Он услышал, как Гаспод карабкается по камням.
– Может быть, может быть, – проворчал песик. – Похоже, пара плит уперлась друг в друга и оставила пустое место.
– И его хватит, чтобы протиснулся кто-нибудь маленький? – подбадривающе закончил Виктор.
– Я знал, что ты это скажешь, – сказал Гаспод.
Виктор услышал, как царапают по камням когти. Наконец до него донесся приглушенный голос:
– Какой-то проход тут есть… тесный только… зараза…
Наступила тишина.
– Гаспод? – встревоженно позвал Виктор.
– Все нормально. Я пролез. И вижу дверь.
– Отлично!
Виктор ощутил движение воздуха и услышал, как что-то царапается. Он осторожно вытянул руку и нащупал невероятно волосатое туловище.
– Лэдди пытается пролезть за тобой!
– Он же слишком большой. Он застрянет!
Послышалось собачье кряхтение, Лэдди яростно заработал лапами, обдав Виктора каменной крошкой, а потом торжествующе гавкнул.
– Хотя, конечно, он постройнее меня будет, – сказал, помолчав, Гаспод.
– Значит, так, вы двое бегите за помощью, – велел Виктор. – Э‑э. Мы здесь подождем.
Он услышал, как они убегают. Далекий лай Лэдди возвестил, что псы вырвались на свежий воздух.
Виктор уселся на пол.
– Нам остается только ждать, – сказал он.
– Мы под холмом, да? – спросила из темноты Джинджер.
– Да.
– Как мы здесь оказались?
– Я пришел следом за тобой.
– Я же просила, чтобы ты меня остановил.
– Да, но потом ты меня связала.
– Я этого не делала!
– Ты меня связала, – повторил Виктор. – А потом пришла сюда, и открыла дверь, и соорудила какой-то странный факел, и отправилась в… в глубину. Мне подумать страшно, что бы ты натворила, если бы я тебя не разбудил.
Повисло молчание.
– Я правда все это сделала? – неуверенно спросила Джинджер.
– Правда.
– Но я ничего не помню!
– Я тебе верю. Но ты это сделала.
– Что… что это вообще за место такое было?
Виктор заерзал в темноте, пытаясь устроиться поудобнее.
– Понятия не имею, – признался он. – Сначала я подумал, что это храм. Похоже, что в нем смотрели движущиеся картинки.
– Но ему же сотни лет!
– Подозреваю, что тысячи.
– Слушай, этого не может быть, – сказала Джинджер тихим голосом девушки, которая пытается оставаться здравомыслящей, в то время как безумие ломится в дверь с топором. – Алхимики придумали их всего несколько месяцев назад.
– Да. Есть повод задуматься.
Он потянулся к Джинджер. Она сидела напряженно, точно палку проглотила, и вздрогнула от его прикосновения.
– Здесь мы более-менее в безопасности, – добавил Виктор. – Гаспод скоро приведет помощь. Не бойся.
Он старался не думать о море, захлестывающем лестницу, и многоногих тварях, которые бегали по черному, словно полночь, полу. Он пытался выкинуть из головы мысли об осьминогах, неслышно ползающих по сиденьям в свете того живого, колышущегося экрана. Он силился забыть о зрителях, сидевших в темноте, пока где-то над ними проносились века. Быть может, они ждали, когда мимо пройдет женщина, продающая горячие сосиски и хлопнутые зерна.
Ему подумалось, что вся жизнь похожа на про-смотр клика. Только ты приходишь на него через десять минут после начала, а сюжет тебе никто не объясняет, поэтому тебе приходится расшифровывать его по отдельным намекам.
И тебе никогда, никогда не позволят остаться на второй сеанс.
В коридоре Университета мерцали свечи.
Казначей не считал себя храбрецом. Он был готов сойтись в схватке разве что со столбиком чисел, а подняться в иерархии Незримого Университета ему куда больше помогло умение обращаться с цифрами, чем магия. Но этого он так оставить не мог.
…вумм… вумм… вуммвуммвуммВУММВУММ.
Казначей укрылся за колонной и насчитал одиннадцать шариков. Из мешков вылетали маленькие фонтанчики песка. Интервал между извержениями шариков сократился уже до двух минут.
Казначей подбежал к груде мешков и начал их оттаскивать.
Реальность была неравномерной. Это знал каждый волшебник. В Плоском мире вообще не было мест, где она была хоть сколько-нибудь прочной. Кое-где она заметно истончилась. Только поэтому магия и работала. Риктор считал, что может вычислить изменения реальности, места, где реальное стремительно превращалось в нереальное. А каждый волшебник знал, что может случиться, если оно станет достаточно нереальным, чтобы образовалась дыра.
«Но, – думал казначей, неловко хватаясь за мешки, – для такого нужно огромное количество магии. Мы обязательно бы его заметили. Оно выделялось бы, как… ну, как огромное количество магии.
Я, должно быть, потратил уже как минимум пятьдесят секунд».
Он заглянул в обложенную мешками вазу.
«Ох».
А он-то надеялся, что ошибается.
Все шарики вылетали в одном и том же направлении. Полдюжины мешков покрылись дырками. А ведь Счетовод думал, что пара шариков в месяц уже означает опасное нарастание нереальности…
Казначей мысленно прочертил линию от вазы сквозь продырявленные мешки до дальнего конца коридора.
