С темнотой было то же самое. Все жуткие темные места объединяла сама суть темноты. Темнота присутствует всегда и всюду, она просто ждет, когда погаснет свет. Прямо как Подземельные Измерения. Которые просто ждут, когда реальность прохудится.
Он крепко обнял Джинджер.
– Не нужно, – сказала она. – Я уже взяла себя в руки.
– А‑а, это хорошо, – неубедительно ответил он.
– Проблема в том, что и ты сделал то же самое.
Виктор расслабился.
– Ты замерз? – спросила Джинджер.
– Немножко. Здесь очень сыро.
– Это твои зубы стучат?
– А чьи еще? Нет, – поспешно добавил он, – даже не думай об этом.
– Знаешь, – сказала, помолчав, Джинджер, – я совсем не помню, как тебя связала. У меня и узлы-то плохо получаются.
– Эти получились неплохо, – заверил ее Виктор.
– Я помню только сон. Чей-то голос говорил мне, что я должна пробудить… спящего?
Виктор вспомнил облаченную в доспех фигуру на каменной плите.
– Ты его хорошо разглядела? – спросил он. – Как он выглядел?
– Сегодня – не знаю, – осторожно ответила Джинджер. – А вот во сне он всегда напоминал мне моего дядю Освальда.
Виктор подумал о мече, который был выше его ростом. Такой не отобьешь, он что угодно рассечет. Почему-то очень сложно было представить, что таким мечом может владеть кто-то похожий на человека по имени Освальд.
– А почему он напоминал тебе дядю Освальда? – спросил он.
– Потому что дядя Освальд так же неподвижно лежал. Понимаешь, я его только один раз видела. На его похоронах.
Виктор открыл рот – и услышал далекие, неясные голоса. Камни зашевелились. Чей-то голос, уже ближе, проворковал:
– Привет, детишки. Сюда, детишки.
– Это Скала! – воскликнула Джинджер.
– Я этот голос где угодно узнаю, – сказал Виктор. – Эй! Скала! Это я! Виктор!
Наступила тревожная пауза. Затем голос Скалы проревел:
– Это же мой друг Виктор!
– Енто, значит, нам нельзя его есть?
– Никто не будет есть моего друга Виктора! Мы откопаем его как можно скорее!
Раздался хруст. Потом другой тролль пожаловался:
– И они называют это известняком? В нем и вкуса-то никакого нет.
Шум продолжился. Третий голос спросил:
– Не понимаю, почему нам нельзя его съесть. Кто узнает-то?
– Ты некультурный тролль, – укорил его Скала. – О чем ты только думаешь? Будешь людей есть – все будут над тобой смеяться, скажут: «Какой глупый тролль, не знает, как вести себя в приличном обществе», перестанут платить тебе три доллара в день и отправят обратно в горы.
Виктор издал звук, который, как он надеялся, походил на легкомысленный смешок.
– Какие они забавные, правда? – сказал он.
– Умереть можно, – согласилась Джинджер.
– Конечно, все эти разговоры про поедание людей – просто бравада. Они этого почти никогда не делают. Тебе не стоит из-за этого беспокоиться.
– А я и не беспокоюсь. Я беспокоюсь из-за того, что постоянно куда-то хожу во сне и не понимаю почему. Ты говоришь, что я собиралась разбудить то спящее существо. Меня это пугает. Что-то пробралось ко мне в голову.
Тролли продолжали с грохотом оттаскивать камни.
– Вот что странно, – сказал Виктор. – Когда люди, э‑э, одержимы, то, что их, э‑э, одерживает, обычно не беспокоится ни о них, ни о чем-то другом. Такое создание не стало бы меня привязывать. Оно просто стукнуло бы меня чем-нибудь по голове.
Он нащупал в темноте руку Джинджер.
– То создание на каменной плите… – сказал он.
– Что?
– Я его уже видел. В той книге, которую нашел. Там десятки его изображений, и те, кто ее написал, видимо, считали, что очень важно, чтобы оно оставалось за дверью. Кажется, об этом говорят пиктограммы. «Ворота»… «человек». «Человек за воротами». «Пленник». Понимаешь, я уверен, что все эти жрецы, или кем они там были, каждый день приходили на холм и пели там гимны, чтобы…
Лежавшую рядом с головой Виктора плиту оттащили в сторону, и в отверстие проник жидкий утренний свет. А следом за ним – Лэдди, который попытался облизать лицо Виктора и залаять одновременно.
– Да, да! Молодчина, Лэдди, – сказал Виктор, отбиваясь от него. Хороший пес. Хороший мальчик Лэдди.
– Хороший мальчик Лэдди! Хороший мальчик Лэдди!
От его лая с потолка осыпались несколько кусочков камня.
– Ага! – воскликнул Скала. Когда Виктор и Джинджер выглянули из отверстия, за его спиной возникло еще несколько тролльих голов.
– Никакие енто не детишки, – пробормотал тот, что был недоволен запретом на поедание людей. – Смотри, какие жилистые.
– Я же тебе сказал, – урожающе произнес Скала, – людей мы не едим. От этого одни проблемы.
– Может, хоть одну ногу? Тогда все будут…
Скала подобрал камень, в котором было не меньше полутонны, задумчиво взвесил его на руке, а потом ударил второго тролля так сильно, что камень раскрошился.
– Я тебе говорил, – сообщил он распростершемуся телу, – это из-за троллей вроде тебя нас никто не любит. Ну и как мы займем положенное нам по праву место в братстве разумных народов, если такие глупые тролли, как ты, нас все время подводят?
