– …и конкретно сейчас семь утра. Есть и хорошая новость, – с улыбкой, но не особо весело сказал Макс. – Там тепло, почти как летом.
Мы с Вероникой переглянулись. С некоторых пор милые шутки нас уже не взбадривали.
– Нас больше интересует третья новость, объявленная тоже плохой, – сообщила я.
– А вот это, пожалуй, самое интересное, – серьёзно сказал Макс. – В моей квартире кто-то есть.
– Кто?!
– Нам ничего не остаётся, как пойти и выяснить это. Другого способа выбраться с крыши у нас всё равно нет, – пожал плечами Макс. – Если ты помнишь, Ладка, мы бросили квартиру со взломанной дверью, так что, если кому-то захотелось, он взял и вошёл. Странно только, что вошедший так и не вышел, а похоже, ещё и обосновался там.
– Откуда ты знаешь?
– Окно занавешено, а я шторы в жизни никогда не задёргивал. И сквозь занавеску видно пятно от источника света. Он зажёг бра над кофейным столиком.
– Ладно, Максим, – я махнула рукой. – Не стоять же здесь. Пошли выяснять, что там.
– Как ты меня назвала? – нахмурился он.
– Что значит «как»? – не поняла я. – А… Ой… Прости, Никита. Не переключилась ещё.
– Так переключись, пожалуйста! – строго сказал Ник.
– Да, Никита.
Конечно же – Никита. Теперь это он. Если даже не совсем он, надо, чтобы имя соответствовало внешности. Так нужно.
– Вы все остаётесь здесь, ждёте меня! – скомандовал он и пошёл обратно на крышу.
А я за ним.
– Мы о чём договаривались? – спросил Никита, не оборачиваясь. – Ты обещала стараться слушаться меня в критической ситуации. Так приложи усилие и постарайся!
– Этот договор потерял силу, как только мы прибыли обратно на твой пыльный чердак. Это там я была лишним предметом в интерьере и подопытной мышью. А здесь даже не пытайся мне что-то запрещать. Здесь мы пойдём вместе.
Никита взял меня за руку и подтащил подальше от ограждения на краю крыши:
– Сколько раз говорил, не подходи так близко!
– Да ладно тебе! – зашипела я.
– Тихо! – Ник взялся за дверную ручку, нажал, потянул, но дверь не открылась. – Заперто изнутри.
– И?
Он полез в один из карманов и вынул с десяток ключей на брелоке. Выцарапал из связки изящный маленький ключик и вставил в замок. Два мягких оборота, и дверь открылась.
Никита медленно вошёл в квартиру, я за ним.
Действительно, над кофейным столиком горело бра, давая подсветку в полумраке огромного лофта. Окна были занавешены плотными шторами.
В квартире явно жили. Тут и там были разложены разные незнакомые вещи. Не так, чтобы много, и не сказать, чтобы в беспорядке, но не заметить их было невозможно.
На кровати, на которой не тесно было бы спать даже втроём хоть вдоль, хоть поперёк, лежал мужчина, укрытый по пояс. Когда мы вошли и сделали несколько шагов, он приподнялся и медленно сел, морщась и щурясь. За его спиной, не шевелясь, лежала женщина. Когда Никита шагнул к кровати, она почти с головой накрылась одеялом.
– Вот интересно, – произнёс Никита. – Я прекрасно помню наши с тобой договорённости, Алексей. Там точно не было пункта, что я сдаю тебе свою квартиру под бордель. Или я что-то забыл?
Неопознанный мной Марецкий – быть ему, видать, богатым и знаменитым – откинул одеяло и спустил ноги с кровати. В уютных трусах-боксёрах он выглядел таким домашним и совсем не опасным.
– Как ты сюда попал, Корышев? – хрипло спросил Марецкий.
– Обыкновенно, – спокойно ответил Никита. – Вошёл через дверь.
Марецкий откашлялся, встал, наклонился и потрепал закутавшуюся в одеяло женщину, сказал ей что-то. Она принялась медленно вылезать наружу.
И тут совсем рядом закряхтел, а потом заплакал младенец. И я только сейчас заметила стоящую на высокой подставке большую мягкую кровать-люльку.
Женщина мгновенно вскочила на ноги, рванулась к ребёнку. Я узнала Ирину.
– Извини, Корышев, – проговорил Марецкий, натягивая форменные брюки. – Это была не моя идея. Я, как ты знаешь, вообще был против того, чтобы Ира осталась в Питере. Но случилось так, что её из коммуны пришлось срочно вывозить. И Малер вспомнил, что квартира стоит пустая и не должна никого заинтересовать…
Он замолчал и продолжал одеваться.
Ирина набросила на себя голубой махровый халат из гардероба хозяина квартиры, повернулась к нам, вопросительно посмотрела на Никиту.
– Извини меня, – виновато сказал тот. – Я узнал Алексея, но не узнал тебя. Вот и съязвил не к месту. Извини. Вы можете жить здесь столько, сколько понадобится.
Она тихо поблагодарила и занялась ребёнком.
Марецкий, уже при полном параде и совершенно проснувшийся, решительно подступил к нам:
– Спасибо, Корышев. Получилось, в самом деле, не очень красиво, но мне было никак невозможно спросить твоего разрешения.
– Да ладно, – буркнул Никита. – Я не возражаю. Вот только как Ира тут одна целыми днями? Без наблюдения и помощи?
– Как, как… – вздохнул Алексей. – Сообщения мне шлёт каждый час. Нет сообщения – еду проверить.
– А как быть, когда кокон наступит?
