Они подняли взгляд, привлеченные не звуками, но движущимся пятном тишины там, где должны были быть звуки.
И увидели мерцавшую на ходу колесницу, а в ней – мужчину, женщину и что-то напоминавшее человека, завернутого в меховую шубу размеров на семь больше, чем требовалось. Колесница пронеслась по дороге на Голывуд и вскоре скрылась из виду.
Через пару минут за ней последовало кресло-каталка. Его ось раскалилась докрасна. Оно было полно оравшими друг на друга людьми. Один из них вращал ручку на ящике.
Кресло было так перегружено, что волшебники время от времени сваливались и с криками бежали рядом с ним, пока им не подворачивался шанс запрыгнуть обратно и снова перейти на ор.
Кто бы ни управлял креслом, получалось у него плохо, потому что оно виляло из стороны в сторону и в конце концов съехало с дороги и пробило дыру в стене амбара.
Один фермер подтолкнул другого.
– Я такое в кликах видал, – сказал он. – Оно каждый раз одинаково кончается. Они врезаются в амбар и выезжают с другой стороны, все покрытые квохчущими курями.
Его напарник задумчиво оперся на мотыгу.
– То еще было бы зрелище, – сказал он.
– Ну так.
– Потому что, парень, в этом амбаре ничего нет, кроме двадцати тонн капусты.
Послышался треск, и из амбара в облаке кур вырвалось кресло и на бешеной скорости помчалось к дороге.
Фермеры переглянулись.
– Вот же ыть, – сказал один из них.
Голывуд светился на горизонте. Земля дрожала все заметнее.
Мерцающая колесница выехала из рощицы деревьев и замерла на вершине склона, который спускался к городу.
Голывуд был окутан туманом. Вырывавшиеся из него копья света исчерчивали небо.
– Мы опоздали? – с надеждой спросила Джин-джер.
– Почти опоздали, – ответил Виктор.
– У‑ук, – добавил Библиотекарь. Его палец скользил по древним пиктограммам – справа налево, справа налево.
– Я ведь чувствовал, будто что-то не так, – сказал Виктор. – Та спящая статуя… Страж. Старые жрецы пели гимны и проводили церемонии, чтобы он не уснул. Они помнили Голывуд как могли.
– Но я ничего не знаю ни о каком страже!
– Знаешь. Где-то в глубине души.
– У‑ук, – сказал Библиотекарь и постучал пальцем по странице. – У‑ук!
– Он говорит, что ты, скорее всего, из рода изначальной Верховной Жрицы. Он думает, что все жители Голывуда – потомки… ну… Видишь ли, когда Твари прорвались в первый раз, город был уничтожен, и выжившие разбежались по всему свету, но, понимаешь, у каждого из нас есть способность вспоминать даже то, что случилось с нашими предками, как будто существует какой-то большой океан памяти, и мы все с ним связаны, так что, когда это начало происходить снова, это место призвало нас, и ты попыталась все исправить, но оно было слишком слабым и могло достучаться до тебя только во сне…
Он беспомощно замолчал.
– Один «у‑ук»? – подозрительно спросила Джинджер. – Ты все это услышал в одном «у‑уке»?
– Ну, не то чтобы в одном, – признался Виктор.
– Я никогда в жизни не слышала такой кучи… – начала Джинджер – и осеклась. В ее руку втиснулась рука, которая была мягче самой мягкой кожи. Джинджер взглянула в лицо, в сравнении с которым даже сдутый футбольный мяч выглядел симпатичнее.
– У‑ук, – сказал Библиотекарь.
Джинджер на мгновение заглянула в его глаза.
А потом сказала:
– Но я ни разу не чувствовала себя хоть сколько-нибудь похожей на верховную жрицу…
– Тот сон, о котором ты мне рассказывала, – напомнил Виктор. – По-моему, он вполне в духе верховной жрицы. Очень… очень…
– У‑ук.
– Священнический. Вот именно, – перевел Виктор.
– Это всего лишь сон, – нервно сказала Джинджер. – Он мне время от времени снился, сколько я себя помню.
– У‑ук у‑ук.
– Что он сказал? – спросила Джинджер.
– Он говорит, что этот сон, скорее всего, приходит к тебе гораздо дольше, чем ты думаешь.
Перед ними блистал Голывуд – как изморозь, как город, построенный из твердого звездного света.
– Виктор? – сказала Джинджер.
– Да?
– А где все?
Виктор взглянул на дорогу. Там, где должны были быть люди, отчаянно удиравшие беглецы… не было никого.
Лишь тишина и свет.
– Где они? – повторила Джинджер.
Виктор взглянул на ее лицо.
– Но тоннель же обвалился! – воскликнул он в надежде, что если произнесет это вслух, оно станет правдой. – Прохода больше не было!
– Но тролли быстро смогли бы его расчистить, – сказала Джинджер.
Виктор подумал о… о Ктхинозале. И о первом показе, который длился уже тысячи лет. И представил, как все его знакомые будут сидеть там еще одну тысячу лет. А где-то над ними будут меняться созвездия.
– Но они ведь могут оказаться… ну… где-нибудь еще, – соврал он.
– Но не окажутся, – сказала Джинджер. – Мы оба это знаем.
Виктор беспомощно взглянул на город огней.
– Почему мы? – спросил он. – Почему это происходит с нами?
– Всему нужно хоть с кем-нибудь произойти, – ответила Джинджер.
Виктор пожал плечами.
– А шанс тебе выпадает всего один, – сказал он. – Верно?
– И только у тебя возникает нужда спасти мир, как подворачивается мир, который нужно спасти, – отозвалась Джинджер.
– Точно, – сказал Виктор. – Повезло нам.
Двое фермеров заглянули в двери амбара. Во мраке флегматично ждали своей участи горы капусты.
