– Да ладно тебе. Половина ешивы – мои клиенты. Ты же знаешь, как у них заведено. До свадьбы нельзя. Но Патрисия – блудница, с ней можно. Вот они и ходят. И хорошо платят.
– И что он сказал тебе делать?
– То, что я и сделала. Пойти к тебе. Представиться женой Таля и попросить, чтобы ты проследил за ним.
– Он объяснил тебе зачем?
– Он сказал, что скоро должен жениться на какой-то религиозной девушке и подозревает, что у нее роман с Талем. Объяснил, что если он сам пойдет к тебе, то в ешиве могут об этом узнать и рабби воспримет это как оскорбление.
– Почему ты не рассказала мне об этом, когда стало ясно, что произошло ограбление?
– Я не могла. В «Капульски» он сидел прямо за тобой. Кроме того, он обещал удвоить мне плату, если я ничего тебе не скажу.
Я тихо выругался. Мне и в голову не пришло, что кто-то мог подслушать нашу беседу в «Капульски». Она смотрела на меня взглядом, в котором смешались мольба и страх.
– Теперь я могу получить свою дозу?
– Да. Пойдем, Жаки.
Он бросил ей пакетик, попрощался: «Пока, милочка», но она уже вытаскивала из сумки шприц, жгут, ложку и свечу и не слышала ничего.
Когда мы вышли, Жаки спросил:
– Вроде все прошло хорошо?
В ответ я пробурчал нечто нечленораздельное. На мой взгляд, все прошло слишком хорошо. Я не верю в чудеса. Уже занималось утро. Жаки выглядел абсолютно бодрым.
– Судья говорил, что за помощь полагается плата, – сказал я.
– Всему свое время, господин бывший полицейский, всему свое время. Поехали, съедим что-нибудь.
Я включил радио. Там передавали ту же песню Отиса Реддинга, которую я слушал, когда нашел Рели. Может быть, в жизни все-таки есть место случайностям. У меня оставалось семьдесят два часа.
7
Яффа уже понемногу просыпалась, когда мы вернулись на площадь Полиции. Возле маленьких пекарен на перевернутых ящиках группками сидели арабские рабочие и пили свой утренний кофе. Некоторые шумно и с искренней сердечностью приветствовали Жаки. Мы зашли в маленький ресторанчик, один из тех, что теснятся друг к дружке вдоль всего спуска из Старого Города. Я попросил для аппетита рюмку узо. Жаки сказал что-то на арабском, и вместо узо мне принесли двойной эспрессо. Я проворчал: «Ты мне не мамочка», но спорить не стал. Два молодых официанта с покрасневшими глазами принялись расставлять на столе тарелки салатов. Я вдруг понял, насколько проголодался. Жаки к еде не притронулся. Он выкурил подряд пять сигарет, глядя, как я наворачиваю. К концу трапезы, когда я решил всерьез заняться пахлавой, он стукнул меня под столом ногой. Я поднял на него рассерженный взгляд, и он глазами показал мне, чтобы я повернулся.
На пороге стояли Марко А. и Марко Б. – два старшины-ветерана, которые начинали свою службу в Яффской полиции еще в те времена, когда полицейские-евреи были здесь редкостью. Несмотря на то, что в полиции они в силу возраста уже считались музейными экспонатами, оба предпочитали работать ногами, а не сидеть за конторкой. Я был одним из сотен новичков, которых они за многие годы обучили ремеслу. Они были хорошими полицейскими. Честными, крутого замеса, и, что самое важное, они умели думать головой, а не только ежеминутно сверяться с инструкциями. По правде говоря, Марко звали только одного из них, второго звали Яков, но, кроме его родной матери, об этом уже мало кто помнил. Они были неразлучны и, подобно женатым парам, прожившим вместе достаточно долго, с годами стали очень похожи. С одинаковыми черными усами, свисающими почти до подбородка, и такой прямой осанкой, словно спины у них были вытесаны из камня. Не многие решались отпускать шуточки на тему их сходства. В основном потому, что, если требовалось поработать кулаками, взаимопонимание между ними достигало пика. Все разговоры они вели в одной и той же манере: Марко А. говорил, а Марко Б. кивал.
Они не спеша направились к нам, держа руки на поясе и упираясь большими пальцами в пряжки ремней. Обычно мы поддерживали хорошие отношения, но сейчас их вид показался мне угрожающим. Удирать от них не имело смысла. Никто лучше их не знал прилегающие переулки, и, несмотря на то, что им уже перевалило за пятьдесят, бегали они по-прежнему очень быстро. Кроме того, на этой улице не было ни одного официанта, за которым не водилось бы какого-нибудь известного им грешка. Одно их слово, и в погоню за мной бросилась бы если не вся Яффа, то добрая ее половина. Поэтому я не двинулся с места.
– Здравствуй, Джош.
– Здравствуйте. Перекусить не хотите?
Они остались стоять.
– Ты знаешь, что есть приказ о твоем аресте?
– Нет.
– Говорят, ты ограбил алмазные мастерские. Мы не поверили. Но, когда увидели, с кем ты якшаешься, решили, что тебе все же стоит пройти с нами.
Жаки уже открыл было рот, собираясь протестовать, но я взглядом приказал ему молчать.
– Когда вышел приказ?
– Сегодня утром.
– И вы верите, что я мог это сделать?
Повисло долгое молчание. Очень долгое. Тишину неожиданно прервал Марко Б.:
– Нет.
