– Начали! – скомандовал он.
Дверь кареты распахнулась.
Толпа ахнула – как будто вздохнула гора. Наружу вылез Виктор, протянул руку, взял ладонь Джинджер…
Толпа завопила, как обезумевшая.
Профессор современного руносложения закусил от возбуждения костяшки пальцев. Заведующий кафедрой издал горлом странный придушенный звук.
– Помнишь, ты спрашивал, что может мальчишка отыскать такого, что лучше, чем быть волшебником? – спросил он.
– Настоящему волшебнику интересно только одно, – пробубнил декан. – И ты это знаешь.
– О, мне ли не знать.
– Я магию имел в виду.
Заведующий кафедрой пригляделся к приближающимся фигурам.
– А ведь это и правда юный Виктор. Я поклясться готов, – сказал он.
– Отвратительно, – проворчал декан. – Только представьте – он предпочел ошиваться вокруг красоток, а не творить волшебство.
– Ага. Как глупо, – отозвался профессор современного руносложения, пытаясь совладать с дыханием.
Послышался коллективный вздох.
– Но нельзя не признать, что она хороша, – сказал заведующий кафедрой.
– Я старый человек, и если кто-нибудь сию же секунду не пустит меня посмотреть, – раздался позади них надтреснутый голос, – этот кто-нибудь, мм, узнает, на что способна моя трость, ясно?
Двое волшебников расступились и пропустили вперед кресло Сдумса. Придя в движение, оно не остановилось, пока не подкатилось к самому краю дорожки, и наоставляло синяков на тех коленях и лодыжках, которым не повезло оказаться у него на пути.
Челюсть Сдумса отвисла.
Джинджер ухватила Виктора за руку.
– Смотри, вон те толстые старики в накладных бородах тебе машут, – проговорила она сквозь улыбку и стиснутые зубы.
– По-моему, это волшебники, – улыбнулся ей в ответ Виктор.
– А тот, что в кресле, скачет и кричит «Ух ты!», «Э‑ге-гей!», и «У‑лю-лю!».
– А это самый старый волшебник на свете, – сообщил Виктор. Он помахал пышнотелой даме в толпе, и та хлопнулась в обморок.
– Боги! Каким же он был лет пятьдесят назад?
– Начнем с того, что тогда ему было восемьдесят[24]. Не посылай ему воздушный поцелуй!
Толпа одобрительно взревела.
– Мне кажется, он очень милый.
– Просто улыбайся и маши.
– О боги, ты только посмотри, кто ждет, когда нам их представят!
– Я их вижу, – сказал Виктор.
– Но это же влиятельные люди!
– Ну так и мы тоже. Видимо.
– Но почему?
– Потому что мы – это мы. Понишь, о чем ты говорила тогда, на берегу? Мы – это мы, настолько знаменитые, насколько это возможно. Ты ведь именно этого хотела. Мы…
Виктор осекся.
Тролль, стоявший у дверей «Одиоза», неловко отдал ему честь. Его ладонь врезалась в ухо с таким стуком, что он перекрыл рев толпы…
Гаспод стремительно ковылял по переулочку, а Лэдди послушно бежал следом за ним. Никто не обратил на них никакого внимания, когда они выпрыгнули – точнее, в случае Гаспода, вывалились – из кареты.
– Тоже мне, развлечение – просидеть весь вечер в каком-то душном зале, – ворчал Гаспод. – Это большой город. Это тебе не Голывуд какой-нибудь. Держись меня, щеночек, и все будет отлично. Первая остановка – задняя дверь «Реберного Дома Харги». Меня там знают. Понял?
– Хороший мальчик Лэдди!
– Ага, – сказал Гаспод.
– Посмотри, во что он одет! – воскликнул Виктор.
– Красный бархатный камзол с золотым кантом, – уголком рта проговорила Джинджер. – Ну и что? Штаны вот ему бы не помешали.
– О боги, – выдохнул Виктор.
Они ступили в ярко освещенное фойе «Одиоза».
Безам потрудился на совесть. Тролли и гномы работали всю ночь, лишь бы успеть закончить.
Там были занавески из красного плюша, и колонны, и зеркала.
Пухлые херувимчики и разнообразные фрукты, сплошь облитые золотом, покрывали, казалось, каждую поверхность.
Они словно оказались внутри коробки безумно дорогих шоколадных конфет.
Или в кошмарном сне. Виктор подсознательно ожидал услышать грохот моря, увидеть, как занавески расползаются в черную слизь.
– О боги, – повторил он.
– Да что с тобой? – спросила Джинджер, натянуто улыбаясь шеренге высокопоставленных лиц, ожидающих, когда их представят звездам.
– Подожди – и увидишь, – прохрипел Виктор. – Это же Голывуд! Голывуд пришел в Анк-Морпорк!
– Да, но…
– Ты разве всего этого не помнишь? Тогда, ночью, под холмом? Прежде чем ты проснулась?
– Нет. Я же тебе говорила.
– Подожди – и увидишь, – повторил Виктор. На глаза ему попалcя стоявший у стены богато изукрашенный щит.
На нем было написано: «Три показа в день!»
И Виктор задумался о песчаных дюнах, и о древних мифах, и об омарах.
