– Я поняла, – вздохнула Васса. – Люди надеялись, что в будущем они станут быстрее перемещаться, а оказалось, что в будущем и не надо никуда ехать. И не просто не надо, а еще и нельзя. Я примерно о том же уже думала. О том, что мы не можем предугадать будущее, потому что некоторые вещи предсказать нельзя, ну вот как эти эпидемии. Раз – и они всю картину мира изменили, ты прав. С Миланой мы на эту тему как-то спорили… И про растущую бедность я знаю. Но что дальше, Рэм? Как ты считаешь, случится война между людьми и алиенами?
– Ну, не в том виде, в каком многие войну себе представляют, – пожал плечами Рэм. – Не будет ни взрывов бомб, ни автоматной стрельбы, ни налетов… То есть всего того, что вы, люди, понимаете под войной, не произойдет. Скорее, как я уже упоминал, наши задействуют климатическое оружие, ну и плюс биологическое… то есть подключат всяких монстров. Ты представь: в одной местности – ливни и воды по уши, а в воде плавают акулы с крокодилами, в другом месте – жара и ти-рексы бегают, еще где-то все живое замертво падает от мороза… Ураганы сметают дома, вулканы извергают лаву и столбы пепла, землетрясения еще до кучи… Когда явного противника нет – зачем, с кем воевать?
– А как сами алиены собираются в таких условиях выживать? – нахмурилась Васса. – Они же тоже под удар стихии попадут.
– У алиенов есть убежища. Вот наш кардиоцентр в Кострове, думаешь, обычное здание? Нет, оно может даже ядерный удар выдержать. Начнется какой катаклизм, мы, алиены, живущие здесь, все в кардиоцентре засядем по сигналу. Город Костров в клочья, а нам хоть бы хны.
Вассу этот ответ привел просто в бешенство. Разом вернулась ее ненависть к алиенам и к Рэму. И еще добавилось четкое осознание того, что Рэма нельзя любить, каким бы хорошим, милым и добрым он ни казался. Он – враг всего человечества. Как и прочие алиены.
Васса сдержалась и ничего не сказала. Рэм, верно, почувствовал ее состояние и тоже замолчал.
– Ты не мог сейчас солгать, а? – сквозь зубы прошипела она.
– Я не могу тебе лгать, – коротко ответил он. – Ты спрашиваешь, я отвечаю. Тебе тошно от моих ответов? Ну тогда не спрашивай, Вассечка.
– Я не могу не спрашивать. Не надо на меня всю ответственность перекладывать, типа я сама виновата, что лезу во все это. Да как мне не лезть, как я могу голову в песок засунуть…
Рэм достал из рюкзака бутылку потуса, отпил из нее.
Они больше не разговаривали. Потом Васса закрыла глаза, чтобы не видеть Рэма, и сама не заметила, как уснула.
Открыла глаза, когда поезд начал снижать скорость.
– Уже Москва, – не поворачиваясь, сказал Рэм.
– Хорошо, – буркнула Васса. Подхватила рюкзак, скрылась в туалетной комнате. Привела там себя в порядок, умылась, волосы только не смогла расчесать как следует. Вернулась в вагон, села обратно в кресло.
Рэм тоже ушел туда же, но вернулся, когда поезд плавно крался к перрону все медленнее и медленнее, пока и вовсе не остановился. Двери распахнулись.
Васса ступила на московский перрон, вдохнула воздух. А здесь, оказывается, пахнет иначе. Чужим городом, не так, как в Кострове. Было совсем не жарко, в отличие от Кострова… Здесь приятное летнее тепло, но никак не мучительный зной. Людей вокруг очень мало.
– Нас точно система не видит?
– Точно, точно… – успокоил Рэм. – Было бы гораздо хуже, если бы тут на каждом шагу стояли полицейские и представители вокзальных служб.
Они вышли на широкую улицу. Высокие массивные дома вокруг, старинные, несколько пустых такси.
– Может, на такси?
– Нет, такси нас просто так не повезет, проще на электробусе. Он, кстати, бесплатный! В Москве многие маршруты общественного транспорта сделали бесплатными…
Прошли дальше через дорогу, сели в полупустой электробус. Валидатор отсутствовал вовсе. Бесплатный проезд!
Дальше Васса по привычке подняла лицо к тепловизору и сунула руки в санитайзер на входе. Но ничего не получилось, экран тепловизора остался темным, а санитайзер тоже не сработал.
– Я ж говорю, система тебя не видит. Садись, ехать долго придется.
– Ладно, – кивнула Васса. Она заняла кресло у окна, а Рэм сел напротив. Вдруг закапал летний дождь, крупный, редкий, оставляя прозрачные штрихи на стекле. А ведь на небе даже туч не было.
– Июль, – вдруг сказал Рэм. – Еще июль, да…
– И что?
– А то, что это самый настоящий июльский дождь.
– И что? Я не понимаю!
Они ехали по тихой и почти пустой улице.
– Есть старый фильм с таким названием. Очень старый фильм, еще даже черно-белый. Очень старый и очень странный. Наверное, только я один посмотрел его, в наше-то время.
– Какой фильм?
– «Июльский дождь». Шестидесятые годы двадцатого века примерно.
– Нет, точно не знаю такого, – сказала Васса. – Интересный фильм?
– Ну как… если честно, уже с трудом воспринимается. Книги, кино – они обычно привязаны к какой-то эпохе. Спустя годы сигналы, которые в них закодированы, читателями и зрителями уже не ловятся. Нет, ну бывают какие-то совсем уж гениальные вещи на все времена. Всем поколениям они понятны, но в основном… – Рэм безнадежно махнул рукой.
