– Нет, спасибо, – ворчит Деклан. – Мне нужно выпить.
Красивая темноволосая женщина поднимается на крыльцо и, проходя мимо, сжимает руку Эзры.
– Ты хорошо с ним ладишь!
Это мать младенца, сестра Райана Родригеса. Спустя две недели после того, как Питер Нилссон пытался убить нас с Эллери, мы все гостили у нее дома. Словно ничего и не было.
Много лет наша жизнь едва была похожа на нормальную, и теперь у нас появился шанс наверстать упущенное.
Деклан направляется к кулеру на заднем дворе, и Миа толкает меня в руку.
– Самое подходящее время, – говорит она.
Я сердито смотрю в спину уходящему брату.
– Да почему я вообще должен? Он старше. Он должен первым протянуть оливковую ветвь.
Миа поправляет свои солнечные очки с раскосыми, как кошачьи глаза, стеклами.
– Ты думал, что он убийца.
– Да, конечно, в какой-то момент Эллери подозревала и меня. Я это пережил.
– Эллери тогда знала тебя меньше месяца. Она не была твоим братом.
– Он даже не навестил меня в больнице!
Она тщательно проговаривает каждое слово.
– Ты. Думал. Что. Он. Убийца.
– Меня почти убили.
– Ты можешь целый день это говорить или можешь повести себя как более великодушный человек. – Миа ждет секунду, затем тычет кулаком в мою руку. – Он по крайней мере пришел.
– Ладно, хорошо, – ворчу я и направляюсь вслед за Декланом.
Я не был уверен, что он придет сюда. После выписки из больницы мы разговаривали всего пару раз, в основном обсуждали дела, связанные с мамой. Ничего приятного; все активы Питера заморожены, поэтому у нее ничего нет, кроме банковского счета, средств на котором хватит месяца на два, не больше. Скоро мы переезжаем в Солсбери, и я не знаю, что будет дальше. Мама не работала больше года, а связаться с отцом как никогда трудно.
От одного таблоида мы получили до некоторой степени выгодное предложение рассказать свою версию произошедшего, но мы не в таком отчаянном положении, чтобы его принять. Пока.
Деклан в дальнем углу двора достает из синего холодильника запотевшую коричневую бутылку. Откручивает крышку и делает долгий глоток, затем замечает меня и опускает бутылку. Я замечаю побелевшие костяшки его пальцев.
– В чем дело, маленький братец?
– Можно мне тоже? – спрашиваю я.
Он фыркает.
– Ты же не пьешь.
– Может, мне нужно начать.
Деклан снова открывает холодильник и, запустив руку в его недра, извлекает такую же, как у него, бутылку. Спокойно подает ее мне. Острые края врезаются в ладонь, но мне удается открыть ее. Я делаю осторожный глоток, ожидая ощутить горечь, но напиток совсем неплох. Гладкий, почти медовый вкус. Жажда мучает меня, поэтому четверть бутылки исчезает, прежде чем Деклан успевает схватить меня за руку.
– Притормози.
Я встречаюсь с ним глазами и выдавливаю слова, которые репетировал две недели.
– Прости меня.
Секунда после тянется бесконечно. Я готов к любой реакции: что он накричит на меня, молча уйдет, даже даст в челюсть. Синяки от нападения Кайла почти сошли, самое время для новых.
Но Деклан не делает ничего из вышеперечисленного. Только глоток пива, затем чокается со мной.
– И ты меня, – говорит он.
Я едва не роняю бутылку.
– Что?
– Ты слышал.
– Значит, ты не…
Я замолкаю. Слова «Ты не сердишься» все еще кажутся невозможными.
Щурясь под ярким солнцем, Деклан оглядывается на крыльцо, с которого мы ушли. Это один из тех невероятных дней в конце октября, какие иногда бывают у нас в Вермонте: больше двадцати градусов[11] при почти безоблачном голубом небе, деревья вокруг нас – сплошное буйство цвета. Теперь младенца держит Дейзи и о чем-то серьезно беседует с сестрой Райана. Миа и Эзра сидят рядышком на деревянных перилах, болтая ногами и склонив друг к другу головы. Раздвижные двери дома открываются, и на улицу выходит девушка, по ее плечам рассыпаны темные кудри.
Я ждал ее прихода, но, думаю, могу подождать разговора с ней еще немного.
– Я был тебе дерьмовым братом, Мэл, – произносит наконец Деклан. – Много лет. Просто я… не буду лгать, мне было наплевать на тебя, когда мы были детьми. Я был слишком занят своими делами. А ты не был… не знаю. В достаточной степени похожим на меня, чтобы я обращал на тебя внимание. – На щеке у него дергается мускул, глаза устремлены по-прежнему в сторону крыльца. – Затем все полетело к черту, и я уехал. Тогда я тоже о тебе не думал. Все эти годы не думал. Поэтому не знаю, почему я ожидал, что ты примешь мою сторону, когда кто-то нашел мое школьное кольцо на месте преступления.
В горле у меня пересохло.
– Я должен был сообразить, что ты не имеешь к этому никакого отношения.
Деклан пожимает плечами.
– Почему? Мы едва знали друг друга. И я – взрослый. По крайней мере так мне говорят. Поэтому это моя вина. – Он снова открывает холодильник и, достав имбирный эль, протягивает мне. Я медлю, и он забирает у меня пиво и ставит на соседний стол. – Давай, Мэл.
Я беру имбирный эль.
