– А с чего вы вообще решили, что меня надо искать?
– С того. Соседке позвонили из больницы. Сказали, что дочку ее подобрали на улице с сотрясением мозга. Всю в крови. Чужой крови. Из полиции приехали, расспрашивали, но она говорит, что ничего не помнит. О тебе ни слова. Там твоя футболка валялась… Так мы и поняли, что ты тоже вернулся. И вряд ли мог далеко уйти. Учеников у меня много. Бывшие и настоящие двоедушники. Не все, как Антон, – есть и посерьезней. Один прикатил на машине с охраной. Прошерстили центр и наткнулись на твое… тело. А тот, что недавно здесь был, – нейрохирург из столицы. Именитый. И тоже из бывших. Он-то тебя и вытащил… оттуда. – Она красноречиво подняла взгляд к замызганному потолку.
– А Ника?
– В порядке твоя Ника. Подлечат и отпустят. Говорит, что ничего не помнит, но скорее всего осторожничает. Боится тебя подставить. Еще увидитесь… а сейчас у нас есть заботы поважнее.
Думать о заботах не хотелось. Только лежать, впитывая всей поверхностью тела уютное тепло одеяла и еще другое, которое разливалось внутри, стоило только вспомнить, как Ника произносила: «мой Игни».
Но реальность напоминала о себе сразу двумя голосами, одинаково требующими внимания.
– Документы мы тебе сделаем, – обещала Наставник. – Хочешь остаться Антоном Ландером? Или что-нибудь менее звучное?
– Да, пусть так и будет, – пробормотал Игни, уже неостановимо скатываясь обратно в сон.
Гораздо сильнее озадачил Князев. Спросил метко, как выстрелил:
– Чего это ты все время на какой-то мост собирался? Суициднуться захотел?.. А что, – добавил, – теперь получится!
Со стороны они могли показаться братьями.
Похожие в целом, но разные в частностях.
Вот только братьям обычно не дают одинаковых имен.
Один шагал уверенно. Смотрел по сторонам, живо жестикулировал, указывал то на реку, то на виднеющийся на другом берегу храм, то на шпиль на куполе совсем далекого цирка.
Второй выглядел скованным. Прятал руки в карманы слишком просторной, словно с чужого плеча, куртки. Сутулился и шел так, будто делал это от безысходности.
– Какие планы на будущее? – спросил Игни, надеясь, что князевская болтовня помешает думать о том, что рельсы вот-вот свернут направо. На мост.
– В институт хочу поступить, – поделился Антон. – Баллы ЕГЭ у меня еще действуют. Сдал, вроде, нормально. Для строительного, надеюсь, хватит. А ты что думаешь?
– Мне, наверное, только в армию.
– Как хочешь, конечно. Но я бы на твоем месте попытался сдать экзамены. Наставник поможет. Ты ведь знаешь все то же, что знаю я.
– Угу.
Чертова улица оказалась точь-в-точь, как на рисунке мертвого художника с изнанки города. Даже фонари. Даже стены домов. Даже небо – повсюду, куда ни глянь, цвет подделки под старинное фото, долбаная сепия.
Заглядывать за парапет желания не было. Мост просматривался издалека. И чем четче обозначались из рассветной дымки его арочные пролеты, тем сильнее хотелось развернуться и позорно сбежать.
– Ну, ты чего остановился? – недоумевал Князев. – Опять плохо?
– Нет. Просто… – Игни с тоской посмотрел себе под ноги, пнул коричневый ком – сепия! – снежной грязи. – Мне кажется, я оттуда не вернусь. Это дорога в один конец.
– Не накручивай. Ты с того света вернулся. А это просто дурацкий мост.
– И на дурацком мосту сидит дурацкий псих, который хочет, чтобы я пришел на дурацкий мост… – Голос дрогнул. Вообще отлично.
– Да забей, – махнул рукой Князев и продолжил путь той же непринужденной походкой.
Игни мрачно посмотрел ему в спину. Хорошо рассуждать, когда тебя вся эта хрень не касается.
Вот нафига выбросил кистени на изнанке? Сейчас бы пригодились.
– Слушай, – снова заговорил Князев, когда оба свернули на узкий тротуар. От проезжей части его отделял массивный отбойник. Мимо проносились машины, щедро обдавая обочину грязью. Мост под ногами ощутимо вздрагивал. – Ты ведь говорил, что Шаннку там видел.
– Ну.
Невидимая стрелка в его голове со скрипом и лязганьем перевела разговор на рельсы новой темы.
– Как она?
– Да не знаю. С ней Ника болтала. Лучше ее потом спроси.
– Ну, блин… Сложно, что ли, рассказать?
– Не знаю. Отстань… «Пока ложится железнодорожный…»
«Пока ложится железнодорожный мост, как самоубийца, под колеса…»
– Чего ты там бормочешь?
Антон говорил громко, но не мог заглушить голос, звучащий у Игни в голове.
– Глянь, не твой сон разума там маячит?
Сон разума. Тонко, чувак, тонко. «И жизнь моя над черной рябью плеса летит стремглав дорогой непреложной…»
Он стоял у парапета. С непокрытой головой. Та же короткая стрижка и шрам за ухом, вокруг которого не росли волосы. Не хватало только топора. Вместо него в пальцах «сна изнанки» дымилась сигарета.
– Привет! – сказал более коммуникабельный Князев.