Картография никогда не была в Плоском мире особенно точным искусством. Как правило, люди приступали к делу с добрыми намерениями, но потом так увлекались, рисуя пускающих фонтанчики китов, чудовищ, волны и прочую украшательскую шелуху, что частенько вообще забывали про всякие там скучные горы да речки.
Аркканцлер придавил грозивший свернуться угол переполненной пепельницей. Провел пальцем по шершавой поверхности карты.
– Тут написано «Здесь водятся драконы», – прочитал он. – Прямо посреди города. Странно.
– Да это всего лишь «Солнечный свет» – санаторий госпожи Овнец для тяжело больных драконов, – рассеянно объяснил казначей.
– А здесь вообще «Терра Инкогнита», – сказал аркканцлер. – С чего бы?
Казначей выгнул шею, чтобы посмотреть.
– Ну, наверное, это интереснее, чем рисовать бескрайние капустные поля.
– А тут опять «Здесь водятся драконы».
– А вот это уже просто вранье.
Ороговевший палец аркканцлера продолжил движение в вычисленном ими направлении. Он смахнул оставленные мухами следы.
– Ничего тут нет, – сказал он, приглядываясь. – Только море. И еще… – аркканцлер прищурился, – …Голывуд. Тебе это о чем-нибудь говорит?
– А это не то место, куда переселились все алхимики? – припомнил казначей.
– А, эти.
– Надеюсь, – медленно проговорил казначей, – они там не творят какую-нибудь магию?
– Это же алхимики. Какая еще магия?
– Простите. Глупая мысль, я согласен. Привратник мне говорил, что они теперь какие-то представления с тенями, что ли, устраивают. Или с куклами. Или еще с чем. Я, честно говоря, не прислушивался. Они же… алхимики. Какая разница! Ну, то есть… убийцы – да. Воры – да. Даже торговцы… торговцы порой могут быть весьма коварными. Но алхимики – да покажите мне более оторванную от действительности, бестолковую, благонамеренную кучку…
Он осекся, потому что его собственные слова дошли до его ушей.
– Они ведь не осмелятся, правда? – спросил он.
– Правда?
Казначей безрадостно усмехнулся.
– Не-е‑ет. Они не осмелятся! Они же знают, что мы на них мигом обрушимся, если они попробуют на нашей территории магией…
Казначей снова осекся.
– Я уверен, что они не станут этого делать, – сказал он.
– Даже так далеко от нас, – сказал он.
– Они не посмеют, – сказал он.
– Только не магией. Это ведь невозможно? – сказал он.
– Я никогда не доверял этим негодяям с пятнистыми руками! – сказал он. – Они ведь совсем не такие, как мы. У них нет ниакого понятия о чести!
Толпа, сгрудившаяся вокруг билетной кассы, с каждой минутой становилась все больше и все злее.
– Ну что, все карманы проверил? – требовательно спросил заведующий кафедрой.
– Да! – ответил декан.
– Ну так проверь еще раз.
Волшебники всегда считали, что платить деньги за проход – обязанность других людей. Им и остроконечной шляпы обычно хватало.
Пока декан копошился в карманах, заведующий кафедрой безумно улыбнулся девушке, продававшей билеты.
– Уверяю вас, юная госпожа, – отчаянно проговорил он, – мы на самом деле волшебники.
– Я вижу, что у вас накладные бороды. – Девушка шмыгнула. – У нас тут кого только не бывает. Откуда мне знать, что вы на самом деле не трое мальчишек в папином плаще?
– Мадам!
– У меня есть два доллара пятнадцать пенсов, – вмешался декан, выбирая монетки из горсти ворса и таинственных оккультных предметов.
– Значит, два места в партере, – сказала девушка, неохотно отматывая пару билетов. Заведующий кафедрой лихорадочно их сгреб.
– Тогда пойдем мы со Сдумсом, – быстро сказал он, повернувшись к остальным. – А вам, боюсь, придется отправляться назад, к своей честной торговле. – Заведующий кафедрой с намеком задвигал бровями.
– Не понимаю, почему это мы должны… – начал декан.
– А иначе конкуренты нас обойдут, – продолжал заведующий кафедрой, яростно гримасничая. – Если вы не пойдете назад.
– Послушай, это ведь были мои деньги, так что… – сказал было декан, но тут ему в руку вцепился профессор современного руносложения.
– Пойдем со мной, – сказал он, медленно и демонстративно подмигнув заведующему кафедрой. – Пора нам отправляться назад.
– Я все равно не понимаю… – пробулькал увлекаемый прочь декан.
В волшебном зеркале аркканцлера вихрились серые тучи. Такие зеркала были у многих волшебников, но немногие ими пользовались. Слишком уж они были капризными и ненадежными. С их помощью даже бриться было неудобно.
Но Чудакулли со своим управлялся на удивление умело.
– Я с ним добычу выслеживаю, – коротко объяснил он. – А то ползать еще часами по мокрым папоротникам – больно надо. Налей себе выпить, приятель. И мне тоже.
Облака замерцали.
– Ничего больше разглядеть не могу, – сказал аркканцлер. – Странно. Один только светящийся туман.
Он откашлялся. До казначея понемногу начинало доходить, что вопреки всем ожиданиям аркканцлер довольно умен.
– А ты хоть одну из этих движущихся теневых кукольных картинок видел? – спросил Чудакулли.
– На них слуги ходят, – ответил казначей. Это, как понял Чудакулли, означало «нет».