— Направо, если забыл, — с усмешкой подсказывает Камиль, очевидно, чтобы разрядить обстановку.
Фидель и его ублюдки находятся в угловом помещении, где хранятся колеса. Запах исходящего от них страха перебивает даже вонь резины. Знают, что просто так их отсюда не выпустят. Лица двоих мне не знакомы, а третьего я смутно помню — кажется, когда-то видел их вместе.
Радик и Карим убирают за спины резиновые дубинки и протягивают руки для приветствия. В лицах застыло ожидание указаний.
— Всех, кроме Фиделя, уберите в соседнее помещение и поучите обращению с девушками. Так, чтобы неделю кровью ссали. Потом меня дождитесь — скажу, что дальше.
Карим заламывает руки первому: ему на вид не больше двадцати, даже прыщи со щек не сошли. Внутри царит полный штиль. Она боялась, а он сидел рядом и просто наблюдал. Позволил вышвырнуть ее из машины посреди трассы. Собирался изнасиловать.
Ярость вновь заслоняет собой способность думать, и мне приходится прикурить новую сигарету.
— Я же ничего не делал…. — визгливо орет второй, тараща переполненные ужасом глаза. — Даже слова ей плохого не сказал! Матерью клянусь…
Я глубоко затягиваюсь, чтобы притушить брезгливость. Достаточно, что ты там был и не помог ей, ублюдок.
Выводят третьего, и я наконец, остаюсь наедине с тем, кого когда-то считал своим воспитанником.
42
Булат
— Бо, выслушай меня сначала, ладно? — Фидель выставляет вперед ладони с выражением серьезности на лице, которое ничуть не способно замаскировать его страх. — Я бы никогда…
— Заткнись. И я тебе не «Бо». Таисия уже обо всем рассказала, и твоя версия произошедшего мне не интересна. Интересно другое: в какой момент ты превратился в охуевшую тварь, насилующую женщин? Ты же на моих глазах рос. Никто из наших никогда бы до такого не опустился.
Фидель опускает взгляд в бетонный пол и по-сиротски шмыгает носом. И правда, когда? Я его еще подростком знал. Рос как сорняк никому не нужный — отец ушел из семьи, мать запойная алкоголичка. К нам он случайно попал, когда Камилю стекло в машине разбил, чтобы украсть навигатор. Парнем он оказался толковым и смышленым. Начал механиком в автосервисе, потом перешел на закупки запчастей и постепенно переквалифицировался в моего личного помощника. О теневой стороне моего бизнеса он знал все — настолько я ему доверял.
— Да я просто припугнуть ее хотел, Булат. Никто бы из пацанов ее пальцем не тронул. Ты же мне как бра и как отец… Я злился, что из-за нее у нас так с тобой вышло… Непонятки эти. Хотел слегка проучить.
Кулаки машинально сжимаются — безусловная реакция на трусость и вранье. Есть досада на себя: что подпустил его так близко и не замечал.
— Ты возле моих ног почти десять лет крутился, а главного так и не усек: нужно уметь нести ответственность за совершенные поступки и не перекладывать вину на других. Тут тебе есть, чему у Таисии поучиться. То, что ты на дно покатился — это только твоя вина. Она девчонка несмышленая, тогда не понимала, что творит, но ты-то, выкормыш, должен был понимать.
— Блядь, а что я должен был подумать?! — брызжа слюной, истерично выкрикивает Фидель. — Ты сам сказал: «Иди к ней, если хочешь». Я же привык доверять твоим словам!
— Твоя большая ошибка состоит в том, что ты посчитал это руководством к действию. Ты, сука зарвавшаяся, всерьез подумал, что я с тобой буду своими женщинами делиться? Получается, ты все время только и ждал, когда какой-нибудь кусок с моего стола тебе отвалится? Это, блядь, твои понятия о семье и преданности? Насильно трахнуть мою любовницу в моей же квартире?
Это тот редкий случай, когда я теряю над собой контроль. Слишком многое пошло прахом из-за того его поступка: мое расположение, доверие и годы совместной работы. Этот скулящий сопляк был мне как младший брат.
— Булат.. бля… ты же меня десять лет знаешь… вы с Камом моя семья… Из-за одного косяка…из-за девки…
По его перекошенному агонией лицу катятся слезы. Поморщившись, я достаю из кармана пачку и прикуриваю сигарету. Все-таки дело вовсе не в сложном детстве. У Таисии оно ненамного лучше, но в ней есть стержень, а у Фиделя его нет. Он готов обвинять весь мир в собственных промахах, она, напротив, постоянно ищет корень проблем в себе. В последнем тоже хорошего мало, но так по-крайней мере честнее по отношению к окружающим.
— Эта девка, как ты выразился, ни разу на тебя не пожаловалась, даже после того, как ты пришел в «Холмы» ей угрожать. Потому что не поверила, что люди такими жестокими уродами бывают. Перед тем, как я изуродую твою рожу и отобью тебе яйца, хочу чтобы ты знал, почему я это сделаю. Потому что ты и три других подонка решили, что могут безнаказанно поиздеваться над ни в чем не повинной девушкой: затолкать ее в машину, разбив ей лоб, до смерти напугать обещанием изнасиловать, а потом выкинуть на холоде посреди трассы, где любой проезжающий мог сделать с ней все, что угодно.