Настала моя очередь помолчать. Я медленно отпил из чашки кофе. На мое счастье, они относились к Яффскому управлению и не подчинялись Красавчику. К тому же они не очень его любили. Впрочем, его никто не любил.
– Слушайте, вы же меня знаете с той поры, как я водителям штрафы выписывал. И вы знаете, что я никогда этого не сделал бы. Кто-то меня подставляет, а начальник управления Ха-Яркон принимает эти обвинения за чистую монету и радуется.
О наших с Красавчиком отношениях были осведомлены сотрудники всех районных управлений.
В моем голосе звучала мольба. Такие вещи, как стыд и попранное достоинство, перестали для меня существовать. У меня просто не было выбора.
– Мне нужно еще два дня, чтобы раскрыть это дело. Вы мне их дадите?
Марко А. беспокойно дернулся. Они переглянулись. Две пары черных глаз вели между собой безмолвную беседу, в которой я не участвовал. Когда она завершилась, Марко Б. кивнул, а Марко А. улыбнулся.
– Хорошо, Джош. Только не крутись в нашем районе, потому что, если мы снова тебя заметим, у нас не будет выхода. Ты понял?
– Понял.
– А он? – Идеально выбритый подбородок медленно повернулся в сторону Жаки. – Он как-то связан с этим делом?
– Он мне помогает.
– Тогда твои дела действительно плохи.
Тут Жаки не удержался.
– Не так плохи, как у тебя, фараон.
Марко Б. выбил из-под него стул и толкнул Жаки головой вперед прямо под дубинку Марко А., которая взлетела намного быстрее, чем я успел моргнуть, и въехала Жаки в ухо.
– Не выступай, малыш, – тепло посоветовал Марко А.
Они пошли к выходу. У самой двери Марко А. повернулся к нам:
– Кстати, около часа назад нашли одного дилера практически без носа и с ужасной головной болью. Ты случайно об этом не знаешь?
– Нет.
– Я так и думал.
Они ушли. Следом за ними быстренько собрались и мы с Жаки. Я подвез его до дома. Он вылез из машины и прислонился снаружи к одному из окон. Он все еще держался за ярко-пунцовое ухо.
– Спасибо за помощь.
– А как я мог помочь?
– Мог хотя бы попытаться.
– Не будь идиотом. Из тюрьмы я мало что смогу сделать.
Он беззлобно улыбнулся и пошел к лестнице. Но через два шага вернулся:
– Алмазные мастерские?
– Не пытайся быть слишком умным, Жаки.
– Слишком умным быть нельзя.
Я вздохнул:
– Я этого не делал. Меня хотят подставить, и, если не найду виновных, мне конец.
– Ты уже знаешь, кто это?
– Приблизительно.
– Из местных?
– Нет.
– С этого можно поднять бабки?
– Не думаю. Может быть. Жаки, иди домой.
Он улыбнулся:
– Я не ищу больших денег. Мне своих достаточно. Моя проблема в том, что мне нечем себя занять.
– Спасибо, но я справлюсь.
– Нет. Не справишься. Если выписан ордер на твой арест, тебе нужен кто-то, кто будет вместо тебя ходить и все улаживать.
– Это будешь не ты.
– Джош! – Он все еще улыбался. – У тебя нет других кандидатов.
Не дожидаясь ответа, он отлепил себя от машины и ушел в дом. Мы оба знали, что он прав. И оба знали, что я ему позвоню. Чего там еще говорить. Жаки предлагал мне дружбу. С тех пор как Патрисия явилась ко мне под именем Рины Таль, других аналогичных предложений мне не поступало. Из окна его квартиры на втором этаже на меня с любопытством смотрела светловолосая девушка, показавшаяся мне смутно знакомой. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить. Ее фотография красовалась на стеклянной двери клуба «Ноябрь» – из всей одежды на ней была только соломенная шляпка. Насколько я мог видеть снизу, на этот раз она даже соломенную шляпку не надела.
Я нашел телефон-автомат и позвонил в полицию. Кравица на месте не было. Я поехал к дому сестры, припарковался на параллельной улице и пару раз обошел вокруг дома. Убедился, что подъезд под наблюдением с двух точек: с лестничной клетки и от ворот, ведущих во двор. Я зашел с черного хода, из подвала вызвал лифт и поднялся на крышу.
Моя сестра живет на улице Университет, неподалеку от пересечения с улицей Эйнштейн. Я на секунду задержался наверху и, прислонившись к перилам, смотрел, как студенты длинным темным роем вливаются в университет через металлические ворота. Очень хотелось курить, но я решил, что это подождет. Посредине крыши имелся квадратный люк, спускавшийся до самого низа, – через него шли трубы водоснабжения, а по стенкам были прорезаны небольшие вентиляционные отверстия. Я ухватился за трубу, которая показалась мне наиболее прочной, и по ней спустился до окна сестрицыной ванной комнаты. Попытался проскользнуть в него бесшумно, но для подобной акробатики я слишком тяжел и потому плюхнулся в ванну, слегка оглушенный. В ванную влетела испуганная сестра, за ней – Кравиц с пистолетом в руке. Я поднял руки и сказал: «Сдаюсь». Кравиц ухмыльнулся, и я понял, что ему ничего не известно об ордере на мой арест.
Несколько минут спустя мы уже сидели на кухне. По пути на кухню, я заглянул в гостиную, где спасла Рели. Я не хотел ее будить, только минутку постоял над ней в раздумье. На кухне я обнаружил Кравица с сестрицей на полу. У меня сложилось впечатление, что мои проблемы их не особенно волнуют. С другой стороны, меня не особенно волновала их половая жизнь.