– Послушай, а ты неплохо знаешь наше искусство, я заметила!
– Есть такое.
– Алиены же не понимают искусство?
– И я не понимаю, – пожал плечами Рэм. – Но иногда оно на меня действует, я это прям чувствую.
– Так о чем же тот фильм «Июльский дождь»? – с интересом спросила Васса.
– Ни о чем. То есть он о летнем дожде, – глядя в окно, сказал Рэм. – О мужчине и женщине, о невозможности счастья. О Москве. Видишь? Здесь раньше на месте этих корпусов был троллейбусный парк. И в фильме минуте на пятнадцатой, что ли, герои шли вот именно по этой улице, обнявшись, ранним утром, а из парка выезжали в рейс троллейбусы под номером двадцать два. А вот и сквер, он так и остался, мы мимо него сейчас уже проезжаем, только теперь он весь вышками связи утыкан, но так-то все прежнее. А вон с другой стороны сквера знаменитый старинный особняк, что-то там с поэтом Пушкиным связано, дальше церковь, она так и стоит здесь. И вот мы тут вдвоем в июльский день, правда, не пешком идем, а едем в общественном транспорте… Но какая разница. Есть Москва, есть ты и я, и очень хочется счастья, только оно опять невозможно.
– Значит, прошлое не умерло? – дрогнувшим голосом спросила Васса. – Оно так и осталось в этом мире в наслоении других времен? Как торт «Наполеон», который когда-то пекла тетя Поля…
– Наверное, – ответил Рэм, глядя в окно.
Электробус ехал и ехал… Целую вечность, кажется. Дождь закончился. Одни пассажиры сменялись другими, на Рэма с Вассой никто не смотрел. Мимо окон мелькали какие-то совсем обычные дома, старинных зданий почти не осталось, никаких достопримечательностей.
– Какой огромный город, – пробормотала Васса. – И улицы почти пустые. Где все люди, Рэм? Ведь столько домов вокруг, столько окон…
– Наверное, люди работают еще. У себя в четырех стенах. Это раньше жизнь в больших городах кипела. И все выходили из дома. И было две волны людского потока – утром и вечером. Когда все ехали на работу, а потом с работы. С одного конца Москвы на другой… Час пик, пробки, давка. Теперь это невозможно представить.
– Невозможно… – согласилась Васса, которая никогда ничего подобного не наблюдала.
– Еще раньше существовали гигантские магазины в несколько этажей – гипермаркеты. Они пользовались популярностью, туда отправлялись толпами… – пробормотал Рэм. – А сейчас что, а сейчас ничего. Люди работают дома в основном. Личного транспорта давно нет. Да и зачем, когда есть общественный, да еще и по большей части бесплатный в больших городах. Кто где живет, в том районе и трудится. Еду сейчас доставка на дом привозит, есть еще пункты выдачи заказов, ни в какой гипермаркет тащиться не надо. Ну и весь этот общепит еще… Говорят, все больше людей стало пользоваться общепитом, даже несмотря на то, что тем, кто питается дома и готовит сам, даже доплачивают. В столице эти процессы еще сильнее, еще заметнее. В Москве все сделано для удобства живущих здесь. Город-рай.
– Я бы хотела тут поселиться… – мечтательно произнесла Васса.
– Ага! Не получится. Москва добра только к тем, кто уже живет здесь. Просто так поселиться здесь не выйдет, недвижимость дорогая.
– Это тоже алиены постарались? – спросила Васса. – Они цены на жилье тут взвинтили?
– Ты опять? Заладила… Да фиг его знает, кто теперь разберется! Город сам способен к саморегуляции… – фыркнул Рэм. – Вот ты, Васса, во всем нас, алиенов, обвиняешь… А жизнь сложнее. Тут даже двое людей между собой не могут договориться…
– Ты про нас с тобой?
– Ну, а то…
– Рэм, Рэм… Ты сказал – людей? – вдруг засмеялась Васса. – Ты себя тоже, значит, человеком считаешь, да?
– Оговорился… Бывает, – буркнул Рэм. – Так, кажется, нам пора выходить.
Они покинули электробус, свернули на тихую улочку. Минут пять шли пешком, пока не оказались возле кафе с летней верандой. Вассе оно показалось знакомым.
– Рэм! Это ведь то самое кафе, куда ходит Федор!
– Оно самое… Садимся здесь и ждем Федора. Если не появится, то придется искать его как-то иначе.
На веранде уже сидели посетители. Рэм с Вассой заняли столик у дверей с удобным обзором.
– Ты есть хочешь?
– Да, что-нибудь… Кашу хочу!
Рэм сходил на раздачу, вернулся с подносом, на котором лежали тарелки с прозрачными крышками. Сообщил:
– С ума сойти. Еда дешевле, чем в Кострове… Тут вообще все круто. Ни кухни, ни официантов, ни уборщиков, ничего… Одни посетители… Сами-сами. Потом всю посуду вон туда относят, складывают в специальный контейнер.
– Ого! А откуда тогда еда, кто ее готовит?
– Я так понял, на каких-то фабриках, потом сюда привозят уже в этих тарелках, готовую. А на фабриках там конвейер, людей тоже минимум. Чтобы снизить риск возникновения эпидемии. Там неподалеку где-то и тарелки моют. Вымоют и снова еду в них накладывают. Нет, ну а что, и правильно, я уж давно нигде одноразовой посуды не видел, только мир захламлять…