Когда мы уже переехали Троицкий мост, я не выдержала.
– Лёха, куда ты нас везёшь?
– Не понял вопроса, – буркнул Марецкий. – Сказал же – в штаб… Ребята, есть вещи, которые я, допустим, могу сделать, но не хочу, а бывает наоборот. Вот сейчас наоборот.
– Нам нельзя таким составом появляться на Черняховского.
– Ничего не поделаешь, Ладка. Формальности всегда неприятны… – сурово вздохнул Алексей. – Я не верю, что вы забыли, как у нас это делается. Процедура – вещь неумолимая.
Никита, у которого на руках уже успел уснуть Павлик, промолчал, но по его лицу было заметно, что он уж точно не забыл, как это делается, и от перспективы был не в восторге.
– Лёш, – я наклонилась вперёд, чуть ли не протиснулась между передними сиденьями. – Лёш, просто отпусти нас. Мы сами доберёмся до коммуны.
– Что вы из меня жилы тянете? – совсем разозлился Марецкий. – Процесс развёрнут на полную катушку. А значит, и сворачивать его тоже надо по правилам. Как минимум, провести допросы, составить протоколы, уведомить надзирателей и опекунов и сдать вас им под роспись.
– Мы сами сдадимся под роспись, в областной дружине, в нашем районном пункте, – сказал Никита. – Мы не планировали с тобой встречаться, ты нас тоже не ждал. Давай сделаем вид, будто мы сегодня разминулись.
– Корышев, если я вас сейчас отпущу, первая же дежурная группа или полицейский патруль вас узнает по ориентировкам, задержит и всё равно привезёт в штаб. Вас довольно трудно не заметить: вы посмотрите друг на друга, на кого вы похожи вообще! Одна ваша зимняя обувка чего стоит! Вчера тут плюс двадцать было… – Марецкий перевёл дыхание, но продолжил всё ещё раздражённо: – К тому же в официальной обстановке вы, возможно, вспомните, откуда вы взялись на крыше.
– Не вспомним, – возразил Никита. – Да пойми ты, Алексей, если я тебе скажу правду, ты всё равно не поверишь. А правдоподобно соврать в этой ситуации у меня таланта не хватает.
– Соври неправдоподобно!
– Десантировались мы. Прямо на крышу.
Марецкий глухо ругнулся.
Я снова наклонилась к нему:
– Лёша, нам нельзя ехать в штаб. Ты же должен понимать, почему.
– Да не бойтесь вы, – вздохнул Марецкий. – Месяц назад, когда вы меня несколько… хм… потрясли, я привлёк одного паренька из своих бывших поднадзорных. А он очень крутой, практически гений… Короче, он пошалил на серверах нашей службы и потёр кое-какие данные в федеральной базе. На питерских кикимор, умерших в прошлом году, остались анкетные данные и кое-какие отчёты надзора. Данные дактилоскопии удалены из всех досье, и из досье Сошниковой тоже.
– Ого! Кто бы мог подумать, что ты способен на такой подвиг…
– Вот не нужны мне незаслуженные лавры, – буркнул Марецкий. – Раз я так облажался прошлым летом, что не смог отличить живую от мёртвой, я это сделал, чтобы себе соломку подстелить. Себе, а не вам. Но зато Вероника может смело предъявлять пальчики для протокола.
– Лёша, – не отставала я. – Лёш, это всё не имеет значения, если ты сейчас привезёшь нас на Черняховского. Там практически все знают нас, как облупленных. Всех нас, и Веронику тоже. Её просто отлично знают в лицо. Ты хочешь, чтобы мы и всех остальных тоже потрясли, не одного тебя?
Марецкий снова выругался и резко выкрутил руль. Через три секунды машина замерла в парковочном кармане.
– В штабе в это время только вахта и, может быть, дежурная группа отсыпается, – неуверенно сказал Алексей. – Но ты права: риск большой. Сейчас там почти никого, но скоро все появятся.
С минуту он напряжённо раздумывал о чём-то, потом так же резко и решительно тронул машину с места, сдал назад, развернулся и ускорился.
– Ну, и куда мы? – скептически уточнил Никита.
– Ко мне, – коротко ответил Марецкий.
Глава 29
Дом был новый – грандиозный, пафосный, с панорамными окнами на Неву, с закрытой придомовой территорией, коврами у входа в подъезд и зимним садом у лифта. А лифт площадью квадратов десять, не меньше. Прямо даже странно, что лифтёр в комплект не входил.
– Красота какая! – сказал Никита, входя в лифт.
– Да, мне тоже нравится, – буркнул Марецкий, нажимая кнопку одного из верхних этажей.
– Ты же вроде раньше на Комендантском жил? Приподнялся, я смотрю.
– Это не моё. Это тесть дочери своей подарил, – нехотя отозвался Марецкий.
– Надеюсь, он был предусмотрителен и сделал это до свадьбы?
Алексей сверкнул глазами, и меня, конечно же, чёрт потянул вмешаться:
– Макс, ну прекрати!..
На меня воззрились все трое. Вероника – с испугом, Никита – с укором, Алексей – с несказанным недоумением.
– Не удивляйся, Марецкий, – спокойно произнёс Никита. – Психотравма, знаешь ли, дело такое… Дрянь дело. Иногда Лада обращается ко мне, а говорит с Серовым.
