– Буду там.
Я поцеловал Рели:
– Поклянись мне, что не высунешь отсюда носа, пока я не вернусь.
Она улыбнулась горькой улыбкой, которая так не шла к ее чистому нежному лицу.
– Чем поклясться? Именем Господа?
– Рели!
– Хорошо.
У меня не было времени разбираться, верю я ей или нет. Я вылетел из квартиры, прихватив с собой «смит-вессон», и остановился только для того, чтобы швырнуть его в мусорный бак. Было немножко жалко расставаться с верным товарищем, но я не хотел рисковать – вдруг она снова его найдет.
Через двадцать две минуты я подкатил к зданию мэрии. На улице уже совсем стемнело, и седую шевелюру поджидавшего меня возле перехода Дарноля освещали только огни проносившихся мимо автомобилей. Я снизил скорость и быстрым взглядом окинул улицу. Капельки воды из фонтана, которые разносил ветер, падали на лобовое стекло. Я остановился рядом с ним. Он был одет точно так же, как на нашей утренней встрече, только галстук сменил. На этот раз он нацепил черную бабочку в тоненькую серебряную полоску с изображениями Кролика Плейбоя.
– Добрый вечер, Джош.
– Да не особо и добрый.
– Мне жаль это слышать.
Он беспокойно переминался с ноги на ногу, глядя куда-то мне за спину. Внутренний голос прошептал мне, что пора отсюда убираться.
– В чем дело, Дарноль?
Он смотрел на меня с легкой грустью, но не более того.
– Мне очень жаль, Джош.
И тут они хлынули со всех сторон. Я насчитал шесть патрульных машин, перекрывших все возможные пути отхода. Две подъехали со стороны бульвара Бен-Гуриона, две вынырнули из-за угла улицы Ибн-Габироль, еще одна скрывалась за микроавтобусом «фольксваген», припаркованным на стоянке мэрии, а последняя выехала со стоянки торгового центра «Ган-ха-Ир». Из каждой машины выскочили по два полицейских и направили на меня пистолеты. По-видимому, кто-то распустил обо мне совсем некрасивые слухи.
Я врубил заднюю передачу, улыбнулся Дарнолю, крикнул ему: «Мне очень нравятся твои галстуки!» – и вдавил в пол педаль газа. Машина протестующе взвыла, когда я резко крутанул руль, но смогла протиснуться между столбами и по островку безопасности выскочить на стоянку мэрии. Полицейские бросились к своим автомобилям. Но где им было поспеть за нами с «Капри»! Словно сама заметив впереди просвет, она рванула к улице Блох. Я точно знал, что они будут делать. Две машины направо, две – налево, одна – за мной и одна – на месте. Мне не требовалось учить эти правила, потому что я их, черт возьми, писал. Машины, ехавшие навстречу, при звуках сирены подавали в сторону, к обочинам. Я позволил преследователям сократить дистанцию и на скорости сто километров в час дернул ручной тормоз, развернулся и полетел по встречке. Все эти пируэты сопровождались целой симфонией несущегося отовсюду скрипа тормозов. Боковым зрением я заметил стайку длинноволосых молодых парней, которые смеялись и салютовали мне вскинутыми в воздух кулаками. Одна из полицейских машин попыталась повторить мой трюк и крайне неэстетично врезалась в «ауди», двигавшуюся ей навстречу с аристократической неторопливостью. Я вернулся к зданию мэрии. Когда я проезжал светофор, то заметил Дарноля, который улепетывал со всех ног. Старый идиот решил, что я вернулся ему мстить. Патрульная машина, которую оставили меня сторожить, включила двигатель. Я притормозил и подождал ее. В кабине сидел только один полицейский. Я довел его до следующего светофора, остановился поперек движения и вывалился наружу из дверцы, находившейся вне его поля зрения. Этот умопомрачительный кульбит закончился в луже, выложенной по дну острыми камнями, на которых мне пришлось оставить небольшой лоскут своих брюк и значительную часть чувства собственного достоинства. Полицейский выпрыгнул из машины с пистолетом наперевес, подбежал к моему окну и застыл в изумлении, обнаружив машину пустой. Он открыл дверцу и взвыл от боли, когда я, подскочив сзади, с силой ее захлопнул. Пистолет выпал в салон, и я снова открыл дверцу, чтобы не сломать ему запястье. FN упирался ему прямо в почку.
– Залезай.
– Нет.
Честно говоря, я слегка удивился:
– Почему нет?
– Потому что у тебя не хватит смелости меня пристрелить.
– Да я и не собираюсь тебя убивать. Зачем? Я просто тебя так отделаю, что ты неделю не сможешь двигаться.
Он немного поразмыслил над этим. Из машины напротив вышли двое парней в армейских куртках и двинулись в нашу сторону. Я помахал им пистолетом, и они вернулись на место. Без всякой нежности я запихнул полицейского на пассажирское сиденье и дал по газам. Вырулил к парковке и загнал машину на самый верхний этаж. Кроме нас, там стояла всего одна машина. В ней никого не было. Я откинулся на спинку сиденья и стал ждать. Спустя несколько минут он начал беспокойно ворочаться. Не успел я досчитать до десяти, как он бросился на меня. Его кулак налетел на дуло FN, и, завопив от боли, он рухнул обратно на сиденье, обхватив окровавленную руку. Я протянул ему платок. Ему было лет двадцать пять, светлая кожа, открытое лицо, очень короткая стрижка, которая делала его еще моложе. Я не очень гордился тем, что мне пришлось его потрепать. Нас разделяли как минимум пятнадцать килограммов и пятнадцать лет опыта.