…вумм… вумм…
Он отшатнулся, но потом сообразил, что беспокоиться не о чем. Все шарики вылетали из хобота того декоративного слона, что был с другой стороны от него. Казначей расслабился.
…вумм… вумм…
Ваза яростно зашаталась из-за пробудившейся внутри нее машинерии. Казначей пододвинулся поближе. Да, из вазы определенно доносился шипящий звук, как будто воздух исходил из…
Одиннадцать шариков на огромной скорости врезались в мешки.
Согласно знаменитому принципу отдачи, ваза качнулась в обратном направлении. Вместо того чтобы врезаться в мешок с песком, она врезалась в казначея.
Миннннннь.
Казначей моргнул. Сделал шаг назад. И повалился.
Поскольку слабые, но амбициозные щупальца голывудских нарушений реальности дотянулись уже до самого Анк-Морпорка, вокруг головы казначея закружилась парочка синих пташек, пропела: «фьють-фьють-фьють» – и исчезла.
Гаспод лежал на песке и пыхтел. Лэдди плясал вокруг него и настоятельно лаял.
– Да мы и так уже на безопасном расстоянии, – выдавил Гаспод, поднялся и отряхнулся.
Лэдди невероятно фотогенично гавкнул.
– Ладно, ладно, – вздохнул Гаспод. – Предлагаю сначала позавтракать, потом немножко выспаться, а уж потом…
Лэдди снова гавкнул.
Гаспод вздохнул.
– Ну хорошо, – сказал он. – Будь по-твоему. Только помни, никакой благодарности ты не дождешься.
Лэдди унесся вдаль по песку. Гаспод неторопливо засеменил следом и весьма удивился, когда Лэдди вернулся, осторожно подхватил его зубами за шкирку и снова пустился бегом.
– Был бы я покрупнее, ты бы так со мной не обращался, – пожаловался Гаспод, раскачиваясь из стороны в сторону, а потом закричал: – Нет, не сюда! Так рано утром люди ни на что не годятся. Мы позовем троллей. Они еще не спят, и они мастера по части всяких там подземных штук. На следующем повороте направо. Нам нужны «Голубая глина» и… ой, блин.
Он внезапно осознал, что ему придется разговаривать.
У всех на виду.
Так оно и бывает: столько времени скрываешь, что обладаешь даром речи, а потом бабах – ты в центре внимания и тебе нужно говорить. А иначе юный Виктор и Кошатница будут вечно тлеть под землей. Малыш Лэдди посадит Гаспода к чьим-нибудь ногам, выжидающе посмотрит на него, и Гасподу придется объяснять. А потом его до конца дней будут считать каким-то капризом природы.
Лэдди пробежал по улице и занырнул в дымный дверной проем «Голубой глины», в которой было не протолкнуться. Он преодолел лабиринт похожих на древесные стволы ножищ, пронзительно тявкнул и уронил Гаспода на пол.
И выжидающе посмотрел на него.
Шум голосов оборвался.
– Енто кто, Лэдди? – спросил какой-то тролль. – Чего ему надо?
Гаспод, шатаясь, подошел к ближайшему троллю и вежливо потянул его за ржавую кольчугу.
– Прошу прощения, – сказал он.
– Он чертовски умный пес, – сказал второй тролль и, не глядя, отпихнул Гаспода ногой. – Я его вчера в клике видал. Он умеет притворяться мертвым и до пяти считать.
– Енто, значит, на два больше, чем ты умеешь. – Эту реплику встретили бурным смехом[22].
– Так, заткнитесь. Кажись, – сказал первый тролль, – он нам что-то сказать пытается.
– …прошу прощения.
– Вы поглядите, как он скачет и лает.
– Енто да. Я его видел в одном клике, он там помогал найти в пещере потерявшихся детей.
– …прошу прощения…
Один из троллей наморщил лоб:
– Чтобы съесть их, что ли?
– Нет, чтобы наружу вывести.
– Енто для барбекю, что ли?
– …прошу прощения…
Еще одна нога саданула Гасподу по его круглой голове.
– Может, он еще каких детей нашел. Смотрите, как он к двери и обратно бегает. Умнейший пес.
– Мы можем сходить посмотреть, – сказал первый тролль.
– Хорошая идея. А то я уж сто лет как чаю попил.
– Слушай, в Голывуде есть людей нельзя. Енто нам дурную славу создает! Кремниевая Лига по Защите Прав Троллей на тебя обрушится, как гора этих, прямоугольных, из которых дома строят.
– Ага, но нам за них могут какую-нибудь награду вручить.
– …ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ…
– Точно! И еще, если мы найдем пропавших детишек, енто поможет создать положительный образ тролля и поднимет наш престиж в обществе.
– А если не найдем, то можно ведь и пса съесть, верно?
Бар опустел; в нем остались только привычные дымные облака, чаны с расплавленными тролльими напитками, Рубина, неспешно соскребающая с кружек застывшую лаву, да маленький, усталый, побитый молью песик.
Маленький, усталый, побитый молью песик тяжело задумался над тем, в чем заключается разница между «выглядеть и вести себя как чудо-пес» и «просто быть чудо-псом».
А потом сказал:
– Вот же блин.
В детстве Виктор боялся тигров. Объяснять ему, что до ближайшего тигра три тысячи миль, было бесполезно. Он спрашивал: «А между ними и нами море есть?» Ему отвечали: «Нет, но…» И тогда он говорил: «Значит, нас разделяет только расстояние».