– Морри с Утесом перекопали все развалины. Говорят, что нашли там кучу погребов и разных интересных штук… Но… Мне очень жаль.
– Понимаю…
– Может, стоит поставить им какой-нибудь памятник?
– Вот этого я бы делать не стал, – покачал головой Виктор. – У собак несколько иное отношение к памятникам. И потом, собачья смерть – это ведь типичный голывудский конец.
Джинджер обвела пальцем дырку от сучка в столешнице.
– Но теперь-то все кончено, – сказала она. – Ты же и сам это понимаешь, верно? Кончено и больше никогда не повторится.
– Да.
– Патриций и волшебники пресекут любые попытки возобновить производство кликов. Патриций на этот счет выразился очень жестко.
– Не думаю, чтобы кому-то еще взбрело в голову заниматься кликами. Но ведь вскоре все всё забудут…
– В каком смысле?
– Старые жрецы сделали из Голывуда некое подобие религии. О том, каким он был на самом деле, они начисто позабыли. Но так не годится. Не думаю, что нам нужны песнопения или костры. Главное – просто вспоминать Голывуд. И нам нужен человек, который бы действительно хорошо его помнил.
– Да уж, – усмехнулась Джинджер. – Вот тысячу слонов никогда бы не забыли.
– Вот именно, – рассмеялся Виктор. – Бедняга Достабль. Он их так и не дождался…
Джинджер покручивала на тарелке кусочек картофелины. И прокручивала в голове какую-то мысль, никак с картофелиной не связанную.
– Но все-таки это было здорово! – вырвалось у нее наконец. – Согласись, мы делали потрясающее дело!
– Согласен.
– И ведь людям нравилось то, что мы делали!
– Что верно, то верно, – мрачно произнес Виктор.
– Ты не понял. Я говорю о том, что мы принесли в этот мир нечто действительно великое…
– О да.
– Перестань, я же не о том… Стать богиней экрана – это не совсем то, что об этом теперь думают люди.
– Пожалуй.
– Но голывудской магии больше не существует, – вздохнула Джинджер.
– Полагаю, кое-что еще должно было остаться.
– И где же?
– Витает где-нибудь поблизости. Выискивает, куда бы приткнуться.
Джинджер разглядывала свой стакан.
– Какие у тебя теперь планы? – спросила она.
– Еще не знаю. А у тебя?
– Скорее всего, отправлюсь домой, к себе на ферму.
– Зачем?
– Понимаешь, Голывуд был чудом, которого я ждала. А в Анк-Морпорке не так много работы для женщин. Во всяком случае, той, которая бы подошла мне, – уточнила она. – Кстати, ко мне уже трижды сватались. И все три жениха были очень завидные.
– Трижды?! Но почему?
Джинджер нахмурилась:
– Ну, во-первых, я, знаешь ли, не такая уж уродина…
– Да я не это имел в виду! – поспешно вскричал Виктор.
– По-моему, дело здесь в том, что богатому торговцу лестно обзавестись знаменитой женой. Это то же самое, что обзавестись какой-нибудь дорогой побрякушкой.
Она потупила взор.
– Госпожа Космопилит у меня спрашивала, может, я уступлю ей хотя бы одного из трех, того, который не подойдет мне самой. Я ответила, что готова уступить всех троих.
– Когда я стою перед необходимостью выбора, то поступаю примерно так же, – сказал Виктор, просветлев лицом.
– Да? Знаешь, если это весь выбор, я вообще выбирать не хочу. И потом, о чем вообще можно мечтать, когда ты в своей жизни успела побыть самой собой, да еще такой большой и значительной?!
– Ни о чем, – подтвердил Виктор.
– Никто даже не представляет, что это за ощущение.
– Кроме нас.
– Да.
– Да.
Джинджер улыбнулась. И в первый раз за все время знакомства Виктор не увидел на ее лице следов раздражения, гнева, беспокойства и даже просто голывудской косметики.
– Выше нос, – сказала она. – Завтра будет еще один день.
Клик…
Сержант Колон, один из ночных стражей города Анк-Морпорка, был вынужден прервать свою мирную спячку, которой предавался в караульной башне над главными воротами города. Его разбудил какой-то далекий гром.
Весь горизонт, от края до края, заволокло облаком пыли. Некоторое время стражник внимательно изучал явление. Облако разрасталось, пока наконец не изрыгнуло темнокожего юношу, под седлом у которого был слон.
Слон выбежал на дорогу, ведущую к главным воротам, и грузно протопал к городской стене. Между тем от бдительного ока Колона не укрылось, что облако пыли, стелющееся вдоль горизонта, не только никуда не исчезло, но даже увеличилось в размерах.
Юноша поднес ко рту сложенные рупором ладони и прокричал:
– Кто-нибудь покажет мне дорогу на Голывуд?
– Насколько мне известно, никакого Голывуда больше не существует, – отозвался Колон.
Юноша, казалось, ненадолго задумался. Затем он опустил взгляд на лист бумаги, который держал в руке.
– Тогда где я могу найти господина С.Р.Б.Н. Достабля?
Сержант беззвучно повторил услышанные инициалы.
– А, ты про Себя-Режу говоришь? – сказал он. – Про Себя-Режу-Без-Ножа Достабля?
– Он здесь?
После этого вопроса сержант повернул голову и всмотрелся в ночной город.
– Сейчас пойду узнаю, – сказал он. – А кто его спрашивает?
– Мы доставили ему товар. Нал-плат.
– Налим-плотва? – попробовал отгадать и эту аббревиатуру Колон, не сводя глаз с угрожающе растущего облака. – Ты что же, рыбу ему гонишь?
– Нет, не рыбу.
