— Этих, которые в подземелье, Маэстро, может, у Вадика и забрал, — предположил я. — Из тех, про которых все думали, что растворились.
Мстислава молчала. Вряд ли потому что я ей глаза раскрыл. Скорее, просто мерзко было обо всём этом говорить. Но я остановиться не мог:
— А потом Маэстро, видимо, понял, что Вадик — плохой поставщик, ему самому души подтаскивают через пень колоду. И задействовал маньяка. Чтобы души — свежак, с пылу с жару.
— Про артефакт Вадик, значит, проболтался. Но отдать — тот, что в больнице, не отдал, хоть на то ума хватило, — буркнула Мстислава. — А на отель наш у Маэстро зуб. Вот и решил одним махом покончить.
— То есть, если я ему артефакт принесу, у него даже тени сомнений не возникнет, что я на его стороне?
— Угу. Только, знаешь, Тимур, вот тут уже пять душ никак не перетянут. Этого не будет.
— Да я не об том. Не настолько тупой, чтобы продавать фундамент, на котором отель стоит. Видите — даже не спрашиваю, ни как этот артефакт выглядит, ни где вы его храните. Меньше знаю — меньше выболтаю. У меня другое предложение. Что если нам раскулачить Вадика?
— Вадика? — Мстислава посмотрела на меня с недоумением.
— Ну, у него ведь тоже есть артефакт. То, из-за чего иногда души приходят, как мотыльки на свет. Эту штуку можно украсть или отобрать. Всучить Маэстро. Он вряд ли отдуплит, чьё это, но силу почувствует.
— И получит вечно действующую ловушку для душ. Нет! Не бывать этому.
— Да я же не предлагаю навсегда отдавать! Риск большой, понимаю. Операцию надо будет тщательно продумать.
— Одну уже продумали! Чуть половина видящих нашего берега не полегла.
— Тогда мы ещё многого не понимали. А сейчас видим гораздо больше. Сейчас мы знаем, что в наших рядах есть предатель, работающий на Маэстро. Мы целую сеть накрыть можем сразу!
— Предполагаем, а не знаем, — отрезала Мстислава. — Вадик — тот ещё бесогон, однако я его всё же не один десяток лет знаю. Мысли твои звучат складно, сама так же думала — потому и трясла тебя, чтобы со стороны послушать. Оно полезно — других слушать, не только себя. Да только и с Никитой твоим тоже поначалу всё складно было. А в результате всей задницей в лужу сели.
— Ну и что вы предлагаете?
— А я, Тимур, не предлагаю. Я пока ещё твоя начальница, над отелем смотрящая. Поэтому я приказываю: сиди спокойно и работай. Нам, вон, ещё нужно разобраться с той напастью, что души в плену у Маэстро держит. Денис должен был с Николаем этим связаться, список для тебя раздобыть.
— Ясно, — поморщился я. — Ну… Что тогда? Спать пойду, что ли.
— Иди, дело хорошее. Только, смотри, утром не залёживайся. Старики рано поднимаются.
— Какие старики?
— Гостья наша сегодняшняя — твоя.
— Мстислава Мстиславовна, да вы смеётесь? Она же с вами сразу общий язык нашла.
— Ты слышал, что я сказала. Вот вознесусь — устроите демократию, а до тех пор…
— Ладно-ладно. — Я встал. — Понято, принято. Но если я облажаюсь…
— Облажаешься — найдётся, кому подхватить. Ты главное специально не лажай.
— Обижаете. Доброй ночи.
— Сладких снов.
Я сделал несколько шагов по направлению к двери, а потом, как лейтенант Коломбо из старого сериала, внезапно повернулся и поднял палец.
— Только ещё одна вещь.
— Ну? — устало посмотрела на меня Мстислава.
— Ева слышала, как наша гостья готовится умереть.
— Чего?
— Заранее слышала. И не какой-то невнятный зов, а громкий крик. Обходчики не слышали. Пожиратели раздуплились только к ночи. А Ева слышала, когда старушка была ещё жива. Вот такая у неё суперспособность, как у видящей. Вот кого вы спокойно отправили домой.
Я постоял, наслаждаясь ошеломлённым выражением лица Мстиславы. Потом демонстративно поклонился и, повторно пожелав спокойной ночи, отбыл к себе в номер.
— Зачем тебе? — нахмурилась Алина за стойкой.
— Ну, надо, — туманно ответил я.
— Вообще-то, не полагается…
— Ты, если что, на меня всё вали. У меня справка есть.
— Хм!
В том, что у меня справка есть, Алина не сомневалась, я это уже доказал неоднократно. Поэтому и сопротивляться дальше смысла не было. Оглядевшись, она стянула с шеи форменный платок и отдала мне. Приложила к нему светло-зелёную девчачью резиночку.
Резинкой я стянул волосы в хвост, а платок повязал как бандану. Посмотрел на Алину.
— Как я выгляжу?
— Как будто собираешься продать мне марихуану. Нормально, в общем, ты всегда так выглядишь.
— А на маленькую тучку совсем не похож?
— Ну, разве что на очень маленькую…
— Эх… Ладно, была не была. Спасибо!
Мысленно перекрестившись, я направился к лифту. Пора было начинать работу с клиенткой. И надеяться, что бандана выбесит её меньше, чем дреды. Не причёску же менять из-за каждого гостя с закидонами.
В дверь номера я постучал деликатно, но настойчиво. Отметив про себя, что сделал это на автомате, не задумываясь. На таком уровне в новой профессии уже освоился.