– Не знаю, что будет с мамой.
– Я тоже не знаю. Ну, не самое большое дерьмо. Думаю, мы с ним разберемся. Вы можете поселиться рядом с нами. Солсбери нормальный городок. – Он с ухмылкой тянет пиво. – Завсегдатаи в «Таверне Буковски» и вполовину не так плохи, стоит только познакомиться с ними поближе.
Сухость в горле отступает.
– Приятно узнать.
Маленькое облачко набегает на солнце, ненадолго затеняя лицо Деклана.
– Ты разговаривал с Кэтрин? – спрашивает он.
– Нет, – отвечаю я.
Закончилось все тем, что она передала последнюю улику окружному прокурору: чехол от сотового телефона Брук. Кэтрин нашла его в тот день, когда Питер организовывал поисковую группу. Она тогда искала зарядку от своего телефона в кабинете отца. По-видимому, Питер уничтожил телефон Брук, но сохранил чехол – словно трофей. Как сохранил и кольцо Лейси.
В магазине такой чехол вы не купите – Брук сделала его сама из прозрачной обложки, сухих цветов и лака для ногтей. Другого такого не было, и когда Кэтрин увидела его, она поняла, что ее отец причастен к этому делу. Но, вместо того чтобы сообщить о нем полиции, она восстановила одну из анонимных угроз Вив, чтобы отвлечь внимание.
Адвокат Кэтрин нарисовал ее образ, стремясь пробудить как можно больше сочувствия у следователей. Он заявил, что Питер годами методично отчуждал Кэтрин от ее матери, чтобы иметь возможность контролировать дочь и манипулировать ею до такой степени, что она полностью зависела от него и не способна была отличить плохое от хорошего. Иной тип жертвы по сравнению с Лейси и Брук – но все равно жертвы.
И может, так и было. Не знаю, потому что я не ответил на единственное сообщение, которое она прислала мне с тех пор, как ее отпустили под опеку ее тетки. Кэтрин нельзя покидать страну, а ее мать не желает сюда переезжать.
Он все, что у меня есть.
Я не ответил. Не только потому, что это было неправдой – у нее были самое меньшее я и моя мама, потом ее тетя и даже Тео и Вив, – но и потому, что каждый раз, когда я думаю о своей сводной сестре, я вспоминаю, как в последний раз видел Брук на подъездной дорожке у ее дома. Как она оглядывается на меня через плечо, а потом входит в дом. Вскоре после этого, согласно данным полиции, она тихонько выскользнула из дома, чтобы встретиться с Питером.
Думаю, я никогда не смогу принять тот факт, что Кэтрин знала о причастности Питера к исчезновению ее лучшей подруги и все равно его поддерживала. Может, когда-нибудь, когда боль сгладится, я попытаюсь понять, каково это было расти рядом с ядовитым мерзавцем в роли отца. Но не сейчас, еще слишком рано.
– Вероятно, и к лучшему. Вся эта семья прогнила насквозь, – говорит Деклан, делая очередной долгий глоток из бутылки. – В любом случае вы с мамой должны приехать к нам на ужин на этой неделе. Мы с Дейзи купили гриль.
Я начинаю смеяться.
– Черт возьми. Вы купили гриль. Завели младенца. Что дальше, папаша из пригорода? Начнешь говорить о своем газоне?
Деклан прищуривается, и на секунду мне кажется, что я зашел слишком далеко. Затем он улыбается.
– Есть участь и похуже, маленький братец. Гораздо хуже. – Он снова поворачивается к крыльцу, заслоняя глаза от солнца. Эллери разговаривает с сестрой Райана, сцепив перед собой руки. – Почему ты все еще здесь, треплешься со мной? Иди к своей девушке.
– Она не моя… – начинаю я, и Деклан толкает меня.
– Не будь таким размазней, Мэл, – наставляет он, забирая у меня имбирный эль. Но с улыбкой.
Поэтому я оставляю его и иду через двор к крыльцу. Эллери замечает меня на полпути и машет рукой. Говорит что-то своей сестре и живо сбегает по ступенькам, что все мои нервы трепещут. После нашей выписки из больницы я видел ее раза два, всегда вместе с Эзрой, Мией или бабушкой. Я даже мельком видел Сейди до ее возвращения в реабилитационный центр. Здесь мы с Эллери тоже не одни, но на несколько секунд начинает казаться, что, кроме нас, здесь никого нет.
– Привет, – говорит она, останавливаясь в шаге от меня. – Я надеялась, что ты здесь будешь. – Поверх моего плеча она бросает взгляд на Деклана. – Как все прошло?
– Лучше, чем я ожидал. Как у тебя складываются отношения с твоими новыми братьями и сестрой?
– То же самое, – отвечает она. – Лучше, чем я ожидала. Они милые. Хотя спокойнее всего мне с Райаном. Эзра адаптируется гораздо легче, чем я. Как обычно. – Она убирает назад прядь волос, упавшую на висок. – Как ты себя чувствуешь?
– Если не считать головных болей? Не так уж плохо. Никаких серьезных последствий. Во всяком случае, так говорят доктора.
– У меня тоже. – Она колеблется. – То есть… наверное, кошмары в итоге прекратятся.
– Я на это надеюсь. – Я молчу секунду, потом добавляю: – Слушай, мне правда очень жалко, что ты ничего не узнала о своей тете. Я понимаю, как много это значило бы для твоей семьи. Если это может послужить каким-то утешением… Мы знаем. Понимаешь?