Из-за растущего гнева становится душно и приходится расстегнуть воротник рубашки. Пусть меня там и не было, но представить совсем не сложно: Таисия испуганно вжимается в обшивку сиденья, дрожит от страха, плачет, умоляя ее отпустить. Если мысленно допустить то, что могло произойти, если бы не мой звонок — я попросту его убью.
— А самая твоя большая ошибка в том, что ты выбрал ее.
Я снимаю пальто и отбрасываю его на гору колес. Намеренно неспеша закатываю рукава. В этом заключается часть его наказания — ожидание расправы. Против меня у Фиделя шансов нет — мы оба это знаем, так же как и то, что ему лучше не сопротивляться.
— Я могу извиниться перед ней, — трясущимся голосом предлагает Фидель, цепляясь за несуществующую соломинку спасения. — Пацаны тоже… Могу позвонить… или лично….
— Не нужны Таисии твои извинения.
Потому что она обязательно простит.
Смирившись с фактом, что любые его слова уже ничего не изменят, Фидель начинает пятиться в угол склада. Глаза покрасневшие, но сухие, взгляд затравленный. Зверек, которого загнали в ловушку. Сейчас он как никогда напоминает того четырнадцатилетнего подростка, которого Камиль зашкирку приволок к нам в офис. Грудь окатывает чем-то ноющим, горячим, но это проходит, когда перед глазами встает ее заплаканное лицо. Вот она обнимает подушку, говоря, что ее предала подруга, бледнеет и вытягивается струной, когда родная мать разговаривает с ней как с самым ничтожным существом на земле. Выбегает из темноты в слезах и, бросившись мне на шею, обнимает заледеневшими руками.
Гнев достигает правильного максимума. Я отвожу руку, замахиваюсь.
***********
— Отвел душу? — спрашивает Камиль, встречающий меня на выходе из шинной.
— Есть чем лицо протереть?
Друг вытягивает из кармана упаковку влажных салфеток и протягивает их мне. В крови еще слишком беснуется адреналин, чтобы удивиться их наличию.
Промокнув кровоподтеки с пальцев, я швыряю салфетку канистру с мусором и прикуриваю сигарету.
— Радик с Каримом закончили?
— Минут десять назад. Ты же сказал им дождаться ценных указаний.
— Верхнюю одежду пусть с них снимут и высадят где-нибудь на трассе.
Камиль понимающе кивает.
— Справедливо. Теперь домой?
— Да. И вот еще что. Завтра на базе не появлюсь. Отпуск возьму небольшой.
— Собрался куда-то?
Камиль отвечает на рукопожатие и усмехается.
— Не смог пропустить — одолела ностальгия. Хорошего отдыха вам обоим.
Все. Теперь можно к ней.
43
Я в сотый раз смотрю на часы: с момента ухода Булата уже сорок минут прошло. О том, что происходит все это время за дверями склада, стараюсь не думать. Булат сказал, что ему ничего не угрожает, а остальное не имеет значения. Он ведь не стал бы мне врать?
Получается, он по каким-то своим каналам нашел Фиделя и решил с ним поговорить. Не хочу думать о том, что он будет с ними драться. Булат очень разозлился — это было видно — но по сути ничего страшного-то не случилось. Я вообще начинаю думать: может, от страха все преувеличила и никто меня насиловать не собирался? Попугали бы и отпустили? Сейчас бы Булат сказал, что я оправдываю других за свой счет, и наверное, был бы прав. Но что я могу с собой поделать? Так уж устроена. Смириться с тем, что люди могут быть настолько жестокими, мне невыносимо, поэтому я и ищу другие объяснения. Не хочу разочаровываться в мире.
Снова бросаю взгляд на экран телефона: половина первого. И тут меня осеняет: в это время должен приземлиться самолет Марины. Ей будет приятно, если я позвоню. Заодно отвлеку себя от ожидания.
Мне приходится прослушать затяжную серию гудков, прежде чем она берет трубку. При звуке знакомого звонкого голоса, я начинаю невольно улыбаться. Такая бодрая, несмотря на ночной перелет.
— Тай! А ты чего не спишь?
— Не спится, — решаю пока не вдаваться в скандальные подробности своего бодрствования. — Захотела первой тебе позвонить и поздравить с возвращением на родную землю.
— Ой, так приятно, Тай! — восклицает Марина с трогательной искренностью, от которой внутри теплеет. — Мы вот только что приземлились… Сейчас на паспортном контроле. Я по тебе соскучилась очень. Кучу подарков везу. Еще испанское вино. Как у тебя со временем завтра? Может увидимся? Ох, мне столько всего хочется тебе рассказать…
Один из лучших подарков судьбы — это то, что в день, когда я решила обзавестись первой дорогой парой обуви, была смена Марины. Если в мире существует хотя бы один человек, которому вы настолько дороги, можно считать, что жизнь проходит не зря. Я даже окно приоткрываю — настолько мне становится тепло от разговора с ней.
Хочу спросить, как она доберется до дома, но в этот момент замечаю движение возле дверей склада и вопрос сам вылетает из головы. В появившемся темном силуэте я узнаю Булата.
— Марин, еще раз с приездом. Напиши мне, как доберешься до дома, ладно?
— Не волнуйся, Тай, меня Саша встречает. Осталось только багаж получить и покачу домой в тепле.