— Войдите, — донеслось из-за двери.
Вошёл. Подходить к двери для того, чтобы её открыть, нашим призрачным гостям не требовалось. Разрешение войти само по себе означало, что дверь не заперта — здесь это так работало.
Старушка сидела в кресле, сложив руки на коленях, и смотрела в окно. Призрачный отель обладал свойством видоизменять номера под желания постояльцев. Я заметил, что кровать стала меньше, а в изголовье и изножье появились блестящие металлические прутья с шариками наверху. У кровати лежал вязаный коврик. Полукруглое кресло превратилось в старомодный деревянный стул. Я невольно вздрогнул — показалось, что чую вайб незабвенной Лидии Ивановны.
Впрочем, в следующую секунду ощущение развеялось. Больше никаких изменений в комнате не произошло. И моя новая клиентка агрессию источать не спешила. На алинин платок, украшающий мою голову, посмотрела с удивлением.
— Неужто замерз? Тепло вроде, на улице-то. Хоть и пасмурно.
— Не замёрз. Решил принарядиться перед визитом.
— Свидание, что ли?
— Ну, можно и так сказать.
Старушка покачала головой.
— «Можно сказать», «можно не сказать»… Всё-то у вас, нынешних, не слава богу. Никогда не знаете — то ли да, то ли нет. Чего хотите — и то не знаете.
— А вы всегда знали, чего хотите? — вырвалось у меня. Так себе профессионализм, конечно — начинать беседу с перепалки. Но ничего не смог поделать — ненавижу такие наезды. — Всю жизнь, даже в молодости — твёрдо знали, чего?
— Конечно. — Старушка даже удивилась. — Малая была — хотела, чтобы война поскорее закончилась. Чтобы папка с фронта вернулся. Не знала ведь, что погиб под Сталинградом, мать не говорила нам. Постарше стала — вырасти хотела, чтобы работать пойти, матери помогать. Нас, детей, у неё четверо было — мал мала меньше. После, как на фабрику пошла, учиться хотела, учёба мне всегда легко давалась. После работы в вечернюю школу бегала. Потом хотела парня встретить хорошего, доброго и работящего. Потом — детей поднять, на ноги поставить. Потом, как на пенсию пошла, участок у нас появился. Домик, огород, на лето внуки приезжали. Дочь моя, невестки — как в земле ковыряться, так перчатки надевают. А я этого не люблю. Самое счастье ведь — земли руками касаться. Чувствовать. Глядеть, как по весне на деревьях почки распускаются. Как жизнью наливается всё то, что тобой взрощено… А ты спрашиваешь — знала ли, чего хочу? Конечно, знала. Всегда. Как можно не знать?
— Ну-у…
Собственно, при таком раскладе вопрос у меня был единственный: почему эта женщина сидит сейчас здесь? Почему не вознеслась сразу, без нашей помощи? Теоретически — все составляющие для этого налицо. Но, тем не менее — что-то её гложет, не даёт покоя. Что?
— Тут видите, какое дело. Вашему поколению, конечно, очень тяжело пришлось. Война, послевоенные годы, страна в руинах. Но, с другой стороны — в чём-то и проще. У вас цель была — понятная, одна на всех. Восстанавливаем страну! Строим коммунизм! Покоряем космическое пространство! И — никаких сомнений ни в чём, потому что это было вопросом выживания. А сейчас всё сложнее. К тому, чтобы выжить, никаких усилий прикладывать не надо. Теоретически, можно хоть всю жизнь на чужой шее просидеть — сначала у родителей, потом ещё к кому-нибудь присосаться. Шиковать вряд ли будешь, конечно, но и с голоду помереть тебе не дадут, не те времена. Вариативность появилась, понимаете? А вариативность — это всегда непросто. Сомневаться сложнее, чем верить.
— Да понимаю. Чего ж тут непонятного.
Старушка вздохнула и снова уставилась в окно. Я понял, что продолжать общение ей не хочется.
Хотя по сравнению с тем, что было вчера, что-то всё же изменилось. О чём-то я её заставил задуматься. И разговаривает она со мной по-другому. И ведёт себя иначе.
— Вам, может, нужно что-нибудь? — окликнул я. — Не знаю, там… Может, огород свой посмотреть хотите? Как сады цветут?
Старушка засмеялась.
— Сады уж отцвели давно, июнь на дворе. Хорошо цвели — и яблони, и вишня. Урожай добрый должен быть. Чего мне на него глядеть? У меня уж и сыновья, и дочь — все на пенсии. Есть кому за огородом ухаживать. Не нужно ничего. Ступай с богом.
Она опять отвернулась к окну.
— Если вам что-то понадобится, позвоните.
— Да-да. Позвоню.
Ну, блин. Здесь, похоже, тот случай, когда на старуху случилась проруха — в буквальном смысле. Мстислава ошиблась, работать с клиенткой должен не я. Со мной ей разговаривать не о чем, это ясно даёт понять.
Я пошёл к двери.
— Постой-ка…
Я обернулся с вопросительным выражением лица.
— Девочка-то. Как она?
— Какая девочка?
— Ну, вот эта, молоденькая. Соседка моя.
— Ева? Да нормально. Наверное. Думаю, что ещё спит. Вряд ли в такую рань подрывается.
— И то верно. Молодые долго спят. Это нам, старикам, не спится. Сам-то — всегда рано встаёшь? Или из-за меня вскочил?
— Ну-у, честно говоря…
— Поняла. — Старуха махнула рукой. — Не нужно. Так и передай вашей главной. Я тут и одна не скучаю.