Этот город походил на Анк-Морпорк больше, чем это когда-либо удавалось самому Анк-Морпорку.
Джинджер увели переодеваться в палатку прежде, чем Виктор улучил шанс с ней поговорить, а потом началась рисовка, и было уже слишком поздно.
В студии «Век Летучей Мыши» (теперь на вывеске буковками поменьше значилось: «Больше Звезд, Чем На Небесах»[20]) считалось, что производство клика должно быть в десять раз короче, чем сам клик. Со «Сдутыми шквалом» дело обстояло иначе. В нем были сражения. В нем были ночные сцены, и недовольные бесы рисовали при свете факелов. Гномы радостно трудились в шахте, из гипсовых стен которой выглядывали фальшивые золотые самородки размером с курицу – подобных шахт мир не видывал ни до, ни после этого. Поскольку Солл требовал, чтобы в кадре было видно, как шевелятся губы гномов, они распевали скабрезную версию песни «Хайхо-хайхо», которая обрела большую популярность среди гномьего населения Голывуда.
Возможно, Солл и знал, во что это все в итоге сложится. Виктор не знал. Он уже понял, что лучше всего и не пытаться уследить за сюжетом клика, в котором рисуешься; к тому же Солл снимал не только от конца к началу, но и от боков к середине. Разобраться в этом было невозможно – прямо как в настоящей жизни.
Когда же Виктору подвернулась возможность поговорить с Джинджер, за ними наблюдали двое рукояторов и все актеры, которым в тот момент нечего было делать.
– Так, народ, – сказал Солл. – Эта сцена происходит ближе к финалу, и в ней Виктор и Джинджер после стольких испытаний наконец-то встречаются, и он говорит ей… – Он взглянул на врученную ему большую черную табличку с репликой. – Ах да, он говорит: «Если честно, моя дорогая, я бы все отдал за порцию… отборных… свиных… ребрышек… Харги… в… специальном… соусе… карри…»
Голос Солла замедлился и осекся. Когда он наконец сделал вдох, создалось впечатление, что это всплыл на поверхность океана кит.
– Кто это НАПИСАЛ?
Один из художников боязливо поднял руку.
– Это господин Достабль велел, – поспешно объяснил он.
Солл перебрал большую стопку табличек, в которой содержалась большая часть реплик для клика. Губы его поджались. Он кивнул одному из ассистентов с планшетами и сказал:
– А сбегай-ка, пожалуйста, в контору и попроси моего дядюшку заглянуть сюда, если у него найдется лишняя минутка.
Потом Солл вытащил из стопки другую табличку и прочел:
– «По старой шахте я, конечно, скучаю, но если мне хочется настоящей деревенской еды, я всегда… заглядываю… в… Реберный… дом…» Понятно.
Он выдернул еще одну случайную табличку.
– Ага. Значит, последними словами раненого солдата-роялиста у нас будут «Что угодно отдал бы сейчас за специальное предложение «Ешь-пока-не-лопнешь-за-доллар» в… Реберном… доме… Харги… Мамочка!»
– По-моему, очень трогательно, – сказал у него за спиной Достабль. – У всех слезы на глаза навернутся, вот увидишь.
– Дядя… – начал Солл.
Достабль поднял руки.
– Я же сказал, что как-нибудь добуду деньги, – сказал он, – а Шем Харга даже поможет нам с едой для сцены с барбекю.
– Ты говорил, что не будешь править сценарий!
– А я и не правил, – невозмутимо возразил Достабль. – Разве же это правка? Я его только чуток подрихтовал. По-моему, стало гораздо лучше. К тому же по нынешним временам «Все-Что-Сможешь-Проглотить-За-Доллар» Шэма Харги – отличное предложение.
– Но действие клика-то происходит сотни лет назад! – завопил Солл.
– Ну-у, – протянул Достабль. – Кто-нибудь наверняка подумает «Интересно, а сотни лет спустя кормежка в “Реберном Доме Харги” все такая же вкусная?»…
– Да это же не движущиеся картинки. Это наглая коммерция!
– Уж надеюсь, – сказал Достабль. – А то у нас будут серьезные проблемы.
– Слушай меня внимательно, – угрожающе начал Солл.
Джинджер повернулась к Виктору.
– Можем мы где-нибудь поговорить? – прошептала она. – Только без твоего пса, – добавила она уже нормальным голосом. – Определенно без твоего пса.
– Ты хочешь поговорить со мной? – удивился Виктор.
– Ну, у нас же не было такой возможности, верно?
– Ну да. Точно. Гаспод, сидеть. Вот так, хороший песик.
При виде промелькнувшего на морде Гаспода неприкрытого отвращения Виктор испытал тихое удовлетворение.
Позади них набрал крейсерскую скорость бесконечный голывудский спор; Солл и С.Р.Б.Н. стояли нос к носу и ругались в кругу любопытствующих и забавляющихся работников.
– Я это терпеть не обязан, знаешь ли! Я могу уволиться!
– Нет, не можешь! Ты мой племянник! С должности племянника уволиться невозможно!..
Джинджер и Виктор присели на ступеньках особняка из холста и древесины. Их уединение было абсолютным. Никому и в голову бы не пришло следить за ними, когда всего в нескольких ярдах кипит такая ссора, что животик надорвешь.
– Э‑э, – сказала Джинджер. Ее пальцы бесконечно переплетались. Виктор не мог не заметить, что ногти у нее поломаны.
