же схватилась за сердце.
– О боги! Представляю, что он выделывал лет пятьдесят назад.
– Ну, начнем с того, что ему тогда было восемьдесят [24]. Только не надо посылать ему воздушные поцелуи!
Толпа надрывалась, стремясь показать, как она довольна происходящим.
– По-моему, он очень милый.
– Прошу тебя, маши ручкой и улыбайся.
– Мне сейчас будет дурно! Ты видишь, сколько людей ждет, чтобы их нам представили?!
– Вижу, – спокойно сказал Виктор.
– Но все они – сливки общества!
– Прекрасно. Мы тоже сливки. Во всяком случае, у меня такое ощущение.
– Это еще почему?
– Потому что мы сейчас стали тем, кто мы есть. Помнишь, ты объясняла мне это у моря? Мы выросли настолько, насколько нам суждено было вырасти. И это именно то, чего ты хотела. Мы…
Он сбился с мысли.
Тролль, поставленный у дверей «Одиоза», помешкав, все же отдал им честь. Шлепок, с которым пальцы его стукнулись об ухо, на миг заглушил гомон толпы…
Гаспод стремительно удалялся прочь с места событий. Лэдди почтительно трусил следом. Ни Лэдди, выпрыгнувший из экипажа, ни вывалившийся оттуда Гаспод не произвели на толпу ни малейшего впечатления.
– Знаешь, мне совсем не улыбается провести ночку в какой-нибудь выгребной яме, – бурчал на ходу Гаспод. – Это большой город. Голывуд – совсем другое дело. Так что держись ко мне поближе, малыш, и тогда не пропадешь. Сначала заглянем к черному ходу «Реберного дома Харги». Там меня все знают. Договорились?
– Молодец Лэдди!
– Ага, – кивнул Гаспод.
– Ты обратила внимание, как он одет? – поинтересовался Виктор.
– Камзол из красного бархата с золотыми аксельбантами, – выговорила Джинджер краешком рта. – Но штаны ему все равно не помешали бы.
– Ну дела!.. – пробормотал Виктор.
Они прошествовали в залитое ослепительным светом фойе «Одиоза».
Безам постарался на славу. Тролли и гномы не зря трудились всю ночь напролет, наводя последний глянец.
Все было как полагается – портьеры из красного плюша, колонны, зеркала.
Пухлые херувимчики и вазы с фруктами, все покрытые ровной позолотой, встречались буквально на каждом шагу.
Такие же ощущения должны возникнуть у человека, угодившего вдруг в коробку дорогого шоколада.
Или окунувшегося в кошмар. Виктор уже был готов к тому, что вот-вот раздастся грохот прибоя и портьеры на глазах рассыплются в пыль.
– Ну и дела… – повторил он.
– Что с тобой стряслось? – процедила Джинджер, не отрывая взгляда от шеренги важнейших особ города, которые смиренно ожидали великой чести.
– Потерпи немного, сама поймешь, – сипло произнес Виктор. – Это ведь Голывуд! Голывуд, перенесенный в Анк-Морпорк!
– Допустим, но…
– Ты что, ничего не помнишь? А та ночь в холме? Перед тем как мы тебя разбудили?
– Нет, я же тебе говорила…
– Тогда потерпи – и все поймешь, – повторил Виктор, бросая взор на празднично оформленную дощечку на стене.
«Три сеанса в день!» – возвещала она.
Виктору вспомнились песчаные дюны, древние мифы и, разумеется, омары с клешнями.
Картография в Плоском мире не относится к числу точных наук. Люди, приступавшие к составлению карт, были движимы лучшими побуждениями, однако вскоре они забывали обо всем на свете и начинали увлекаться пускающими струи китами, чудовищами, волнами и другими заковыристыми мелочами картографического дела, отчего частенько страдали обычные, скучные горы и реки.
Аркканцлер поставил полную окурков пепельницу на непослушный, грозящий свернуться край и провел пальцем по шершавой поверхности карты.
– Не понимаю, почему здесь написано «Здесь обетают драконы», – сказал он. – Прямо посреди города. Ахинея какая-то.
– Скорей всего, имеется в виду Санаторий Госпожи Овнец Для Тяжело Больных Драконов, – рассеянно проговорил казначей.
– А здесь вот говорится: «Терра инкогнита», – продолжал аркканцлер. – К чему бы это?
Казначей вытянул шею:
– Ну, наверное, так куда интереснее, чем рисовать все эти капустные поля.
– А вот опять: «Здесь обетают драконы».
– Ну, это уже самые обычные враки.
Ороговевший палец аркканцлера продолжал скользить по карте. На секунду прервавшись, аркканцлер смахнул с карты следы мушиной деятельности.
– Да нету тут ничего, – пробормотал аркканцлер, вглядываясь в карту. – Море какое-то. И… – Он прищурился – Го-лы… Голывуд. Говорит тебе о чем-то?
– По-моему, это то самое место, куда перебрались алхимики.
– Ну-ну…
– Надеюсь, – медленно произнес казначей, – они это сделали не для того, чтобы втихомолку заняться там магией?
