Порой у Дева получался связный рассказ. Так, он достаточно внятно описал свою жизнь в Арзамасе. Отношения с девушкой Ульяной, которая пырнула его макетным ножом после очередной попытки расстаться. Угрозы со стороны ее брата и то, как Дев расправился с обоими, прежде чем в очередной раз сменить место жительства – Ульяну он довел до самоубийства, а машину ее братца заминировал гексогеном. Тогда Игни понял, что Девлинский так и остался своего рода гением, только гений этот не творил, а разрушал. И ни на миг не забывал о бывшем друге. В периоды обострений строчки его блога сочились мыслями о самоубийстве. Иногда он воображал, что убьет себя, иногда – что сделает это вместе с Игни. Впрочем, обо всем этом можно было только догадываться, извлекая крупицы смысла из сотен знаков сплошного потока сознания.
В одном отделении со мной живет нечто странное. Я не могу понять, пациент это или работник больницы, потому что иногда оно просто лежит на свободной койке, повернувшись к миру спиной, а иногда бегает по мелким поручениям медсестер. У него нет пола и возраста, но, судя по короткой седой щетине на голове, оно старше меня. Все называют его Павлой. Иногда Павлу пробивает на разговор, и тогда оно путает мужские и женские окончания. Меня это бесит, я постоянно его поправляю, а оно смеется и даже не пытается говорить правильно. Как-то раз я подстерег Павлу возле столовой и спросил, нет ли у него второй души. Оно посмотрело на меня и едва заметно кивнуло, а потом с криками побежало по коридору, размахивая руками, как крыльями.
Еще немного, и я тоже начну так делать.
Некоторые из записей появлялись, а затем исчезали, словно Дев таким образом пытался то ли выкинуть что-то изнутри себя, то ли забрать обратно. Но под каждой неизменно оставлялось место для реплики Игни.
Половина меня – двоедушник, – написал он, прежде чем окончательно забросить блог. – Оставшаяся половина – никто.
Игни не смог бы ответить, потому что не владел этим языком. Но одно он знал точно – и понимал с обреченностью приговоренного к расстрелу, которому дали в руки оружие и приказали застрелиться самому: даже если Артем Девлинский причинит боль Нике, Игни не сможет ответить ему тем же. Он скорее сам уйдет на изнанку города, чем увидит остекленевшие глаза того мальчишки, который когда-то дал ему имя и научил говорить.
Брошенные Ригертом с барского плеча два часа отдыха прошли бесследно. Смысл имела бы только смена дневной и ночной ипостаси, однако неумолимый конвоир ясно дал понять, что у присутствующих отсюда только один выход – в Предел Порядка, то есть, на изнанку города, окончательно рассчитавшись с Теми, Кто Собирает Долги. Игни понимал, что так называемое благое дело – палка о двух концах. Скорее всего, Ригерт – впрочем, у него на такое извилин бы не хватило, тут сильно попахивало тактикой самого Аримана – рассчитывал на то, что этим же бедолагам придется неслабо пошуровать на изнанке, вычищая туманную местность потустороннего мира от наводнивших ее Снов. Вот почему он не спешит покончить с Хаосом и не слишком озабочен поисками его виновницы (точнее, виновниц, но от множественного числа Игни бросало в дрожь, тем более, что найти Нику, которая не скрывалась, в отличие от опекаемой Девлинским Арсеники, не составило бы труда). Но будущие конвоиры об этом пока не догадывались. К счастью для всех.
– Как мы узнаем о том, что уже отбили долг?
Дрожащей от напряжения рукой Лянка закинула косу на плечо и вытерла влажный лоб. Ее лицо было перепачкано пылью.
– Пока Эш нас отсюда не выпустит – никак, – сказала она обреченно.
Перед ними простирался очередной дворик, позади и спереди рядами выстроились желтые пятиэтажки с неопрятными от развешенного белья балконами. Посреди двора одиноко растопырил голые ветви старый тополь со спиленной верхушкой. Первая волна эвакуантов уже высыпала во двор. Люди в наспех накинутой верхней одежде стояли, обнявшись, и вглядывались в окна своих квартир. На такую мелочь, как девочка с косой, никто не обращал внимания.
– В третьем корпусе пятеро, – произнесла Лянка тусклым голосом. – И в четвертом…
– Шесть, – едва ли бодрее сказал Князев. – Они когда-нибудь закончатся?
– Гораздо позже, чем скончаемся мы. Кстати, в пятом…
– Я с такого расстояния не понимаю, – свел брови Князев, и она снисходительно рассмеялась:
– Живет парень моей первой души! Правда, сейчас он спит, наверное, но можем нагрянуть на чай!
– Угу, и типа он не заметит, что ты – не она, а я…
– Да шучу я, не напрягайся. – Ее секундное веселье как рукой сняло. – Конечно, заметит. Я – это я. И у меня свои заморочки…
– С Ригертом?
Ай да Князев! Заметил все-таки. А с виду – тюфяк тюфяком.
Лянка передернула плечами и двинулась в сторону пятого корпуса.
– Да, с ним, – ответила она неохотно. – Что, так бросается в глаза?
Вместо ответа Князев красноречиво уставился в небо.