– Э‑э, – снова сказала она. Под слоем грима ее бледное лицо искажала мука. «Она не красавица, – подумалось Виктору, – но поверить в это непросто».
– Я, э‑э, не знаю, как бы это сказать, – выговорила наконец Джинджер, – но, э‑э, ты не знаешь, никто не замечал, что я хожу во сне?
– На холм? – спросил Виктор.
Она резко, по-змеиному, обернулась.
– Ты знаешь? Откуда ты знаешь? Ты что, шпионишь за мной? – рявкнула она. Это снова была прежняя Джинджер – сплошь огонь, яд и агрессивная паранойя.
– Лэдди нашел тебя… спящей вчера поздно днем, – сказал Виктор, откидывась назад.
– Днем?
– Да.
Джинджер прикрыла губы ладонями.
– Все хуже, чем я думала, – прошептала она. – Все становится хуже! Помнишь, как мы встретились на холме? Перед тем, как нас нашел Достабль и подумал, что мы там… милуемся… – Она залилась румянцем. – Так вот, я не знала даже, как там оказалась!
– И прошлой ночью ты туда вернулась, – сказал Виктор.
– Это тебе пес рассказал? – тоскливо спросила Джинджер.
– Да. Прости.
– Теперь так каждую ночь бывает, – простонала Джинджер. – Я точно знаю, потому что даже если просыпаюсь в постели, у меня весь пол в песке и ногти переломаны! Я хожу туда каждую ночь – и не знаю зачем.
– Ты пытаешься открыть дверь, – сказал Виктор. – Там обвалился склон холма, а под ним оказалась такая большая древняя дверь, и…
– Да видела я ее, но зачем?
– Ну, у меня есть парочка предположений, – осторожно признался Виктор.
– Так расскажи!
– Гм. Ты слышала когда-нибудь о таком явлении – гений места?
– Нет. – Она насупила брови. – Это кто-то очень умный?
– Это что-то вроде души места. Она может быть очень сильной. Ее можно сделать очень сильной – если достаточно долго поклоняться ей, любить ее или ненавидеть. И вот я думаю – не может ли дух места призывать к себе людей? И животных. Голывуд ведь необычное место, правда? Люди здесь ведут себя иначе. Во всем остальном мире самое важное – это боги, деньги или скот. Здесь самое важное – это быть знаменитым.
Джинджер ловила каждое его слово.
– Ну? – подтолкнула она его, а потом добавила: – Пока что все не так уж страшно.
– К страшному я подбираюсь.
– А‑а.
Виктор сглотнул. Его мозг кипел, точно суп. Полузабытые факты дразняще всплывали на поверхность и снова тонули. Когда-то сухие ветхие учителя в высоких ветхих аудиториях делились с ним скучными ветхими знаниями, которые неожиданно сделались жизненно необходимыми, и он отчаянно пытался их выловить.
– Но я не… – прохрипел Виктор. Он откашлялся. – Но я не уверен, что это на самом деле так, – выговорил он. – Это пришло не отсюда. Такое случается. Ты слышала про идеи, время которых настало?
– Да.
– Ну так вот, это смирные идеи. Бывают и другие, идеи, которые так полны энергии, что они и не дожидаются своего времени. Сумасбродные идеи. Беглые идеи. И беда в том, что когда возникает что-то подобное, возникает еще и дыра…
Виктор посмотрел на вежливое, пустое лицо Джинджер. Сравнения всплывали на поверхность супа, точно размокшие сухарики. Представь себе, что все миры, которые когда-либо существовали, в каком-то смысле прижимаются друг к другу, как ингредиенты в сэндвиче… как карты в колоде… как страницы в книге… как части сложенной простыни… и при некоторых условиях вещи могут не скользить по своему слою, а проникать в соседние… но открытие врат между мирами грозит страшными опасностями, например…
Например…
Например…
Например, какими?
Ответ вынырнул из глубин его памяти, точно внезапный кусочек подозрительного щупальца, обнаружившийся именно тогда, когда ты решил было, что паэлья съедобна.
– Возможно, что-то другое пытается пробиться сюда тем же путем, – предположил он. – В, э‑э, в небытии между слоями бытия водятся твари, которых я предпочел бы тебе не описывать.
– Ты их уже описал, – напряженно сказала Джинджер.
– И, э‑э, они, как правило, жаждут пробраться в реальный мир, и, возможно, они каким-то образом контактируют с тобой, когда ты спишь, и…
Виктор сдался. Выражение ее лица сделалось невыносимым.
– Я могу ошибаться, – быстро добавил он.
– Ты должен помешать мне открыть эту дверь, – прошептала она. – Я могу быть одной из Них.
– О, я так не думаю, – благородно заверил ее Виктор. – По-моему, у них обычно гораздо больше рук.
– Я пыталась оставить на полу кнопки, чтобы про-снуться, – сказала Джинджер.
– Жуть какая. И как, сработало?
– Нет. Утром они снова оказались в пакете. Наверное, я их все подобрала.
Виктор поджал губы.
– Это может быть добрым знаком, – сказал он.
– Почему?
– Если бы тебя призывали к себе, гм, неприятные создания, я не думаю, что им было бы какое-то дело до того, на что ты там наступаешь.
– Фу.
– Ты точно не знаешь, почему это с тобой происходит? – уточнил Виктор.