– Не знаю – свихнусь, наверное, – процедил Марецкий. – Если бы не коконы, тут у тебя просто отличное место. Из квартиры можно вообще не выходить: гулять на крыше, покупки все через доставку…
– Почему понадобилось срочно вывезти Иру из коммуны? – перебил его Никита.
Марецкий развёл руками:
– Ну, вы же представляете, как выглядит процедура в случае побега из-под надзора. Сначала я договорился с вашим надзирателем не поднимать шум, пока это будет возможно…
– Она легко согласилась?
Марецкий как-то странно усмехнулся:
– На удивление. Видимо, прониклась. Всё-таки вы похищенного ребёнка искать отправились, а не на прогулку… Но время шло, известий от вас не было. И тут ваша надзирательница сообщает, что через несколько дней к ним в дружину ждут проверяющих из профильной парламентской комиссии, которая в том числе жаждет посетить коммуну. Областная дружина подхватилась срочно ещё раз коммуну тщательно проверить. Пришлось вывезти Иру. Ну, и поскольку скрыть отсутствие трёх человек из списочного состава никак невозможно, пришлось Малеру сделать официальное заявление. Делу дали полный ход. Сейчас Баринов объявлен в розыск. Сошникова… в смысле, жена Малера и твой сын – тоже, как жертвы похищения. Ну, и вы оба заодно, как нарушители надзорного режима…
– Ясно, – коротко кивнул Никита. – И как комиссия?
Лёха почесал нос:
– Ну, как… Комиссия осталась довольна, но нервы Малеру помотали.
Никита хотел спросить что-то ещё, но тут с громким воплем «Папа!» с террасы в квартиру ворвался Павлик, а следом за ним Вероника, пытаясь его поймать.
– Никита, извини! – пробормотала Вероника, запыхавшись. – Вырвался!
– О, прекрасно. Просто замечательно, – неуверенно сказал Марецкий, оглядывая нас всех. – Ну, а Баринов где? Стесняется войти?
– Баринова здесь нет. Он скрылся, – ответил Никита. – К сожалению, разумеется.
Марецкий сложил руки на груди и внимательно посмотрел на каждого из нас, потом на распахнутую дверь на крышу, и когда он заговорил снова, в голосе его уже звучал металл:
– А теперь, Корышев, ты объяснишь мне, откуда вы все взялись и как попали в квартиру.
Никита пожал плечами:
– Я же сказал уже – через дверь.
– Эту?
– Нет, конечно. Через ту, – Никита кивнул в сторону прихожей.
Марецкий посмотрел на него печально и многозначительно цыкнул зубом.
– Видишь ли, Корышев, какая незадача… Во-первых, я чутко сплю и слышал своими ушами, когда и откуда вы входили. Во-вторых, если бы ты попытался войти с лестничной площадки, то узнал бы, что сломанный замок я заменил вместе с дверью. Дверь там теперь металлическая. Хрен бы ты вошёл… Кстати, штука баксов с тебя, за неотделимые улучшения жилплощади.
– Дверь золотая, что ли? – проворчал Никита.
– Зачем золотая? Двойная с внешним сэндвичем, укреплённой коробкой и хитрыми замками… Ладно, шучу. Не должен ты мне ничего, – усмехнулся Марецкий, но тут же резко посуровел. – Зубы мне только не заговаривай. Как вы на крышу попали?
– Согласись, – неторопливо начал Никита. – Если мы тебе расскажем, как мы это сделали, это будет уже не так интересно.
– Корышев, а вот это уже наглость! – процедил Марецкий. – Так не пойдёт!
Никита не ответил, только подхватил сына на руки. Мы с Вероникой переглянулись, и в её взгляде я прочитала на удивление непреклонную решимость.
Марецкий шагнул к столику, взял с него ключи, похлопал себя по карманам, проверяя документы, и мотнул головой:
– Так, разговоры окончены. Все идёте за мной. Спускаемся и садимся в мою машину.
– Для чего? – уточнил Никита.
– А сам как думаешь? Едем в штаб. Оформляться.
Никита напрягся, скулы задвигались.
– Алёша! – Ирина, тихая и незаметная, как мышка, возникла перед Марецким и заглянула ему в глаза. – Алёша, не надо так…
– Ир, я делаю, что должен, – еле слышно ответил он. – Всё будет в порядке.
Он решительно махнул нам:
– Давайте, давайте, вперёд! Не вынуждайте меня вызывать на подмогу дежурную группу!
Марецкий лично открыл нам новую дверь с хитрыми замками и выпустил нас на площадку.
– Спускайтесь к машине, я буду через минуту, – сказал он и снова скрылся в квартире.
Мы побрели вниз.
– Папа, а почему дядя такой сердитый? – нарушил тишину Павлик.
– Этот дядя не знает, что ему с нами делать, – рассеянно отозвался Никита.
На улице у тротуара был припаркован личный автомобиль Марецкого. Ждали мы хозяина недолго, он примчался, открыл машину, внимательно проследил, как мы рассаживаемся. Мы все вчетвером прекрасно уместились на заднем сидении.
Как только Алексей занял водительское место, подал голос Павлик:
– Дядя, а отпустите нас домой!
– Конечно, малыш, – хмуро отозвался Марецкий. – Скоро ты поедешь домой. Только сначала нужно заполнить несколько нудных, но обязательных бумажек.
Машина отъехала.
Всё, чего мне сейчас хотелось – это срочно, немедленно позвонить Эрику и сообщить, что мы не только живы и здоровы, но и везём с собой Веронику. Я уже вытащила телефон, но Никита молча накрыл ладонью мою руку, а когда я на него взглянула, отрицательно покачал головой.