Телефон я волевым решением запираю в ящике. Знаю себя: буду каждые три пять минут вылезать из воды и проверять: не звонил ли?
На выходе из раздевалки вспоминаю, что не взяла косметичку, которой собиралась воспользоваться после сауны, и возвращаюсь. Замираю. Из ящика доносится мелодия, от которой кожа покрывается мурашками, а в груди трепыхается что-то тяжелое и горячее. Эта композиция стоит у меня на Булата.
Я прикладываю браслет к замку, беру телефон. Да, это он звонит. Нужно срочно успокоиться.
— Алло.
— Здравствуй, Таисия. Ты где?
Голос у него звучит как и до этого: мягко и спокойно.
— Я в спортзале, — оттого, что я сказала себе взять под контроль эмоции, эта фраза звучит как-то резко и неестественно. — В «Холмах». Решила поплавать.
— Долго еще будешь?
Я отвечаю не сразу, потому что мысли за секунду разбегаются. Первый мой импульс — сказать, что я уже почти закончила. Я ведь знаю, что скрывается за этим вопросом: он хочет со мной встретиться, возможно, пообедать. Я смогу увидеть его совсем скоро.
— Я только что пришла. Еще даже не окунулась.
Произнести эти слова совсем не просто, потому что они могут означать, что сегодня мы уже не увидимся, и вечер я проведу, запертой в тюрьме из домыслов и переживаний. Но соврать Булату, снять купальник и заново натянуть свои вещи тоже не могу. Даже в собственных глазах это выглядит жалко.
— Сколько времени еще нужно? Я заберу тебя после.
Я прикусываю губу от стремительно набегающей радости и, позабыв закрыть ящик, бездумно иду к выходу из раздевалки. Он хочет увидеться и готов подождать. Возможно, при встрече он расскажет, какие дела его вчера задержали.
Еще никогда плаванье в одиночестве не доставляло мне такого удовольствия.
******
Булат привозит меня в итальянский ресторан, в тот самый, в котором мы с ним однажды были. Дорогой я не пыталась заговаривать о вчерашнем вечере, но после того, как мы занимаем стол и делаем заказ, вопрос вылетает сам собой:
— Как прошло вчера? Ничего серьезного, надеюсь, не случилось?
— Ничего непоправимого, — как ни в чем не бывало произносит Булат. — Купила лакомства для Банди?
Я бормочу «угу» и опускаю взгляд в пустую тарелку. Радость от встречи неожиданно стала гаснуть, ускользать. Что-то не так, и я не могу сама себе объяснить, что именно. Возможно, причина этому то, что ценой моей бессонной ночи стала короткая, ничего не проясняющая фраза. «Ничего непоправимого».
— Да, купила. Он был очень рад.
Булат задерживает взгляд на моем лице. Он очень наблюдательный и улавливает любые изменения в моем настроении, даже когда я и пытаюсь делать вид, что все хорошо.
— У Марата есть арендное помещение в пределах Садового кольца. Оно могло бы подойти под офис турагентства.
Теперь приходит мой черед его ошарашенно разглядывать.
— Ты имеешь в виду… В смысле, предлагаешь мне взять его в аренду?
— Я помогу тебе взять его в аренду, — поправляет Булат. — Не вижу смысла тянуть. Ты ведь еще не передумала насчет турагентства?
— Я? Нет… Но… Просто я думала, что мне стоит сначала доучиться.
— Тебе ведь удается и сейчас совмещать учебу с работой.
— Да, но совмещать занятие турагентством, учебу и работу «Холмах» я не осилю.
— Верно. Значит, от чего-то одного придется отказаться.
— Имеешь в виду, что мне нужно уволиться?
— Точно не подразумеваю то, что тебе надо бросить учебу. Должность администратора — это лишь заработок. Агентство — уже перспектива.
— Я… — от волнения и закрутившегося вихря мыслей, мне с трудом удается подбирать слова. — Мне нужно подумать.
— Подумай, конечно. Время у тебя есть.
Следующие несколько минут я пытаюсь уделить внимание салату, хотя навеянный плаваньем голод был полностью уничтожен новой идеей. Открытие собственного турагентства было моей мечтой, и как любая мечта, она не позволяла с легкостью к себе прикоснуться. Сейчас же Булат запросто поднес ее на уровень моих глаз. Конечно, мне нужно все обдумать. Все как-то слишком… сказочно.
Ну что я за человек такой? Настроение скачет, как белка. Только что грустила от того, как скупо Булат мне ответил, сейчас же захлебываюсь восторгом. Турагентство — это ведь тоже его забота обо мне.
Мне вдруг начинает хотеться сказать ему что-то приятное, чтобы извиниться за свои обиды и сомнения. Например, что я по нему очень соскучилась и волновалась. И что Банди тоже по нему скучал. Уже открываю рот, но в этот момент на столе оживает телефон Булата. Он смотрит на экран, и я машинально отвожу глаза, чтобы он не думал, что я пытаюсь подглядеть.
Прикладывает к уху.
— Я тебе перезвоню.
Вторая короткая фраза за ужин, от которой мое настроение кубарем катится вниз. Булат всегда свободно разговаривал при мне со всеми. Почему не может сейчас? Ему звонит девушка? Он решил сберечь мои чувства и не говорить с ней при мне?
