Оставшись наедине с будущим ужином, она мрачно уставилась в кастрюлю.
Все просто. Если вылить воду, рыбина погибнет естественным образом. А Кольке можно сказать, что она заболела. Или умерла от тоски по сородичам. Или… Черт, еще и об этом приходится думать! Вместо того чтобы просто радоваться, что у нее есть ЕДА.
«Еда» окончательно притихла. Наверное, решила притвориться мертвой в надежде, что ею побрезгуют.
Как бы не так.
Ника решительно взялась за ручки и поднесла кастрюлю к раковине.
Гоша. Теперь вообще кусок в горло не полезет. Есть Гошу – это не то же самое, что есть рыбу.
Прости, Гоша. Ты оказался низшим звеном в этой короткой пищевой цепочке. Проще говоря, плавал не в то время и не в том месте.
Стиснув зубы, Ника выплеснула воду в раковину и выскочила в коридор. И дверь за собой закрыла, как если бы совершила убийство, и жертва слала ей вслед последние предсмертные проклятия.
Чтобы не думать о том, что должна испытывать сейчас рыбка по имени Гоша, Ника попыталась собрать воедино обрывки знаний о выживании в сложных условиях.
Воды нет. Огня нет. Зато имеется нож и кое-какая посуда.
По всему выходило, что рыбу придется употреблять прямо так. Сырую.
Во всем мире люди едят сырую рыбу, убеждала она себя. Люди любят сырую рыбу. Еще и платят за это немалые деньги. Она и сама ее ела – в суши-баре, вместе с одногруппниками. Что там было? Семга или угорь. И ничего. Даже понравилось. Она вообще не гурман, неделю может прожить на лапше быстрого приготовления и картофельном пюре из порошка…
При мысли о подобных деликатесах желудок требовательно заурчал.
Пора возвращаться. Нужно еще успеть убрать остатки пиршества до Колькиного появления.
Замести следы. Скрыть улики.
Рыбешка неподвижно лежала на дне раковины и укоризненно глядела на Нику остановившимся глазом.
Чтобы убедиться в окончательности финала, Ника потыкала ее ножом, а затем с внутренним содроганием принялась отпиливать плавник.
Выковыряла из-под кожицы влажный студенистый комок, поднесла к губам. Только не нюхать и не рассматривать! Зажмурилась и сунула его в рот.
Видимо, повара суши-баров знают какой-то секрет превращения в съедобное всего несъедобного.
С отвращением она выплюнула склизкую гадость в раковину и заметалась по кухне, выкрикивая все известные ей ругательства. Схватила полотенце, попыталась стереть с языка остатки вкуса. Даже запить нечем, противно, мерзко и пакостно до тошноты! Лучше уж с голоду помереть, чем еще раз попробовать вот это… Эту… Рыбью плоть!
В прихожей затопотали шаги. Неужели Колька? Только этого не хватало.
Не успев придумать, куда спрятать следы содеянного, Ника просто встала у раковины, повернувшись к ней спиной.
Вот только в кухне вместо мальчика появилась незнакомая тетка с одутловатым лицом, вздыбленными волосами и… Ремнем в руке? Точно, ремень. Широкий, коричневый, с тяжелой металлической пряжкой.
Не вполне понимая, что делает, Ника нащупала нож, которым разделывала рыбу, и крепко сжала его скользкую костяную рукоятку.
– Здравствуйте, – сказала она, наблюдая, как женщина шныряет глазами по всем углам.
– Здравствуйте, – ответила та, почему-то с вопросительной интонацией. Неприятно трескуче. Так в фильмах ужасов разговаривают маньяки, чей голос изменяют с помощью специальных устройств.
А что, если это хозяйка дома собственной персоной? Тогда понятно, чем она так недовольна.
– Извините, я сейчас все здесь уберу.
– Я сейчас все здесь уберу? – глумливо спросила «хозяйка», а сама начала переть на Нику так, словно хотела пройти прямо сквозь нее.
Происходящее казалось нереальным, как те самые ужастики. У Ники даже мелькнула надежда, что сейчас она проснется в своей комнате, как всегда скатившись с дивана.
Страшная женщина сверлила ее безумным взглядом и поднимала руку с ремнем. Все выше и выше.
Мертвую изнаночную тишину разорвал пронзительный детский крик:
– Ника, беги!!!
Звон бьющегося стекла. Осколки и брызги воды во все стороны.
Колька повис на спине сумасшедшей тетки, обхватив ее руками за шею. Та попятилась и завертелась на месте, пытаясь его сбросить, но мальчишка вцепился накрепко.
Ника рванула в коридор. К двери, прочь из этого дома, подальше отсюда! И взвизгнула, когда с разбега воткнулась лицом во что-то черное и холодное. По щеке царапнуло металлом.
Кто-то цепко схватил ее за плечи.
– Если сейчас сбежишь, тебе уже никто не поможет, – хлестко произнес высокий женский голос.
Это была девушка. Черно-белые волосы, раскосые глаза. Красивая, как кукла. И очень уверенная.
– Жди меня здесь!
Незнакомка скрыла лицо под полумаской, которая до этого болталась у нее на шее, и бесшумно извлекла из-за пояса два пистолета.
– Стой на месте, поняла? – прибавила она глухо.
Ника молча кивнула – голос пропал – и осталась в полутемной прихожей, вжавшись спиной в стену. Бежать все равно некуда. И страшно, мамочки, до чего же страшно…
Хлопок. Второй. Вот и все. Возвращается. Одна.