– О’кей. Мы общались до того, как он ушел на изнанку города. Просто общались, понял? Я тогда была слишком мелкая, чтобы думать об отношениях. Вернее, я-то думала, но Эш ничего такого себе не позволял. Он заменил мне Наставника, каждую ночь был рядом, объяснял, что я такое и учил не бояться. Мы лазили по развалинам вместе – чего только там не случалось! Но с ним все эти Есми, алкаши и хулиганы казались милым маленьким приключением. В один прекрасный момент я поняла, что запала на своего Наставника. И знаешь… – прибавила она вполголоса, не уверенная в том, что нужно об этом говорить, хотя Игни и так уже догадывался о чем-то подобном: – Иногда мне кажется, что Эш затеял эту мясорубку из-за меня.
– Так уж и из-за тебя, – хмыкнул Князев.
– Да, вот так, и давай больше не будем об этом. Смотри, вон те три окна на четвертом этаже!
Тот посмотрел, и по выражению его лица Игни догадался, что он там увидел.
Лянка поняла это тоже.
– Нет, – прошептала она. – Нет.
И ушла в Полупуть. Князев последовал за ней.
Если бы Ригерт узнал, что они по-прежнему ходят парой, влетело бы обоим. Но в одиночку у второй души Игни не было шансов. Князев понимал это и даже не пытался. Лянка понимала тоже и не заставляла. Она убивала за двоих и делила добычу поровну. Ритуал проводили по очереди.
Для Игни переход был подобен секундной тьме под опущенными веками. Вдох, выдох – и вот уже безликий двор под моросящим дождем сменился общей коммунальной кухней, длинной и узкой, с единственным окном, в которое хотелось с разбегу прыгнуть, оставив позади стол под клеенчатой скатертью, гору грязной посуды в оцинкованной раковине, газовую колонку и кастрюлю в потеках сбежавшего молока.
Жених Лянки – бывший, напомнил себе Игни, бывший – обернулся на скрип половиц у них под ногами.
– Илана, – сказал он, – Моя Илана.
Его белесые, словно незрячие глаза кошмарно увеличивались толстыми стеклами очков.
– Паша, что ты наделал?
Парень растерянно улыбнулся и всплеснул руками, словно и сам не мог этого понять.
– Я… – Он приблизился на несколько шагов и остановился, близоруко щурясь. – Просто устал. Я устал. Я работал всю ночь, а под утро встал из-за компьютера, чтобы сварить кофе. Мне показалось, что кто-то стоит у меня за спиной. Я обернулся и увидел дядю Саню из сто сороковой комнаты. А ведь он уже полгода как умер.
За свою вторую жизнь Игни видал всякое, но от сочетания этих слов с нелепым видом парня-Есми даже ему стало тоскливо.
– Что было дальше?
– Он подошел к шкафчику… – с усилием вспоминал парень, дергая себя за торчащие волосы. – Открыл створку, достал бутылку, которую прятала его жена. Сделал глоток и предложил мне. Я тоже выпил – сам не знаю, зачем, все было как в тумане, я думал, что уснул за столом и вижу его во сне. Я выпил довольно много. Он взял табуретку и подставил ее к окну. Открыл раму и… И… – Его затрясло, будто воспоминания сопротивлялись при попытке извлечь их из головы. – Шагнул вниз, а я закричал и влез на подоконник, чтобы посмотреть. Только внизу никого не было. Я свешивался все ниже, не понимая, куда он мог деться, а потом что-то толкнуло меня в спину – и я упал. Но я выжил, Лянка. Выжил… Странно, правда? Я просто встал с асфальта и зашел обратно в подъезд, а потом в квартиру. Надо, наверное, завязывать с квантовыми частицами и начать изучать сновидения. Это же просто фантастика!
– Ты умер, Паша.
– Илана, что ты такое…
– Пашенька, ты умер! – повторила она на полтона выше, а он подошел почти вплотную и наконец-то понял.
– Ты ведь не Илана, да? – Взгляд запредельно огромных глаз остановился на ее инфернальном оружии. – Ты… Ты доппельгангер! Снова дурацкий сон. Я, наверно, схожу с ума.
Он провел по лицу дрожащей ладонью. Лянка обеими руками перехватила косу за древко.
– Что ты собираешься сделать? – пробормотал парень, отступая. Открыв ящик со столовыми приборами, он зашарил внутри одной рукой. – Ты не можешь причинить мне вред. Ты ненастоящая.
– Коси, коса, пока роса, – прошептала Лянка, замахиваясь. – Роса долой – и мы…
Лезвие со свистом рассекло воздух. Проворный, как и все Есми, парень подставил ладонь и вцепился в деревянную рукоять. Острие замерло в сантиметре от его макушки. Свободной рукой он наотмашь ударил девушку по лицу, а затем схватился за древко и резко крутанул, выдирая у нее оружие.
– Домой, – договорил он с самодовольной улыбкой на тонких губах.
Коса взлетела над его головой, будто топор в руках лесоруба. Лянка издала гортанный вскрик. Мгновение – и между ней и Есми вырос Князев. Время стало тягучим, движения вязли в нем, как мухи в патоке. Сердце Игни пропустило такт. В ту самую секунду, когда голова Князева неизбежно должна была расколоться под ударом, тело пронзила невыносимая боль.
Вместо того чтобы умереть, Игни открыл глаза.
Он попытался закричать, но не смог произнести ни звука. Каждая мышца, каждый орган пульсировал болью. Игни вдохнул, и воздух оцарапал ему легкие. Механический писк острыми иглами впивался в мозг, вызывая желание вскрыть себе черепную коробку и выцарапать оттуда все ее жалкое содержимое.