Он просунул руку в отверстие и извлек Виктора в целости и сохранности.
– Спасибо, Скала. Э‑э. Там еще и Джинджер.
Скала лукаво пихнул его локтем, оставив на ребрах пару синяков.
– Да я вижу, – сказал он. – Да еще и в таком миленьком шелковом пюнюаре. Нашли уютное местечко, чтобы справиться о здоровье родни и весь Диск кружился вокруг вас, да?
Остальные тролли ухмыльнулись.
– Ну, можно и так сказать… – начал Виктор.
– Это неправда! – отрезала Джинджер, которой как раз помогали выбраться из дыры. – Мы вовсе не…
– Это правда! – сказал Виктор, отчаянно сигналя ей руками и бровями. – Чистая правда! Ты абсолютно прав, Скала!
– Агась, – сказал один из стоявших позади Скалы троллей. – Я их в кликах видел. Он ее постоянно целует да на руках носит.
– Значит, так… – начала было Джинджер.
– А теперь давайте-ка отсюда убираться, – сказал Скала. – Не нравится мне этот потолок. Может рухнуть в любую секунду.
Виктор посмотрел наверх. Из потолка зловеще выпирало несколько блоков.
– Ты прав, – сказал он. Схватил протестующую Джинджер за руку и потащил ее по тоннелю. Тролли подобрали своего бесчувственного товарища, не знавшего, как вести себя в приличном обществе, и затопали следом.
– Это отвратительно, что ты убедил их, будто мы… – зашипела Джинджер.
– Заткнись! – рявкнул Виктор. – Что я, по-твоему, должен был им сказать, а? Какое объяснение, по-твоему, показалось бы убедительным? О чем из этого ты хочешь рассказать всему миру?
Джинджер заколебалась.
– Ну ладно, – уступила она. – Но ты мог бы придумать и что-нибудь другое. Мог бы сказать, что мы исследовали этот тоннель или искали там… искали там окаменелости… – она осеклась.
– Ага, посреди ночи ты искала окаменелости в шелковом пюнюаре, – съязвил Виктор. – Что вообще такое этот пюнюар?
– Он хотел сказать «пеньюар», – объяснила Джинджер.
– Ладно, давай вернемся в город. Может, я потом смогу вздремнуть хоть пару часиков.
– В каком смысле «потом»?
– Нам придется отблагодарить этих ребят выпивкой…
Из-под холма донесся низкий грохот. Пыльное облако вырвалось из дверей и окутало троллей. Потолок обвалился окончательно.
– Ну, вот и все, – сказал Виктор. – Кончено. Как думаешь, та ты, что любит гулять во сне, это поняла? Больше нет смысла пытаться туда проникнуть – дорога перекрыта. Завалена. Все кончилось. Слава богам.
Подобный бар есть в каждом городке. Он тускло освещен, а местные выпивохи, хоть и разговаривают, конечно, но не друг с другом и никого не слушают. Они просто выговаривают свою боль. Это бар для отверженных, для неудачливых, для всех тех, кого временно согнали с гоночной трассы жизни и отправили на тех-обслуживание.
Дела у него всегда идут бойко.
Тем утром у стойки собрались самые разнообразные плакальщики, и каждого из них окружало собственное облако уныния, и каждый из них считал себя самым невезучим созданием на свете.
– Я их придумал, – мрачно проговорил Сильверфиш. – Я думал, они будут познавательными. Что они помогут людям расширить горизонты. Я не собирался превращать их в… в… в балаган. При участии тысячи слонов! – добавил он ехидно.
– Ага, – согласился Детрит. – Она сама не знает, чего хочет. Я делаю, что она просит, а она говорит: енто неправильно, ты неромантичный тролль, ты не знаешь, чего девушкам надо. Она говорит: девушки любят есть липкие штуки из коробочек с бантиком, я делаю коробочку с бантиком, она ее открывает, вопит, говорит, что не освежеванную лошадь просила. Сама не знает, чего хочет.
– Ага, – донесся голос из-под стула Сильверфиша. – Посмотрел бы я, что они запели, если бы я взял и к волкам ушел.
– Вот, например, эти самые «Сдутые шквалом», – продолжал Сильверфиш. – Ничего общего с реальностью. Все было совсем не так. Сплошное вранье. Наврать кто угодно может.
– Ага, – сказал Детрит. – Или вот, например, она говорит: девушки любят, когда им играют музыку под окном, я играю музыку под окном, вся улица просыпается и орет: ты плохой тролль, зачем камнями стучишь так поздно ночью? А она даже и не проснулась.
– Ага, – сказал Сильверфиш.
– Ага, – сказал Детрит.
– Ага, – сказал голос из-под стула.
Человек, заправлявший баром, был весел от природы. Да и не трудно быть веселым, когда твои клиенты служат громоотводами для всевозможных страданий. Он опытным путем выяснил, что не стоило говорить им: «Не вешай нос, взгляни на вещи со светлой стороны», потому что никакой светлой стороны не было, или «Не отчаивайся, может, ничего плохого и не случится», потому что очень часто плохое уже случилось. От него ждали только одного: чтобы он вовремя подливал выпивку.
Однако этим утром он был несколько озадачен. Ему казалось, что в баре есть еще какой-то посетитель – помимо того, который бормотал из-под стула. Бармену постоянно мерещилось, что он подает напитки кому-то еще, и даже принимает оплату, и более того – разговаривает с таинственным клиентом. Но он его не видел. Он вообще не мог понять, на что смотрит или с кем разговаривает.