– Говорил же тебе, тут капуста, – сказал один из них. – Я точно знал, что курей тут нет. Я капусту с первого взгляда узнаю́ и глазам своим верю.
Откуда-то сверху донеслись голоса, становившиеся все ближе:
– Во имя богов, приятель, ты что, совсем рулить не можешь?
– Когда вы так ерзаете, аркканцлер, не могу!
– Где мы вообще, черт побери? В этом тумане ничего не видать!
– Попробую направить ее… не наклоняйтесь так! Не наклоняйтесь так! Я сказал, не наклоняйтесь…
Фермеры бросились в разные стороны; метла штопором ввинтилась в открытые двери и скрылась меж рядов капусты. Послышался далекий белокочанный хруст.
Потом чей-то приглушенный голос сказал:
– Вы наклонились.
– Чушь. В хорошенькую историю ты меня втравил. Что это вообще?
– Капуста, аркканцлер.
– Овощ, что ли, какой-то?
– Да.
– Терпеть не могу овощи. Они кровь разжижают.
Наступила пауза. А потом фермеры услышали, как второй голос сказал:
– Что ж, прошу прощения, кровожадный ты заносчивый мешок сала.
Еще одна пауза.
А после нее:
– А скажи мне, казначей, могу я тебя уволить?
– Нет, аркканцлер. У меня пожизненный контракт.
– В таком случае помоги мне выбраться отсюда, а потом пойдем и отыщем себе чего-нибудь выпить.
Фермеры отползли подальше.
– Ыть меня, – сказал тот, что верил в капусту. – Это же волшебники. В дела волшебников, ыть их, лучше не соваться.
– Это точно, – согласился второй. – Слушай… вот ты все про какую-то ыть говоришь. А это что вообще такое?
Наступило время тишины.
В Голывуде не двигалось ничего, за исключением света. Он медленно мерцал. «Голывудский свет», – подумал Виктор.
Воздух пронизывало ощущение жуткого предвкушения. Если декорации клика были грезой, ожидавшей воплощения в реальность, то город стал чем-то большим – реальным место, ожидавшим чего-то нового, чего-то такого, чему не было названия в обычном языке.
–, – сказал он и осекся.
– ? – спросила Джинджер.
– ?
– !
Они уставились друг на друга. Потом Виктор схватил ее за руку и затащил в ближайшее здание, которым оказалась столовая.
Обстановка внутри была неописуема и оставалась таковой до тех пор, пока Виктор не отыскал аспидную доску, использовавшуюся прежде для того, что здесь – смехотворно – именовалось «меню».
Он взял мелок.
«Я ГОВОРЮ, НО Я СИБЯ НЕ СЛЫШУ», – написал он и торжественно вручил мелок Джинджер.
«Я ТОЖ. ПАЧЕМУ?»
Виктор задумчиво подбросил мелок, а потом написал:
«ДУМАЮ, ПТОМУ, ЧТО МЫ ТАК И НЕ ИЗАБРЕЛИ ЗВУКАВЫЕ КЛИКИ. ЕСЛИ Б У НАС НЕ БЫЛО БЕ-СОВ, РИСУЮЩИХ ЦВЕТНЫЕ КАРТИНКИ, ЗДЕСЬ ВСЕ БЫЛО БЫ ЧЕРНА-БЕЛЫМ».
Они оглядели столовую. Почти на каждом столе стояли тарелки с недоеденными порциями. Для заведения Боргля такая картина была привычной, но к тарелкам, как правило, прилагались ожесточенно жалующиеся клиенты.
Джинджер осторожно окунула палец в ближайшую тарелку.
– Еще теплая, – произнесла она одними губами.
– Пойдем, – неслышно сказал Виктор, указывая на дверь.
Джинджер попыталась сказать ему что-то сложное, нахмурилась при виде его непонимающего лица и написала:
«НАДО ПОДАЖДАТЬ ВОЛШЕБНИКОВ».
Виктор на мгновение застыл. Потом его губы сформировали некую фразу – Джинджер в жизни бы не призналась, что знала, что она значит, – и он бросился наружу.
Перегруженное кресло уже неслось по улице, дымя осями. Виктор встал у него на пути и запрыгал, размахивая руками.
За этим последовала долгая беззвучная беседа. В ходе ее ближайшая стена оказалась вся исписана мелом. Наконец Джинджер не смогла сдержать нетерпения и подбежала ближе.
«ВЫ ДОЛЖНЫ ДЕРЖАЦА ПОДАЛЬШЕ. ЕСЛИ ОНИ ПРАРВУТСЯ, ОНИ ВАС САЖРУТ».
«ВАС ТОЖЕ». Этот почерк был аккуратнее; он принадлежал декану.
Виктор написал:
«ВОТ ТОЛЬКА Я, КАЖЕЦА, ЗНАЮ, ЧТО ПРСХОДИТ. И ВООБЩЕ, ВЫ БУДЕТЕ НУЖНЫ, ЕСЛИ ЧТО ПОЙДЕТ НЕ ТАК».
Он кивнул декану и поспешил к Джинджер и Библиотекарю. На орангутана он взглянул с беспокойством. Формально Библиотекарь являлся волшебником – по крайней мере, являлся, когда еще был человеком, и, вполне возможно, в этом плане ничего не изменилось. С другой стороны, он также был орангутаном и в случае непредвиденных обстоятельств мог оказаться весьма полезным человеком. Виктор решил рискнуть.
– Вперед, – изобразил он губами.
Путь к холму отыскать было легко. Там, где раньше была тропка, пролегла теперь широкая дорога, усыпанная сиротливыми следами торопливого бега. Сандалия. Отброшенный рисовальный ящик. Длинное боа из красных перьев.