– Морри и Скала целую вечность копались в развалинах. Они говорят, там внизу сплошные подвалы и все такое прочее. Мне жаль.
– Да.
– Может, нам стоит в их честь какую-нибудь статую воздвигнуть?
– Не думаю, что это хорошая идея, – сказал Виктор. – Если вспомнить, что собаки делают со статуями. Может, гибель собак – это неотъемлемый элемент Голывуда. Не знаю.
Джинджер обвела пальцем дырку от сучка на столешнице.
– Все кончено, – сказала она. – Ты ведь это понимаешь? Голывуда больше нет. Все кончено.
– Да.
– Патриций и волшебники больше не позволят никому заниматься кликами. Патриций заявил об этом очень недвусмысленно.
– Не думаю, что кто-нибудь и захочет ими заниматься, – сказал Виктор. – Кто теперь будет помнить Голывуд?
– В смысле?
– Те древние жрецы построили вокруг него какое-то дурацкое подобие религии. Они забыли, чем он был на самом деле. Но это не имело значения. Я не думаю, что для этого нужны гимны и костры. Нужно просто помнить Голывуд. Нам нужно, чтобы кто-нибудь очень хорошо помнил Голывуд.
– Ага, – усмехнулась Джинджер. – Для такого нужна целая тысяча слонов.
– Это точно. – Виктор рассмеялся. – Бедняга Достабль, – сказал он. – А ведь он их так и не дождался…
Джинджер гоняла кругами по тарелке кусочек картошки. Она о чем-то задумалась, и явно не о еде.
– Но ведь это было здорово, правда? – выпалила она наконец. – У нас ведь было что-то по-настоящему потрясающее, правда?
– Да.
– И люди действительно думали, что это хорошо?
– О да, – мрачно подтвердил Виктор.
– Разве мы не впустили в мир нечто умопомрачительное?
– Иначе и не скажешь.
– Да я не об этом. Быть богиней экрана не так-то просто, знаешь ли, – сказала Джинджер.
– Верно.
Джинджер вздохнула.
– Никакой больше магии Голывуда, – проговорила она.
– Мне кажется, она пока еще есть, – сказал Виктор.
– Где?
– Летает по миру. Ищет способы себя израсходовать, я думаю.
Джинджер уставилась на свой стакан.
– Что ты будешь делать теперь? – спросила она.
– Не знаю. А ты?
– Может, вернусь на ферму.
– Зачем?
– Разве ты не понимаешь – Голывуд был моим шансом! В Анк-Морпорке не так много работы для женщин. По крайней мере, – добавила она, – такой, которой я соглашусь заниматься. Мне уже три раза предложили руку. Весьма значительные господа.
– Правда? Зачем?
Джинджер насупилась.
– Эй, не такая уж я уродина…
– Да я не это имел в виду, – торопливо уточнил Виктор.
– Ну, наверное, когда ты влиятельный торговец, тебе приятно, что у тебя знаменитая жена. Это как покупать драгоценные камни. – Она потупила взгляд. – Госпожа Космопилит спросила, может ли она захомутать кого-нибудь из тех, которые мне не глянутся. Я сказала ей, чтобы забирала всех троих.
– Я тоже всегда так относился к выбору, – про-светлел Виктор.
– Правда? Если это единственный выбор, который существует, я отказываюсь выбирать. Кем можно стать после того, как ты была собой – настолько знаменитой, насколько возможно?
– Никем, – ответил Виктор.
– Никто не знает, каково это.
– Кроме нас.
– Да.
– Да.
Джинджер улыбнулась. Виктор в первый раз видел ее лицо свободным от капризности, злости, беспокойства и голывудского грима.
– Не вешай нос, – сказала она. – Завтра будет новый день.
Клик…
Сержанта анк-морпоркской Городской Стражи Колона пробудил от мирной дремы в будке у главных ворот далекий грохот.
От горизонта до горизонта простиралось пыльное облако. Какое-то время Колон задучиво за ним следил. Оно становилось все больше и в конце концов исторгло из себя темнокожего подростка верхом на слоне.
Слон галопом одолел ведущую к воротам дорогу и остановился у городской стены. Колон не мог не заметить, что облако пыли на горизонте до сих пор не исчезло и становилось все больше.
Мальчик сложил ладони рупором и прокричал:
– Не покажете дорогу на Голывуд?
– Да вроде как нет больше никакого Голывуда, – ответил Колон.
Мальчик задумался. Потом взглянул на клочок бумаги, который сжимал в руке. И спросил:
– А не знаете, где я могу найти господина С.Р.Б.Н. Достабля?
Сержант Колон, неслышно шевеля губами, повторил инициалы.
– Это Себя-Режу, что ли? – переспросил он. – Себя-Режу-Без-Ножа Достабля?
– Он здесь?
Сержант Колон оглянулся на город.
– Пойду узнаю, – сказал он. – А кто его спрашивает?
– Мы доставили его заказ. Наложенным платежом.
– На… ложенным? – переспросил Колон, глядя на сгущающееся облако. – Вы наложниц ему, что ли, пригнали?
– Не наложниц.
Сквозь пыль начинали проглядывать широкие серые лбы. И Колон почуял тот характерный запах, который появляется, когда тысяча слонов на протяжении многих дней кормится на капустных полях.
– Подождите здесь, – сказал он. – Я пойду приведу его.
Колон втянул голову обратно в будку и подтолкнул дремлющее тельце капрала Шноббса, на данный момент представлявшего собой вторую половину бдительного боевого отряда, не смыкая глаз оберегавшего город.
