– Ничего страшного, – сказала Вероника, подала Павлику руку, и они ушли.
Действительно, ничего страшного. Можно подумать, что робот один тут в столовой валялся. Если сейчас начать подбирать, с дюжину всякого разного наберётся.
Удивительно, как один трёхлетний ребёнок может поставить вверх тормашками десяток взрослых.
Когда я впервые поехала с Никитой в детский дом для малышей из группы риска, маленький Павлик показался мне очень несчастным. Оно и понятно: какое тут может быть счастье, если ребёнок не только остался без родителей, но и такого опекуна, чтобы домашнее воспитание обеспечил, для него не нашлось. Практически всё время, пока мы были с Павликом, он ничего не говорил, не играл – просто сидел у Никиты на руках, обхватив его за шею. Когда я предложила, мол, давайте, чем-нибудь интересным займёмся – например, почитаем сказку или втроём в прятки поиграем, – Никита только покачал головой. Проходил он это уже. В обычные дни малыш наверняка вёл себя как-то иначе, как и положено маленьким детям. Но в дни свиданий с отцом он просто прилипал к Никите и ничего больше не хотел. Я очень боялась, что прощание превратится в истерику, но Никита твёрдо сказал сыну, что скоро приедет опять, и ребёнок покорно пошёл с нянечкой обратно в свой корпус.
Пока мы несколько месяцев делали ремонт в нашей будущей коммуне – что-то своими руками, но больше, конечно, командовали бригадой строителей, – Никита разрывался на два фронта. Ему нужно было и здесь держать руку на пульсе, и постоянно отлучаться в город, чтобы отслеживать, как проходит оформление документов на опекунство над Павликом. Никита не терял надежды когда-нибудь отсудить себе право воспитывать сына самостоятельно. Но теперь он уже жил не в собственной квартире, а в обществе двух десятков кикимор, и о том, чтобы забрать Павлика к себе, ему пришлось забыть. По крайней мере, до тех пор, пока Никита не покинет коммуну. А делать это он в ближайшее время не собирался, как известно.
Никите пришлось уламывать брата. Не то чтобы это заняло много времени – Филипп Корышев и вправду был парень слишком податливый и безотказный, – но нервов Никита потратил много. Одно хорошо: всё оказалось не напрасно.
Через полгода Павлик стал совсем другим – обыкновенным счастливым ребёнком. Теперь, когда Филипп привозил мальчика в коммуну, первым делом из машины извлекалась огромная сетка с игрушками, и после этого несколько часов вообще не было проблем, чем занять ребёнка. Нет-нет, Павлик со своим добром не сидел тихо в уголке. Сначала всё своё богатство он показывал отцу, подробно рассказывая, как именно нужно играть с этим паровозом или что можно собрать из этой кучи деталей от конструктора. А потом он последовательно обходил всех нас, и каждому показывал игрушки и учил в них играть.
Мальчишка оказался симпатичный и улыбчивый. Он был очень похож на Никиту, только почему-то кудрявый. Конечно же, все его полюбили, особенно девчонки, которые норовили его потискать и чем-нибудь побаловать. Собственных детей почти ни у кого не было, и поиграть с таким забавным пупсом хотелось всем.
Вероника поначалу сторонилась Павлика. Она, конечно, здоровалась с ним, отвечала на вопросы и выслушивала его обстоятельные, иногда малопонятные монологи, но обычно старалась исчезнуть куда-нибудь. Мы с Никитой решили, что чужой ребёнок вызывает у неё болезненные воспоминания. Вероника когда-то убила своего маленького сына, и то, что она сделала это неосознанно, в безумии срыва, нисколько не притупляло её боль и чувство вины. В последнее время мы заметили, что всё изменилось. Вероника уже не чуралась Павлика и охотно общалась с ним, даже какие-то сказки в лицах изображала.
– Лада, ты как насчёт пелёнок, распашонок, молочных смесей и всего такого? – спросил вдруг Эрик.
Я только глазами захлопала.
– Ты же знаешь, что никак, – буркнула я. – К чему вопрос?
– К тому, что Ирина в любой момент может оказаться в коконе. На время её кокона за малышкой нужен будет постоянный уход. Ира волнуется из-за этого всё больше и больше. Нужны, по крайней мере, двое, которые сумеют справиться и подстраховать друг друга.
– А, понятно. Ну, сама становиться няней я не решусь, тем более, что я постоянно занята то на кухне, то в изоляторе. Но если мне расскажут, что надо делать с ребёнком, я легко и охотно научу этому хоть двоих, хоть четверых.
– Не умеешь сам – учи других? – улыбнулся Эрик, вставая из-за стола. – Ну, хоть так. Я знал, что на тебя всегда можно положиться.
– Конечно, ты знал, что на мне всегда можно выехать.
– Не преувеличивай, – Эрик, проходя мимо, погладил меня по голове, как ребёнка, и вышел.
– Ты стала ворчуньей, – заметил Филипп.
– Да, мне говорили. Я уже работаю над собой и постараюсь исправиться, – я поспешила поскорее уйти от этой скользкой темы. – Как твои дела?
– В порядке, – младший Корышев пожал плечами.
Я взглянула за окно, где Павлик с пластиковой клюшкой наперевес гонял по кругу Веронику, а та делала вид, что боится-боится.
– Странный у них какой-то хоккей, – заметила я.