— Таисия, — окликает он, не переставая на меня смотреть. — Что с твоим настроением?
Я мотаю головой, не в силах встретиться с ним глазами. Слишком много во мне противоречивых эмоций сейчас, а я не хочу ненароком устроить скандал.
— Наверное, устала. Отвезешь меня домой?
Боковым зрением я замечаю, как Булат поднимает руку, прося счет.
33
Дорога до моего дома проходит в тишине. Я молчу, погруженная в свои невеселые мысли, и Булат тоже не предпринимает попытки заговорить. Еще бы. Он ведь уже спросил в ресторане, что со мной, и повторно допытываться не будет. На душе становится совсем тоскливо: через пять минут Булат высадит меня возле дома и уедет, а я окажусь в четырех стенах наедине со своим испорченным настроением. И самое обидное, что обвинить в этом не кого — это был мой выбор. Все-таки я совершенно непоследовательный человек.
Когда машина Булата останавливается возле моего подъезда, я уже близка к тому, чтобы заплакать. Злюсь на него, злюсь на себя, и чувствую при этом абсолютную беспомощность.
— Спасибо, что довез, — хриплю, берясь за дверную ручку. И даже глаз на него не поднимаю: если Булат посмотрит на меня своим внимательным взглядом или не дай бог что-нибудь спросит — точно сорвусь.
— Подожди, пока я машину запаркую, — безапелляционно произносит он, выворачивая руль к поребрику.
Желание разреветься мгновенно сменяется волнительным неверием: он, что, не планирует уезжать? Собирается ко мне подняться?
Я расправляю плечи и складываю ладони на коленях, принимая позу спокойствия и достоинства. Если есть мизерный шанс, что Булат хочет остаться у меня, сейчас ему ни к чему знать, как я этому рада. Между нами по-прежнему стоит моя бессонная ночь и этот звонок, на который он не захотел при мне ответить.
Булат и правда выходит из машины и идет со мной к подъезду. В этот момент я несказанно благодарна, что он именно такой: не сомневается и не спрашивает — просто делает. Потому что сама я, закопавшись в своих страхах и обидах, не смогла бы его пригласить, и вечер бы совершенно точно прошел отвратительно. С другой стороны, нет гарантий, что он и сейчас таким не станет.
На пороге нас по привычке встречает Банди. Я опускаюсь на колени и треплю его по голове, делая это так долго, что он начинает смотреть на меня с подозрением: дескать, а ты чего это сегодня такая надоедливо-ласковая? Так я даю себе время избавиться от нервозности, чтобы нормально общаться с Булатом. Слишком хорошо помню, что он не любит скандалов.
Повесив пальто, я спрашиваю первое, что приходит в голову:
— Будешь чай?
Булат кивает и делает шаг с явным намерением пройти на кухню, но затем останавливается и начинает снимать обувь. Несмотря на понурое настроение, я не могу удержаться от улыбки. Он все-таки запомнил.
Пожалуй, впервые я чувствую себя настолько неловко на собственной кухне. Боюсь, что Булату наскучат мои молчание и скорбный вид, и одновременно ничего не могу с ними поделать. Я думала, что могу жить сегодняшним днем, думала, что буду благодарно вкушать время, которое мы проводим вместе, не обременяя себя ожиданиями, но на деле так не вышло. Мне невыносимо знать, что Булат может проводить время с другой женщиной, пропасть без объяснения причин, а потом появиться как ни в чем не бывало. Потому и злюсь сейчас на нас обоих. Потому что он причина моих метаний, и потому что я сама настолько труслива, что боюсь задать нужные вопросы.
— Таисия.
Я напрягаю каждый мускул лица, чтобы не выдать себя, и поворачиваюсь к Булату. И даже улыбку умудряюсь выдавить.
— Да.
— Через полчаса мне нужно будет уехать, так что я не смогу долго допытываться о причинах твоего плохого настроения, — он переводит взгляд на заварочный чайник в моей руке и требует: — Поставь уже его и сядь.
В носу моментально начинает колоть, и я быстро отворачиваюсь. Он просто не понимает… Понятия не имеет, как я измучилась.
Заварочник я возвращаю на столешницу и с агрессивным скрежетом выдвигаю стул. Это у меня не специально получается. Так я хочу саму себя взбодрить. Складываю локти на столе и с вызовом смотрю Булата. Это я тоже делаю не специально — в противном случае расплачусь.
— А теперь говори, — с нажимом произносит он. — По возможности спокойно и без истерик.
Грудь начинает распирать от участившихся вздохов, пульс зашкаливает. Все накопленные тревоги и сомнения закипают во мне, отчаянно просятся наружу. Но как же страшно сорваться и потерять лицо.
— Когда ты… в тот день, когда я пришла к тебе в офис… и у нас случилось… И ты мне сказал… и стал приезжать… Я дала себе слово, что не буду ни о чем думать и наслаждаться тем, что есть. Думала, что смогу… Но оказывается не могу… И это ужасно, потому что каждая встреча с тобой для меня значит больше, чем весь прошлый год… И мне страшно это потерять… но я просто не могу…так не могу, понимаешь?
Я знаю, что моя речь звучит бессвязно, но сейчас по-другому говорить я не способна. Здравый смысл и уверения в спокойствии оказываются напрочь разбиты эмоциями, и по щекам начинают катиться слезы.