– Что с Колей? – Нике казалось, что, стоит ей заговорить, в голосе девушки прорежутся те же кошмарные нотки, что и у женщины с ремнем, но ничего подобного не произошло.
– С Есми? Да что ему сделается, он и так уже мертвый, – равнодушно ответила спасительница и зачем-то добавила: – Не сбежишь? Точно?
После чего мгновенно исчезла, просто растворилась, не сделав ни единого шага.
Ника не успела вдохнуть и выдохнуть, когда увидела ее снова.
Теперь уже не одну.
– Через Полупуть не получится, она живая, – с сожалением пробасил бритоголовый парень, такой высокий, что почти задевал макушкой потолок.
– Идель, вечно тебе достается все самое лучшее, – мурлыкнул второй. Этот одарил Нику колючим взглядом с прищуром и улыбкой, в которой не было ни капли доброжелательности. – Тебе и конвоировать. Увидимся в Пределе!
– Засранец, – раздраженно сказала девушка. Потом снова осмотрела притихшую Нику, недовольно сморщила нос. – Ладно, самое лучшее, потопали. Придется через полгорода пешком пилить. Гил, ты-то хоть с нами?
– Вот сама и пили, если тебе это доставляет такое удовольствие, – не сдержалась Арсеника.
Оба конвоира уставились на нее, удивленные резкостью тона.
– А я знаю способ лучше.
И она закрыла глаза.
Ромодановский вокзал
– Можешь ничего не объяснять. Сам вижу.
Арсеника едва удержалась от ругательства. Даже язык прикусила, чтобы не ляпнуть лишнего, в то время как ее буквально ощупывали взглядом.
Вдоволь насмотревшись, мужчина, который представился Ариманом наконец отвернулся. Прошелся от стены до стены, заложив руки за спину. Сухощавый, высокий, с интеллигентно-задумчивым вытянутым лицом и буйными кудрями. На Блока похож, осенило Арсенику. С самого известного портрета, который десятилетиями тиражируется во всех школьных учебниках.
– Две души в одном теле. Живая и мертвая, – произнес он, мягко растягивая каждое слово. – Вот как ты сюда пробралась. Так просто. И красиво… Только зачем?
– Нужно было.
Ариман отреагировал коротким смешком.
– Ты когда-нибудь слышала о Порядке и Хаосе, странное создание? – Не дождавшись ответа, продолжил: – Своим поступком ты не только себя убиваешь. От тебя само Мироздание стонет. Ну, слышишь?
Арсеника решила, что вопрос риторический. Окружающее пространство, как и раньше, безмолвствовало. Ариман, тем не менее, замер на месте, склонив голову к плечу. И снова заговорил, когда решил, что она уже достаточно прислушалась.
– «Сны изнанки». Один из них ты сегодня уже видела. Кошмарные помыслы жителей твоего города, которые изнанка видит и слышит. Их становится все больше. Ты вряд ли заметишь, но мы, конвоиры Порядка, ощущаем их присутствие очень ясно. Дело даже не в том, что они наводняют нашу сторону города. Они появляются там. – Его по-женски тонкий указательный палец указал куда-то вверх. – Люди сходят с ума. Их все чаще посещают странные идеи. Желание мучить. Причинять боль своим близким. Мысли о самоубийстве. Еще немного, и они начнут видеть Есми…
Арсеника такого не ожидала. Неужели он хочет сказать, что все это – следствие ее появления на изнанке города?
– Хаос, дорогая моя, Хаос наступает везде, где нет Порядка. Изнанка – место для мертвых. А ты – по непонятной мне причине, потому что нужно было это, сама знаешь, не причина, – нарушила правила. Что же мне теперь с тобой делать?
– Убить, – подсказал парень, который все это время присутствовал при разговоре в виде безмолвного тела, развалившегося в кресле в дальнем углу.
– Я думал об этом, конвоир Эш Ригерт. – Бросив задумчивый взгляд в его сторону, Ариман снова обратил свое внимание на оцепеневшую Арсенику. – Вернуться домой не получится, ты же понимаешь. Ты сейчас там, откуда не возвращаются… Если бы не твоя вторая душа, ответ был бы однозначным. Но сейчас я склоняюсь к другому варианту.
Он смотрел на нее, как врач смотрит на зараженного неизвестной болезнью пациента, принимая решение, что бы еще такого ему вколоть эксперимента ради. И Арсеника вдруг отчетливо почувствовала себя несчастной рыбкой по имени Гоша. Только вместо банки с водой – эта вполне уютная комната с мягкой кожаной мебелью, стеклянным столиком, ковром и тяжелыми шторами. Здесь, наверное, темно, но Арсеника этого не замечала, точно так же, как и остальные. Вторые души – ночные жители – не нуждаются в свете.
– Конвоир Ригерт, как ты считаешь, сколько еще мы сможем сдерживать наплыв «снов»?
– Сколько надо, – буркнул тот, внимательно разглядывая собственные ногти.
– Оптимист. Это хорошо… Все дело в том, что нашей новой знакомой не так уж долго осталось существовать с двумя душами, – пояснил он вроде бы и Эшу, хотя сам искоса наблюдал за реакцией Арсеники. – Изнанка сама позаботится о равновесии. Сегодня альтерант продержится в нашей компании, скажем, до рассвета. Завтра – до полудня. А послезавтра все мы забудем о том, что здесь был кто-то живой. И приобретем в своих рядах потенциального соратника. Вернее, соратницу. Согласен ее учить?