Филипп обернулся, посмотрел и равнодушно махнул рукой:
– Нормально. Мальчишка должен бегать и баловаться.
– Ты справляешься?
– С Павликом няня отлично справляется. Я с ним мало времени провожу.
– Разве ты часто уезжаешь?
– Нет, я почти никуда из дома не отлучаюсь. Но я стараюсь не лезть с общением… – поймав мой изумлённый взгляд, Филипп немного раздражённо пояснил: – Да всё в порядке! Я просто не хочу, чтобы Павлик привязался ко мне сильнее, чем к Нику. Это было бы несправедливо.
– В твоих рассуждениях есть какая-то системная ошибка. Не чувствуешь?
Он не ответил.
– Фил, можешь помочь? Посуду в помывку заложить и игрушки с пола собрать? Меня тут, как видишь, рвут на части…
Не дождавшись от Филиппа ответа, я быстро убралась из столовой. А он, конечно, поможет – куда денется.
Глава 11
Ирина осторожно забрала у меня дочку и переложила в большой пластиковый ящик, который ребята приспособили под детскую кроватку.
У меня в руках осталось ощущение небольшой тяжести, хрупкости и нежности. И лёгкий запах малышки: смесь молока, присыпки и ароматизатора от влажных салфеток.
Я сидела в комнатушке у Ирины очень долго – наверное, больше часа. За это время Ира что-то успела мне рассказать, что-то показать, мне доверено было подержать бутылочку и сменить подгузник. Ну, подгузником меня не удивишь, хотя до сих пор я имела дело исключительно с подгузниками для взрослых. Технология «снял-надел», конечно, одинаковая, но размер в этом случае имеет ох какое значение. А с бутылочкой – это был ценный опыт, особенно сведения о температуре молока и необходимом угле наклона.
– Я и сама ещё побаиваюсь, когда к ней прикасаюсь, – сказала Ирина, глядя на спящую малышку. – Не привыкла ещё за несколько недель… Хорошо, у меня был брат намного младше – помню ещё, что и как; главное, чтобы руки снова привыкли.
Девочка спала, раскинув ручки в стороны. Маленький хрупкий человечек в пластиковом ящике. И никаких тебе каруселек с мишками над кроваткой…
– Слушай, Ир… – у меня вдруг комок в горле застрял. – Как ты на это решилась, а?
Она взглянула на меня сначала с недоумением, а потом понимающе улыбнулась:
– Ну да, ты права, решиться было страшно. А теперь бояться поздно – надо жить. Кикимора – это неизлечимо, но не смертельно. Если вести себя разумно, можно справиться. И потом, – её улыбка стала очень нежной, – у меня есть Алёша.
– Алёша – это здорово, конечно, – подтвердила я. – Но может так случиться, что у него не получится вас защитить. При всём его желании. Ему могут просто не дать это сделать.
Улыбка сбежала с лица Ирины, губы дрогнули. И мне мгновенно стало стыдно.
– Ира, прости меня, пожалуйста! Говорю ерунду какую-то! Это всё мои собственные страхи! Я ведь сама никогда не смогу на такое решиться!
Она не стала ни обижаться, ни успокаивать меня. Просто подсела рядом и обняла.
Раздался стук в дверь, и сразу же, не дожидаясь разрешения войти, её открыли. На пороге стоял Никита. Сначала он с какой-то странной надеждой окинул взглядом комнату, качнул головой и решительно позвал:
– Лада, можно тебя? Ты мне нужна.
Я извинилась перед Ириной и вышла в коридор.
– Что с тобой? – уточнила я, видя, какой Никита взвинченный.
– Павлика найти не могу.
– Как это?! В четырёх стенах?
– Угу. В четырёх, – Никита перевёл дыхание. – Нигде нет. Им с Филом уезжать уже пора. Стали звать, искать…
– Стоп. Я лично в последний раз видела его с Вероникой на улице, сразу после обеда.
– Они вернулись с улицы. Павлик рассказал мне, как гулял, а потом велел сидеть и ждать – он должен подготовить какой-то сюрприз…
– А этот сюрприз точно не был игрой в прятки? Весь дом осмотрели? Даже такие места, где мальчика точно быть не может, куда он не сможет открыть дверь, и где он даже не поместится?
Никита только пожал плечами:
– Вроде бы да. Полчаса уже ищем, везде смотрели.
– На улице всё проверили? Дровяной сарай, трансформаторную, стоянку?
– Да, разумеется, – раздражённо подтвердил Никита.
Ну, что тут скажешь. В такие минуты самый бесполезный человек – это сходящий с ума родитель.
– Иди, собери в столовой всех, кто уже всё везде осмотрел. И сидите, под ногами не путайтесь. У меня свой метод, я быстро.
У меня, и правда, свой метод. И несколько раз, когда кто-нибудь из обитателей коммуны падал в кокон в самых неожиданных уединённых местах, именно я их находила, вот по этому самому принципу: смотреть даже там, где человек вроде бы совершенно точно не должен оказаться, и куда он даже не поместится при всём желании.
Первым делом я выскочила на улицу и на крыльце столкнулась с Димкой Бариновым. Поверх одежды, которую ему пожертвовал Никита, он накинул свою зелёную куртку и просто стоял, руки в брюки.
– Ты что здесь?
– Курить выходил, – сообщил он.