.
Ей потребовалось всего пятнадцать часов, чтобы ответить на мое сообщение «Мне понравился вчерашний вечер». Что вызывает у меня тревогу совсем по другой причине.
Я приподнимаюсь на локте. Мне не нравится это «кое-что» и то, что Эллери не спит в три часа ночи. Я собираюсь ответить ей, но звук за дверью отвлекает меня. Легкие шаги почти неразличимы, кроме едва слышного скрипа просевшей половицы перед моей комнатой. Но теперь, когда я напрягаю слух, я слышу, как кто-то спускается вниз и открывает входную дверь.
Я отбрасываю одеяло, вылезаю из кровати и подхожу к окну. Луна светит достаточно ярко, и я различаю фигуру с рюкзаком, быстро удаляющуюся по нашей подъездной дорожке. Судя по габаритам, это не Питер, и уверенная походка не имеет ничего общего с движениями моей матери. Значит, Кэтрин.
Кэтрин или должна отчаяться настолько, чтобы потерять всякое представление о том, что хорошо, а что плохо, или она хладнокровная преступница. Боже. Слова Эллери словно мой личный демон «американских горок» с «Фермы страха», который нарезает у меня в голове бесконечные, вызывающие ужас круги. И теперь, наблюдая за исчезающей в темноте фигурой, я могу думать только о том, что весьма беспечно разгуливать по Эхо-Риджу в три часа ночи, когда Брук все еще не найдена.
Если только ты не уверен, что тебе нечего бояться.
Если только ты не тот, кого должны бояться люди.
Я шарю по полу в поисках кроссовок. Держа их в руке, а другой хватая телефон, я выскальзываю из комнаты в темный коридор. Спускаюсь вниз как можно тише, хотя благодаря громкому храпу Питера я, вероятно, могу не бояться быть замеченным. Внизу, в прихожей, я обуваюсь и медленно открываю дверь. Кэтрин я нигде не вижу и слышу только сверчков и шелест листьев.
Дойдя до конца дорожки, я осматриваюсь. На нашем участке улицы фонарей нет, и я не вижу ничего, кроме смутных силуэтов деревьев. Школа налево, а центр города – направо. Школа, думаю я. Где вчера вечером проходил осенний бал. Я поворачиваю налево и иду краем дороги, вблизи от высоких кустов, окаймляющих владения нашего ближайшего соседа. Наша улица упирается в другую, больше и лучше освещенную, и когда я сворачиваю на нее, то различаю в нескольких кварталах впереди себя фигуру Кэтрин.
Я достаю телефон и набираю сообщение Эллери: Слежу за Кэтрин.
Ответа я не жду, но он приходит в течение нескольких секунд. ЧТО???
Почему ты не спишь?
Долгая история. Зачем ты следишь за Кэтрин?
Потому что она вышла из дома в 3 часа ночи, и я хочу знать зачем.
Веская причина. Куда она идет?
Не знаю. Может, к школе?
От нашего дома до школы добрых двадцать минут пешком, даже быстрым шагом, каким следуем мы с Кэтрин. Телефон пару раз вибрирует у меня в руке, но я не отрываю взгляда от фигуры впереди. В туманном лунном свете она кажется почти бестелесной, кажется, будто она может исчезнуть, если я на секунду отвлекусь. Я неотрывно думаю о свадьбе наших родителей прошедшей весной, когда моя новая сводная сестра с резкой, неприятной улыбкой и в коротком белом платье походила на подсадную невесту. Когда Питер и мама закружились в своем первом танце, она схватила два бокала шампанского с подноса у проходившего мимо официанта и подала один мне.
– Теперь мы неразлучны, да, Мэл? – проговорила она и, чокнувшись со мной, одним махом опрокинула бокал. – Может, и привыкну. Будь здоров.
С тех пор мы нормально общаемся. Поэтому мне жутко не хочется, чтобы в чем-то, что касается Кэтрин, Эллери оказалась права.
Кэтрин останавливается недалеко от школы, у каменной стены, которая отделяет ее от соседнего владения. Уличные фонари перед школой дают желтоватый свет, и его хватает, чтобы увидеть, как Кэтрин ставит рюкзак на землю и садится рядом с ним на корточки. Я опускаюсь на колени, сердце бьется болезненно быстро. В ожидании я читаю последнее сообщение от Эллери: Что она затевает?
Сейчас узнаю. Подожди.
Я подключаю камеру, перехожу на «Видео», нажимаю «Зум» и направляю телефон на Кэтрин в тот момент, когда она достает из рюкзака что-то квадратное и белое. Она разворачивает предмет, как карту, и подходит к каменной стене. Я наблюдаю, как Кэтрин прикрепляет его скотчем к стене, и вот уже лист с красными буквами размещен так, чтобы бросаться всем в глаза.
ИГРА ИДЕТ
«ТЕРРИТОРИЯ УБИЙСТВА», ЧАСТЬ 2
УЖЕ БЫЛО СКАЗАНО
Сердце стучит отрывисто, и я едва не роняю телефон. Кэтрин убирает скотч в рюкзак, застегивает «молнию», затем вешает рюкзак на плечо, поворачивается и идет в обратную сторону. Ее волосы убраны под капюшон толстовки, но когда она проходит в нескольких шагах от меня, я ясно вижу ее лицо.