И тут произошло странное. Даже, можно сказать, страшное и непонятное. Марецкий ничего не сказал, только на пару секунд положил руку мне на плечо. Так тепло и по-братски, что я вообще дара речи лишилась. А он, как ни в чём не бывало, повернулся к открывшейся двери:
– Идите за мной!
В огромном коридоре было всего четыре входных двери. Марецкий подошёл к самой дальней и, повозившись с ключами, открыл.
– Заходите. Обувь снимите – дело не в грязи, просто жарко будет. А я сейчас, – сказал он и прошёл куда-то в сторону, скорее всего – на кухню. Оттуда тянулся аромат кофе, и было слышно, как звякает о чашку ложечка.
– Привет, – донёсся оттуда голос Марецкого.
Ответа я не расслышала. Только какое-то сонное бурчание.
– Ты же собирался сидеть в штабе до вечера, – раздался негромкий женский голос. – Вот когда у меня наконец-то два выходных подряд, и мне нужен покой, от тебя никогда этого покоя не дождёшься… Кто у тебя там? Работу на дом привёз?
– Угу. Только не себе. Тебе.
– Что?!.. – раздражённо бросила женщина.
– Тебе. Твои подведомственные кикиморы.
– Они на вашей территории, вот и занимайтесь ими сами, передавайте нам, как положено, – её голос становился всё громче и злее. – Сюда-то зачем тащить? У вас в штабе что, пожар или наводнение?!
– Я решил, что лучше тебе самой всю процедуру провести. Целиком твои трофеи будут. Галочка лишняя в досье не помешает…
– Галочка?! Да я тебе сейчас на лбу галочку нарисую, вот этой самой штукой! Тебе точно не помешает… Кобель!
– Ну что ты несёшь?!
– Ты мне божился, что на тебя наговаривают. Я тебе поверила, в очередной раз. И что? Ты являешься ни свет ни заря, и от тебя воняет… нет, не духами. И даже не водкой. Чем, как ты думаешь? Детской отрыжкой!
Я взглянула на Никиту, который неподвижно стоял, держа спящего Павлика. Мне хотелось поймать его взгляд и многозначительно улыбнуться: вот, мол, как грозного начальника дружины дома полощут – совсем не уважают. Но лицо Никиты окаменело, и на меня он даже не посмотрел. Он напряжённо прислушивался к голосам в кухне.
– Маша, давай потом отношения выяснять, а?! Там люди, и с ними надо работать сейчас!
Тут-то я и поняла, что психотравма и в самом деле – дело дрянь. Как я могла не узнать её голос? Ну, допустим, пока она бурчала и ворчала, разобраться было трудно, но когда она начала громко и жёстко выговаривать блудному мужу, я должна была узнать свою новую надзирательницу.
– Кто у тебя в прихожей? – холодно уточнила она. Желания работать с людьми у неё, похоже, не было никакого.
– Твои беглые коммунары.
– В смысле?
– Племянница Малера, жена Малера и Корышев со своим ребёнком.
Последовала пауза.
– Откуда же ты их выкопал?
– Они сами выкопались. Связались со мной утром.
– Почему с тобой?
– Потому что так предписано положением о надзорном режиме: связываться с местной дружиной в случае чрезвычайных обстоятельств, – язвительно пояснил Марецкий. – В Питере местная дружина – это я. Маш, что ты тормозишь?
– И где они были целый месяц?
– Там, где Баринов держал Веру Малер и малыша. Сегодня Баринов сам привёз их всех в город, высадил и уехал в неизвестном направлении.
– Почему? Месяц удерживал и вдруг взял да и отпустил?
– Потому что!.. – веско отрезал Марецкий, а потом закончил раздражённо: – Потому что эта парочка – Корышев и Измайлова – заболтает кого угодно. Даже похитителя, особенно если они все давно и хорошо знакомы. В конце концов, они убедили Баринова, что он глубоко неправ.
Снова стало тихо.
– Ник, – прошептала я. – Ник, сейчас нам Лёха сам придумал легенду. За нас. Что ж это происходит?
Никита криво усмехнулся:
– Ходячая бюрократическая функция неожиданно очеловечилась. Иногда, Ладка, и такое бывает.
Из кухни послышались шаги. К нам вышла Мария в красивом длинном халате, нервно стиснув у горла широкий ворот.
– Здравствуйте! – сказала она спокойно и деловито. – Проходите скорее в гостиную!
Она пошла вперёд, поманив нас за собой.
– Давайте, давайте, быстро! Никита, положи мальчика на диван… Вот сюда, на угловой… Подушка там есть, я сейчас принесу плед.
Она почти бегом удалилась куда-то в смежное помещение, прикрыла за собой дверь.
Никита уложил спящего сына, снял с него сапожки.
– Уморился Пашка, – сказал он, разгибаясь. – Часа два точно проспит.
– С ним проблем не будет, я думаю, – послышался позади нас голос Марецкого. – А вот о себе вам стоит подумать, и очень серьёзно.
– А что так? – Никита повернулся к нему. – Всё ещё хочешь знать, как мы оказались на крыше?
– Хочу. И узнаю.
Никита только руками развёл.
– А в чём проблема сказать правду? – уточнил Марецкий. – Только в том, что я в неё не поверю?
– Ещё в том, что мне неохота прослыть городским сумасшедшим.
Марецкий недоумённо приподнял брови и сжал губы на пару секунд, ничего не ответив. Но зная его, я бы не надеялась, что он перестанет приставать с расспросами.
Через пару минут в гостиную вернулась Мария. Уже в форме, со служебным планшетом под мышкой и с пледом в руках.