– Алхимики? Магией?!
– Виноват. Звучит, конечно, нелепо. Привратник мне тогда докладывал, что они затеяли какие-то показы… м-м… какой-то… то ли игры теней, то ли еще что-то придумали. Не помню. Куклы, что ли? Нет, не куклы, но что-то в этом духе. Картинки? Ну да. Я пропустил мимо ушей. Но… Алхимики… Нет, алхимики – нет! Вот, скажем, наемные убийцы… Воры… Даже, пожалуй, коммерсанты… о, коммерсанты, если захотят, могут быть такими ушлыми пронырами! Но алхимики?! Нет существа более неискушенного в жизни, более несобранного и благонамеренного…
Голос казначея затихал по мере того, как слова доходили до его мозга.
– Нет, нет… Не посмеют, ведь не посмеют?
– Так не посмеют или как?
Казначей издал сухой смешок.
– Не-е-ет… Не посмеют! Они же должны понимать, что, стоит нам прознать о какой-либо недозволенной возне с магией, мы обрушим на них всю силу…
Он снова осекся.
– Они никогда бы себе этого не позволили, – сказал казначей.
– Даже находясь так далеко от нас, – сказал казначей.
– Просто не посмеют, – сказал казначей.
– Игры с магией? Алхимики? – сказал казначей.
– Честно говоря, я никогда не доверял этим прохвостам! – взревел он. – О, это такой народ! У них ведь нет элементарного понятия о чести!
Вал толпы, хлынувший к окошку кассы, с каждой минутой становился все больше.
– Ты все карманы обыскал? – спросил завкафедрой.
– Все! – пробормотал декан.
– Проверь последний раз.
Платеж за различные виды услуг волшебники воспринимают как некую неприятность, которая происходит исключительно с другими людьми. Шляпа всегда служила им надежным средством платежа.
Пока декан лихорадочно рылся в карманах, заведующий кафедрой лучезарно улыбался девушке, сидящей за кассой.
– Заверяю вас, юная госпожа, – убеждал он, – перед вами самые настоящие волшебники!
– Ваши фальшивые бороды разглядит даже ребенок, – фыркнув, ответила девушка. – Нас так просто не надуешь. А ты вообще похож на мальчишку, который украл у своего папочки пальто и отправился погулять.
– Помилуйте!
– У меня два доллара и пятнадцать пенсов, – сообщил декан, выковыривая монеты из горсти пуха и каких-то неопределенных оккультных принадлежностей.
– Два в партере, пожалуйста, – сказала девушка, с суровым видом отрывая билеты.
Заведующий кафедрой проворно зажал их в кулак.
– Я беру Сдумса, – быстро проговорил он, поворачиваясь к коллегам. – А вы пока обойдите окрестности.
И он многозначительно пошевелил бровями вверх-вниз.
– Я, честно говоря, не понимаю… – начал было декан.
– В общем, простите, что оставляем вас сзади, – неистово гримасничая, продолжал заведующий кафедрой. – Вы пока походите вокруг.
– Слушай, это же были мои деньги… – забубнил декан, но профессор современного руносложения уже схватил его за локоть.
– Точно, мы, пожалуй, обойдем окрестности, – выразительно моргая, проговорил он. – Задним числом, это не такой уж плохой выход.
– Не понимаю, почему… – бурчал декан, когда его оттаскивали от кассы.
В волшебном зеркале аркканцлера клубились серые облака. Среди волшебников зеркала были достаточно широко распространены, но волшебники не часто прибегали к их помощи. Зеркала были слишком ненадежными и зачастую не показывали ничего, кроме серой мути. С ними было даже не побриться толком.
Однако аркканцлер проявил поразительные навыки в обращении с зеркалом.
– Через него очень удобно выслеживать дичь, – объяснил он. – Не приходится часами ползать по мокрым папоротникам. Не стесняйся, дружище, наливай. И мне тоже.
Облака заколыхались.
– Ничего не видно, – сказал аркканцлер. – Ахинея какая-то. Туман, потом вроде как вспыхнет что-то.
И аркканцлер закашлялся. А казначей вдруг начал склоняться к выводу, что, несмотря на свои манеры, аркканцлер весьма неглуп.
– А ты сам-то был когда-нибудь на этих кукло-тене-картинках? – спросил аркканцлер.
– Слуги что-то рассказывали… – отозвался казначей.
Чудакулли принял этот ответ как отрицательный.
– Тогда нам нужно самим на это взглянуть.
– Было бы замечательно, аркканцлер, – кротко промямлил казначей.
Всем зданиям, отведенным под просмотр движущихся картинок, свойствен один непреложный принцип, который выдерживается на всем пространстве множественной вселенной: гнусность архитектурного облика, который присущ задним дворикам этих зданий, должна быть обратно пропорциональна роскоши фасада. Спереди: колонны, аркады, золотая лепнина, яркий свет. Сзади: мрачные трубопроводы, безликие стены, зловонные аллеи.