Когда шаги стихают, я подхожу к стене, чтобы запечатлеть лист с близкого расстояния. Большие ярко-красные буквы на белом фоне, но больше ничего – ни кукол, ни фотографий, никакого зловещего торжества. Я пересылаю видео Эллери и пишу: Вот что она затевает. Ответа не приходится ждать долго.
О боже.
Пальцы едва сжимаются, и я набираю: «Как ты и говорила.
Нам придется передать это полиции, отвечает Эллери. Квитанцию тоже. Мне не следовало так долго тянуть с этим».
Меня подташнивает. Господи, что подумает моя мать? Почувствует ли она хоть какое-то облегчение, что с Деклана и меня сняты подозрения, или это как то же самое дерьмовое шоу, просто на другом канале? А Питер… у меня плавятся мозги, когда я пытаюсь представить, как он отреагирует на то, что Кэтрин замешана в чем-то подобном. Особенно если именно я вытащу правду на свет.
Но я вынужден. Слишком много деталей указывает на мою сводную сестру.
Я набираю сообщение: Я понимаю. Я собираюсь убедиться, что она идет домой, а не куда-то еще. Пойдем в участок завтра утром?
Я бы сначала показала это офицеру Родригесу. Хочешь, приходи к моему дому часов в шесть, и сходим вместе?
Я хлопаю глазами, уставившись на экран. В течение нескольких недель Эллери говорила всем, по крайней мере Эзре, Мие и мне, что она считает офицера Родригеса подозрительным. Теперь она хочет идти к нему домой на рассвете с вещами, которых у нас не должно быть? Я отрываю взгляд от экрана и вижу, что слишком быстро нагоняю Кэтрин; если продолжу идти с той же скоростью, то пойду прямо за ней. Я замедляю шаг и пишу: Почему именно ему?
Сообщение от Эллери появляется через несколько минут. Она или пишет роман, или долго думает, что ответить. Но текст имеет неожиданное содержание.
Он передо мной обязан.
– Итак, еще раз, как у вас оказалась эта квитанция?
Офицер Родригес подает мне кружку кофе у себя на кухне. Лучи раннего солнца льются в окно над раковиной, разрисовав стол золотыми полосками. Я настолько устал, что этот эффект напоминает мне подушку, и я еле сдерживаюсь, чтобы не положить голову на стол и закрыть глаза. Маме и Питеру я оставил записку, что ушел в тренажерный зал.
– Контейнер для макулатуры не был закрыт, – говорит Эллери, накручивая прядь волос на палец.
– Не был закрыт?
Под глазами у офицера Родригеса темные круги. Учитывая то, что сообщила мне по пути сюда Эллери о фотографии его отца, думаю, он мало спал этой ночью.
– Да.
– Но все содержимое оставалось внутри?
Она, не мигая, смотрит на него в упор.
– Да.
– Хорошо. – Он проводит рукой по лицу. – Давайте с этим разберемся. Невзирая на то, был контейнер заперт или нет, его содержимое вам не принадлежало и вы не должны были его брать.
– Я не думала, что выброшенная бумажка является чьей-то собственностью, – заявляет Эллери.
Офицер Родригес откидывается на стуле и несколько секунд внимательно на нее смотрит. Большого сходства между ним и Эллери нет. Но теперь, когда я знаю, что они, возможно, родственники, очертания упрямых подбородков выглядят совершенно одинаковыми.
– Я приму это как сведения из анонимных источников, – наконец произносит он, и Эллери заметно расслабляется. – И разберусь с этой историей с машиной. Если принять во внимание душевное состояние Брук, когда вы видели ее на «Ферме страха», это интересное направление для расследования.
Эллери кладет ногу на ногу и дергает носком ноги. Ее словно переполняет нервная энергия, Эллери постоянно дергается и ерзает на месте. В отличие от офицера Родригеса и меня, она кажется совершенно бодрой.
– Вы собираетесь арестовать Кэтрин?
Офицер Родригес поднимает руку.
– Спокойствие. Не так быстро. Нет доказательств, что она совершила преступление.
Эллери хлопает глазами.
– А как же видео?
– Оно, конечно, представляет интерес. Но порчи чужого имущества здесь нет. Нарушение границ частного владения, может быть. Зависит от того, кому принадлежит эта стена.
– А как же все остальные случаи? – спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
– Мы не знаем, имела ли она к ним отношение. Мы знаем только то, что ты видел сегодня утром.
Я хватаю свою кружку. Кофе уже холодный, но я все равно делаю глоток.
– Значит, все, что мы вам предоставили, бесполезно.
– Нет ничего бесполезного в деле об исчезновении человека, – возражает офицер Родригес. – Я только говорю, что делать выводы на основании сообщенных вами сведений преждевременно. Это уже моя работа, согласны? Не ваша. – Он наклоняется вперед и стучит костяшками пальцев по столу, акцентируя внимание на своих словах. – Послушайте. Я ценю, что вы ко мне пришли, это правда. Но с этого момента вы не должны в это вмешиваться. Не только ради вашей безопасности, но и потому, что вы действительно ходите кругами вокруг человека, который играет какую-то роль в исчезновении Брук, вы же не хотите его спугнуть. Договорились? – Мы оба киваем. – Мне нужно вербальное подтверждение.
– А вы профессиональнее, чем я думала, – бормочет себе под нос Эллери.
Офицер Родригес хмурится.
– Что?