– Што такое?
– Шнобби, ты старину Себя-Режу сегодня утром не видел?
– Видел, он на Легкой улице стоял. Я у него экстра-сосиску купил.
– Он что, снова сосисками торгует?
– А что ему остается делать? Деньги-то он все потерял. А что стряслось?
– А ты наружу выгляни, – абсолютно спокойным голосом предложил Колон.
Шнобби выглянул.
– Да это же… как по-твоему, сержант, есть там тысяча слонов?
– Ага. Похоже на тысячу.
– Вот и я подумал, что тысяча, не меньше.
– Там один парнишка говорит, что их Себя-Режу заказал, – сказал сержант Колон.
– Да ладно? Он, значит, с размахом за свои экстрасосиски взялся?
Их взгляды встретились. Улыбка Шнобби была зловещей.
– Ну же, сержант, – попросил он. – Можно, я ему расскажу? Пожалуйста?
Клик…
Томас Сильверфиш, алхимик и неудачливый кликопродюсер, помешал содержимое тигля и тоскливо вздохнул.
В Голывуде осталось множество золота – для тех, у кого кишка была не тонка его откопать. Для тех же, у кого она была тонка (а Сильверфиш без колебаний отнес бы себя к их числу), оставались старые и многократно проверенные – если точнее, многократно проверенные и ни разу ничего не принесшие – методы добычи средств к пропитанию. Поэтому он вернулся домой и продолжил с того места, где остановился.
– Получается что-нибудь? – спросил Жалоби, заглянувший пособолезновать.
– Ну, оно серебристое, – с сомнением проговорил Сильверфиш. – И выглядит как металл. И тяжелее свинца. Куча руды на него ушла, кстати. Вот незадача, а я‑то думал, что на этот раз у меня что-то получится. Мне правда казалось, что мы вот-вот сделаем первый шаг к новому, светлому будущему…
– И как ты его назовешь? – поинтересовался Жалоби.
– Да я не знаю. Он, наверное, и названия-то не заслуживает, – отмахнулся Сильверфиш.
– Анкморпоркий? Сильверфиший? Несвинец? – предложил Жалоби.
– Бестолковий тогда уж, – сказал Сильверфиш. – Я, пожалуй, брошу его и займусь чем-нибудь более полезным.
Жалоби заглянул в печь.
– От него ведь никаких «ба-бахов» не будет? – уточнил он.
Сильверфиш бросил на него ядовитый взгляд.
– От этой ерунды? – переспросил он. – Да как тебе такое могло в голову прийти?
Клик…
Под обломками царила непроглядная тьма.
Она царила там уже очень давно.
Гаспод чувствовал, что над ними нависают тонны камня. Для этого не нужно было никакое особое собачье чутье.
Он кое-как подполз к тому месту, где рухнувшая колонна пробила дыру в подвал.
Лэдди с трудом поднял голову, облизал морду Гас-пода и еле слышно тявкнул:
– Хороший мальчик Лэдди… Хороший мальчик Гаспод…
– Хороший мальчик Лэдди, – прошептал Гаспод.
Лэдди пару раз ударил хвостом по камням. А потом заскулил, и паузы между звуками с каждым разом становились все длиннее.
Что-то стукнуло. Как будто костью задели камень.
Гаспод навострил уши. Он взглянул на приближавшуюся фигуру, видимую даже в абсолютном мраке, потому что она всегда будет темнее какой-то там обычной темноты.
Гаспод поднялся, встопорщил шерсть на хребте и зарычал.
– Еще шаг – и я твою ногу отгрызу и закопаю, – пообещал он.
Лишенная плоти рука протянулась к нему и почесала за ушами.
Из темноты послышался слабый лай.
– Хороший мальчик Лэдди!
Гаспод, обливаясь слезами, адресовал Смерти извиняющуюся улыбку.
– Позорище, да? – хрипло спросил он.
– НЕ МОГУ СКАЗАТЬ. НИКОГДА НЕ БЫЛ СОБАЧНИКОМ, – признался Смерть.
– Вот как? А мне, знаешь ли, никогда особенно не хотелось умереть, – парировал Гаспод. – Мы ведь умираем, да?
– ДА.
– Ну и неудивительно. Я всю жизнь умирал, – сказал Гаспод. – Правда, я думал, – с надеждой добавил он, – что для собак есть свой особый Смерть. Такой, знаешь, похожий на большого черного пса.
– НЕТ, – ответил Смерть.
– Забавно, – проговорил Гаспод. – А я слыхал, что у каждого вида животных есть собственный жуткий черный призрак, который за ними является. Не хочу тебя обидеть, – поспешно добавил он. – Просто я‑то думал, что вот придет ко мне этакий большой черный пес, да и скажет: «Ну ладно, Гаспод, ты тут сделал все, что мог, так что давай, сбрасывай свою тяжкую ношу и айда за мной в страну, изобильную вырезкой и потрошками».
– НЕТ. ЕСТЬ ТОЛЬКО Я, – сказал Смерть. – САМЫЙ ПОСЛЕДНИЙ РУБЕЖ.
– А почему я тебя вообще вижу, если я еще не умер?
– У ТЕБЯ ГАЛЛЮЦИНАЦИИ.
Гаспод насторожился.
– Правда? Ну и дела.
– Хороший мальчик Лэдди! – Лай сделался громче.
Смерть потянулся в таинственные глубины своего балахона и достал маленькие песочные часы. В верхней их части почти не осталось песка. Последние секунды жизни Гаспода с шипением перетекали из будущего в прошлое.