– А теперь, – сказал я ласково, – у меня к тебе вопрос.
Он закивал. Умный парень. Герои с разбитой головой никому не нужны. Не то чтобы я собирался его бить дальше. Но он-то этого не знал.
– Для чего понадобилась вся эта кавалерия?
– Гольдштейн был у тебя на квартире и нашел два украденных бриллианта. А рядом валялась записка от какого-то торговца оружием из Газы, в которой было сказано, что гранаты и автомат он передаст тебе в течение двадцати четырех часов. Судя по дате, записка была написана три дня назад.
Не знаю, кто тот человек, который вознамерился втянуть меня во все это, но воображение у него богатое.
– А Гольдштейн не в курсе, что торговцы оружием из Газы записками не общаются?
– То же самое сказал и Чик, но мы не хотели рисковать.
В сущности, они были правы. Я бы на их месте действовал точно так же. Я подобрал его пистолет с пола. Он со страхом следил за моими движениями. Я опустошил обойму и вернул пистолет владельцу.
– Беги домой, сынок. На сегодня с вестернами покончено.
Мы вместе вышли со стоянки, и я смотрел, как он садится в автобус номер четыре, следующий к Центральному автовокзалу. Потом я вернулся в «Амбассадор». Администратор улыбнулся мне. У него отсутствовало как минимум четыре передних зуба, а бренди от него несло так, что я чуть сознание не потерял от алкогольного отравления.
– Ну, Уинстон, ты уже нашел в Израиле друзей.
– Каких друзей?
– Тех, что ждут тебя в номере.
Я поднялся наверх, вставил ключ в скважину, повернул его, опустился на одно колено и толкнул дверь. Я не поклонник всех этих киношных трюков с выбиванием двери ногой и прыжками. Они прекрасно работают, если тот, кто поджидает тебя внутри, стоит с пистолетом в вытянутых руках точно напротив двери, но если он сдвинется на полметра в сторону и сразу начнет стрелять, то вбегающий получит в грудь всю обойму еще до того, как успеет крикнуть: «Полиция! Ты арестован!»
Пуля просвистела у меня над головой и почти бесшумно вошла в противоположную стену. Я перекатился внутрь и укрылся за кроватью. Еще один хлопок. Вторая пуля оцарапала мне запястье. Нас разделяло не больше полутора метров. Он стоял в проеме душевой и аккуратно клал каждый выстрел. Профессионал. Несомненно. Любитель попытался бы сунуться в комнату. Рядом просвистела еще одна пуля. Я поднял FN, трижды выстрелил, одновременно оторвавшись от пола и прыгнув к стене, за которой он укрылся.
Теперь никто из нас не стрелял. Мы стояли и вслушивались в дыхание друг друга. Каждый выжидал, когда другой начнет действовать. У меня в кармане все еще лежал выкидной нож, который я прошлой ночью отобрал у сутенера на Тель-Барухе. Я вынул его. Поднял пистолет и принялся колотить рукояткой в тонкую гипсовую перегородку. Меня окутало облако штукатурки, и через минуту в стене появилось маленькое отверстие. Я вставил в него ствол и расстрелял туда всю обойму. Другой рукой нажал на кнопку, и из рукоятки ножа с легким щелчком выпрыгнуло лезвие. Я еще пару раз нажал на спусковой крючок, чтобы он понял, что у меня кончились патроны. Я почти слышал его мысли: он думал, что у него есть секунд двадцать до того, как я успею сменить обойму. Он рванулся вперед и получил нож в горло по самую рукоятку.
Он умер не быстро. Мало кому удается быстро умереть. Перед тем как утихнуть навсегда, он несколько долгих минут бился и трепыхался. Смерть неряшлива. Весь пол был в крови. Я хорошенько рассмотрел его. Он был мне незнаком. Лицо нездешнее. Европейское. Я расстегнул на нем пиджак и достал из внутреннего кармана бельгийский паспорт. Мне это не понравилось. У нас не принято вызывать профессионалов из-за границы. Это слишком дорого, и, кроме того, здесь не Лас-Вегас. Тот, кто вызвал сюда этого молодчика, лежащего теперь у моих ног, вел себя так, как будто ему терять нечего. А нет ничего опаснее людей, которым нечего терять.
Я приоткрыл дверь номера и окинул взглядом коридор. Кто-то высунулся из-за своей двери, но, заметив меня, быстренько ее захлопнул. Из соседнего номера донесся женский крик: «Что это было?! Проверь, что это было?!» До приезда полиции у меня оставалось несколько минут. Я со стуком захлопнул дверь и услышал, как в ванной комнате что-то упало. Перезарядив пистолет, я осторожно туда вошел. На полу валялся «узи». В воде лежал жених Рели с красной кляксой посреди лба. Я поднял его. Его затылок представлял собой тошнотворное липкое месиво.
Я подтащил его ко второму трупу и вложил жениху в руку нож. Потом взял «узи», снял с предохранителя и изрешетил им все стены. Я не знал, смогу ли ввести в заблуждение криминалистов, но был почти уверен, что это их основательно запутает. Время. Дорога была каждая минута. Я собрал свои пожитки и ретировался через пожарный выход.