Парень обвел обоих смурным взглядом и снова уставился на воду. В одну затяжку докурил сигарету до фильтра и щелчком отправил его в полет над рекой.
– Че надо?
«Убить тебя», – подумал Игни, а вслух процитировал стихи:
– «И жизнь моя над черной рябью плеса…»
– Тарковский гений, – сказал «сон изнанки», обращаясь скорее к воде, чем к собеседнику, и извлек из мятой пачки очередную сигарету.
– Свали из моей головы, а? Давай договоримся по-нормальному, – вспылил Игни, едва сдерживаясь, чтобы не подтвердить серьезность своих намерений увесистым пинком.
– Че?
Для любителя поэзии у него был весьма скудный словарный запас.
– Горячо, – передразнил Игни. – Топор-то хорошо спрятал, литератор?
На этот раз он удостоился большего внимания. Но у «сна изнанки» все равно был непонимающий вид.
– Укуренные, что ли?
Впрочем, слово «топор» ему явно не понравилось. Игни ощутил это как внезапный приступ паники. А в следующую секунду понял ответ на свой вопрос. Что тут же и озвучил:
– За поленницей. Где неделю назад оставил.
Окурок повис в уголке удивленно раскрытого рта.
– Тут че, передачу про экстрасенсов снимают?
– Если она еще хоть раз меня тронет… – казалось, Игни читал в его чертовой башке, как в своей собственной.
– Ты кто вообще такой?
– А вдруг он и про Светку знает? – снова картинка. Зареванные глаза с потекшей тушью. Задранная юбка, белые ноги в мурашках. «Отпусти меня, я никому не скажу-у…» Она билась в руках и кричала, все время кричала. Никто не хотел ее убивать. Это случайность. Самооборона. Все лицо расцарапала своими ногтищами, матери пришлось соврать, что на стройке в колючую проволоку навернулся…
Увиденное заставило отвлечься. Когда Игни повторно осознал себя на мосту, он уже не стоял, а лежал, крепко приложившись затылком о бордюр.
– Подожди, – произнес он, пытаясь подняться. – Это ведь не я в твою, а ты в мою голову лезешь. Да мне плевать на Светку…
Вместо ответа получил удар ботинком по ребрам. Второй, нацеленный в голову, удалось смягчить – инстинктивно подставил руку, закрылся, но все равно ощутил во рту знакомый металлический привкус.
Филигранная работа славного столичного хирурга стремительно летела ко всем чертям.
Он сжался в ожидании очередного взрыва боли, но его не последовало.
Князев. Воин тыла. Слабак Князев, ни на что не способная диванная моль. Князев, которого он ненавидел. Шпынял, как только мог. Провоцировал и наверняка убил бы, если б не Шанна.
Князев. Его единственный, самый близкий друг.
Он вмешался с какой-то миролюбивой репликой. Попытался оттащить разъяренного парня в сторону, чтобы поговорить без кулаков.
И вдруг застыл со смешанным выражением испуга и удивления на лице.
– Ты… – выдохнул он, и на его губах показалась алая пена. – Ты что сделал?
– Я больше не сяду, – пробормотал парень. – Ты не представляешь, что со мной в колонии делали. Я больше не сяду.
Отбросив в сторону нож, он обеими руками вцепился в Князева. Обнял его, прижал к себе, – Игни не сразу понял смысл происходящего. Вместе они двинулись к парапету. Антон не сопротивлялся.
Пятился, куда его направляли. Все с тем же искренним недоумением на лице.
И с ним же рухнул вниз с моста. В обнимку со своим убийцей.
Из-за шума машин Игни не услышал всплеска воды.
Дорога в один конец. Но не для него.
Их чертова дорога…
Эпилог
Из больницы мама привезла ее в новую квартиру. Съемную, конечно – на это хватило отложенных денег. У нее по-прежнему была своя комната. Просторная, светлая, с дивными оранжевыми шторами и видом на парк. И стильная хозяйская мебель. Огромный книжный шкаф. Кресло-качалка. Ковер с длинным ворсом, в котором приятно утопали ноги. Изящный хромированный светильник, похожий на жирафа. Не комната, а мечта.
Моя новая комната.
Она босиком кружила по ковру, раскладывая вещи и отбрасывая в сторону то, что казалось ей некрасивым или немодным. Это оказалась добрая половина гардероба. Как вообще можно было называть одеждой это тряпье? В новой жизни ему точно не место.
– Вер, ужинать! – позвала мама, и она с готовностью отправилась в кухню – такую же нежную и чистую, как и все остальное. Самое время перекусить. От волнения проголодалась.
Уселась за стол, расправила складки сарафана на коленях и с улыбкой посмотрела на маму.
– Что это ты так вырядилась? И на Веру не огрызаешься…
Котлеты. Не самая любимая еда, ну да ладно. После больничной еды – просто прекрасно.
– Я теперь всегда буду так ходить. Надоели халаты. А Вера… Да ладно. Красивое же имя.
Ангелина Власовна так и просияла, глядя на то, как непривычно покладистая Вера ковыряет ложкой в тарелке.
В прихожей просигналил домофон. Теперь он тоже у них был.
– Ты кого-нибудь приглашала?
– Нет.
Мама ненадолго ее покинула. Вернулась почти сразу же. От недавней радости не осталось и следа.
– Соседка, наверное, проболталась, – сказала она недовольно. – Так и знала, что не нужно было давать ей наш новый адрес.