Сквозь пыльное марево уже проступили могучие серые лбы. Столь же отчетливым стал тот неповторимый аромат, что всегда сопровождает слоновье стадо в тысячу голов, после того как оно несколько дней добывало себе пропитание в капустных полях.
– Обожди-ка здесь, – сказал стражник. – Я его сейчас доставлю.
Колон просунул голову в караульное помещение и расшевелил сонное тело, принадлежавшее капралу Шноббсу, составлявшему в данном случае вторую половину неусыпно-бдительного боевого отряда, бессменно несущего стражу у городских ворот.
– Чего там?
– Шнобби, ты сегодня утром Достабля видел?
– Видел, конечно. На Легкой улице. Купил у него «гигантскую чудо-сосиску».
– Он что, опять за старое взялся?
– А ему другого не остается. Всех своих денег он лишился. А что такое?
– Ты наружу-то выгляни – и все сам узнаешь, – благодушно посоветовал Колон.
Шноббс совету последовал.
– Это ведь… Слушай, да их здесь тысяча, не меньше, а, сержант?
– Ага. На мой взгляд, где-то тысяча.
– Вот и я сразу подумал – это же целая тысяча слонов.
– Там человек внизу. Говорит, их Достабль велел пригнать.
– Да ну? Он, стало быть, с размахом за свою «чудо-сосиску» взялся!
Колон посмотрел ему в глаза. Улыбка Шноббса была крайне недоброй.
– Эй, переставай, – взмолился капрал. – Дай я ему скажу. Ну пожалуйста!
Клик…
Томас Зильберкит, алхимик и потерпевший крах производитель кликов, поворошил содержимое тигля и о чем-то печально вздохнул.
В Голывуде были похоронены несметные сокровища – лишь бы нашлись желающие взяться за раскопки. Тогда как всем нежелающим, коих было подавляющее большинство, – а Зильберкит без колебаний причислял к ним и свою особу, – оставалось довольствоваться старыми проверенными-перепроверенными, или, выражаясь точнее, перепроверенными-и-многократно-забракованными, способами добывания денег. Поэтому Зильберкит возвратился домой и решил все начать сначала.
– Ну как, есть успехи? – спросил Крюкси, проникаясь сочувствием.
– Серебристый оттенок, – помявшись, ответил Зильберкит. – Но с металлическим отливом. И тяжелее свинца. А чтобы его произвести, нужно угрохать целую тонну руды. Удивительное дело, у меня действительно зародилось чувство, что на сей раз мы близки к открытию. Я был совершенно убежден, что мы стоим на пороге новой великой эры…
– Ну а с названием ты определился?
– Гм… Пока нет. Да и стоит ли его как-то называть? – спросил Зильберкит.
– Анкморпоркий? Зильберкитий? Не-свинец?
– Ерундений, – пробормотал Зильберкит. – Больше не стану на него время убивать. Займусь чем-нибудь дельным.
Крюкси пристально вгляделся в жаровню:
– Надеюсь, обойдемся без «бдыщ»?
Зильберкит смерил его испепеляющим взглядом:
– Взгляни на это месиво повнимательнее и еще раз подумай над тем, что сказал.
Клик…
В каменном мешке было темно как в могиле.
Могильная тьма стала уже привычной.
Гаспод чувствовал, как громоздятся над маленьким клочком пространства многотонные перекрытия. Чтобы это определить, не требовалось обладать чудодейственным собачьим чутьем.
Он рывком подтянул тело к пробившей крышу погреба колонне.
Лэдди тяжело приподнял морду, лизнул Гаспода в нос и издал тишайшее, угасающее тявканье.
– Молодец Лэдди… Молодец Гаспод…
– Умница Лэдди… – пробормотал Гаспод.
Лэдди раз-другой обмахнул хвостом камень. Затем какое-то время он скулил. Каждый новый звук отделяла от предыдущего все более долгая пауза.
Потом они услыхали слабое постукивание. Как если бы костью ударили о камень.
Гаспод навострил уши. К нему направлялась фигура, видимая в кромешной тьме лишь благодаря тому, что она всегда будет чернее любой заурядной черноты.
Он вскочил на все четыре лапы. На холке ощетинилась шерсть. Из пасти вырвалось рычание.
– Еще шаг, и я откушу тебе ногу, а потом похороню ее с почестями!
Скелетоподобные пальцы, промелькнув у Гаспода перед глазами, почесали ему загривок.
Из темноты донеслось затухающее тявканье:
– Молодчина Лэдди!
Гаспод со слезами на морде виновато улыбнулся Смерти.
– Он у нас трогательный… – сипло выдавил он.
– НЕ ЗНАЮ… Я С СОБАКАМИ КАК-ТО НЕ ОЧЕНЬ.
– Серьезно? А мне, если на то пошло, никогда не нравилась мысль о Смерти, – огрызнулся Гаспод. – Мы ведь умираем?
– ДА.
– Что ж, я не удивлен. Умирание – это лейтмотив всей моей биографии, – рассуждал Гаспод. – Я, правда, думал, что существует особая порода Смерти, отвечающая за собак. В виде, скажем, такого большого черного пса…
– НЕТ, – сказал Смерть.
– Забавно! – усмехнулся Гаспод. – Я-то слышал, что при каждой живности закреплен свой страхолюдный черный призрак, который должен забирать ее по окончании срока жизни. Только без обид! – предупредил он поспешно. – Ну, я и представлял себе это дело так, что, значит, подваливает к тебе эта черная псина и говорит: «Так и так, Гаспод, путь твой подошел к концу и прочее, сложи с плеч своих это тяжкое бремя, то-се и дуй за мной в страну бифштексов и отбивных».