– Здравствуй, господин бывший полицейский.
– Здравствуй.
– Говорят, вся полиция тебя ищет.
– Не вся. Двое остались заниматься регулировкой движения.
– Ну так что? Не смог обойтись без маленького Жаки?
– Мне это не доставляет никакого удовольствия.
– Я в этом уверен.
– Черт тебя побери! – Рели поднялась со своего места.
Я хотел объяснить ей, что Жаки еще не знает, что случилось с моей сестрой, но сообразил, что обращается она ко мне. Она стояла, опершись плечом о дверной косяк ванной комнаты. Ее небрежная поза не могла меня обмануть. От злости она вся кипела, хотя ее голос звучал до странности спокойно:
– Расскажи ему, что произошло.
Жаки, которого эта вспышка позабавила, взглянул на меня, и улыбка сползла с его лица. Он стремительно шагнул ко мне:
– Что случилось?
– Они убили мою сестру.
Он не жал мне руку, не произносил сочувственных слов. Он не сделал вообще ничего из того, что принято делать в подобных случаях. Только тихо сказал: «Подонки» – и сел на кровать. Я узнал этот взгляд. Я миллион раз видел его в армии. Это был взгляд бойца, ожидающего приказа. Я взял стул и сел напротив него. За десять минут я вкратце пересказал ему все события трех последних дней. Только я закончил, вошел Кравиц. Он уже выплакался. Его лицо распухло от слез, но ему было на это наплевать. Я обнял его. Он отстранился от меня и даже попытался улыбнуться:
– Привет, Рели.
Она улыбнулась ему в ответ. Потом он потрепал по плечу Жаки:
– Как дела, бандит?
– Кравиц, – пояснил я, – собирался жениться на моей сестре.
Все трое уставились на меня: мелкий уголовник, коротышка полицейский и девушка, у которой вышел конфликт с Господом Богом. Вдруг оказалось, что в сущности мне нечего им сказать. Повисло долгое молчание.
– Так что мы должны делать? – наконец спросил Жаки.
– От тебя мне пока нужны три вещи.
– Говори.
– Свою тачку я засветил. Надо, чтобы ее у меня угнали и чтобы угонщик, до того как исчезнуть, дал засечь себя полиции.
– Ты имеешь в виду кого-то конкретного?
– Марко Кац в городе?
– Марко Мост? Не знаю. Но проверю.
– Если найдешь его, напомни, что за ним должок. Еще мне нужна новая машина, не числящаяся в угоне, и место где укрыться. С соседями, умеющими держать язык за зубами.
Я понимал, что мое пребывание в «Белле» ненадолго останется тайной.
– Хорошо. Сейчас половина первого. В четыре утра я буду здесь с водителем.
– Лучше в шесть.
– Принято.
Он еще с минуту постоял и, догадавшись, что я не хочу продолжать разговор при нем, закурил сигарету и снова сел. Я вздохнул. Кравиц повернулся к нему. Его глаза налились кровью. Он был на грани срыва и искал только повод:
– Почему бы тебе не уйти?
– Что-то не хочется.
Кравиц шагнул к нему, и Жаки вскочил со стула. Мне вдруг стало ясно, что я его недооценивал. Он двигался легко, уверенно и опасно. Я встал между ними.
– Приберегите энергию для более важных дел.
Кравиц, как бойцовый петух, чьи инстинкты сильнее разума, еще какое-то время рвался в бой, но остыл так же быстро, как вскипел. Он подошел к Жаки и обнял его. В этом был весь Кравиц. Непредсказуемый, немного сумасшедший. Таким Рони его и полюбила. Я коротко объяснил, что мне от него нужно. Теперь – во второй раз за десять минут вскинулась Рели:
– Это безумие, Джош!
– Может быть.
– Если ты сделаешь это, полиция будет гоняться за тобой до конца жизни.
– Если я не сделаю этого, конец моей жизни станет вопросом ближайшего будущего.
Жаки, который успел снова усесться на кровать, начал что-то насвистывать. Странно, но выглядел он именинником, получившим долгожданный подарок. Кравиц окинул меня долгим взглядом и медленно кивнул:
– Ладно, Джош, мы все сейчас немного не в себе.
– У нас для этого есть причины.
– Ты уверен, что он в этом замешан?
– Да. Просто дело немного вышло из-под контроля.
– И что ты намереваешься делать?
– Что всегда. Сбивать их с толку, науськивать друг на друга и смотреть, что получится.
– Смешно.
– Что смешно?
– Я уже пять лет жду, когда ты снова станешь прежним. Не думал, что для этого понадобятся такие обстоятельства.
– На этом, Кравиц, с философскими отступлениями покончено.
– Ладно. Через час я тебя заберу.
– Жду.
Они вышли. Я поднял телефонную трубку и попросил администратора соединить меня с городом.
– Какой номер?
– Минуточку.
Я прикрыл трубку рукой:
– Какой у твоего отца прямой номер телефона?
Она испуганно на меня посмотрела, но номер назвала. Спустя несколько секунд я услышал в трубке тяжелое дыхание поднятого с постели человека.
– Кто говорит?
– Егошуа.
Сон немедленно слетел с него.
– Где моя дочь?
– Со мной.
– С ней все в порядке?
– Да.
– Егошуа, я все сделаю. Все что захочешь. Только не трогай ее.
– Что?
– Не трогай ее, Егошуа. Она же ни в чем не виновата. Я не сержусь на тебя. Я понимаю, ты был вынужден сделать то, что сделал с Шимоном. Но Рахиль ничего не знает. Она не такая, как он.
На мгновение мне показалось, что он сошел с ума, но потом я понял: он думает, что это я слетел с катушек.
– Рабби, я ничего ему не делал.
– Не мне судить. Бог дал, Бог взял. Я не знаю, во что впутался Шимон.
– Кто вам сказал, что это я его убил?
В его голосе слышалось тупое полусонное смирение:
– Полиция.
– С каких пор полиция, а не суд, решает, кто убийца?
– Я не знаю. Они ошибаются. Конечно, ошибаются. Я так им и скажу, Егошуа. Сразу, как только вернется Рахиль.
Это была пустая трата времени, и я повесил трубку. С момента происшествия в «Амбассадоре» не прошло и трех часов. Каким образом полиция успела прийти к окончательным выводам? Рели смотрела на меня в смятении. Напрасно я пытался придумать, чем ее успокоить. Я подобрал с пола старый конверт, достал ручку и быстро набросал крупную фигуру человека, внутри которой сидел маленький карлик и глумливо мне ухмылялся. Почему-то рисунок меня разозлил. Ни слова не говоря, я направился к замызганной ванне, помыл ее, как мог, холодной водой и наполнил горячей, почти кипятком. Тяжело отдуваясь от пара, я улегся туда и закрыл глаза.
Я не слышал, когда она вошла, только почувствовал, как ее пальцы массируют мне затылок и спускаются к лопаткам. Второй рукой она легонько, едва касаясь, гладила меня по лицу и груди.
– Бедный Джош, – приговаривала она.
Я вылез из ванны и, не вытираясь, прижал ее к себе. Она была мне очень нужна. Совершенно новое для меня ощущение. Я ни в ком не нуждался примерно с тех пор, как мне исполнилось шесть лет. На узкой жесткой кровати, которая повидала все возможные виды секса, но вряд ли видела много любви, я раздел ее. Капли влаги стекали с ее шеи на высокую грудь, и я собирал их поцелуями. Я резко вошел в нее. В этом не было никакого изыска. Мы просто цеплялись друг за дружку, пытаясь найти точку опоры в окружающем нас безумии. Мы двигались синхронно и так мощно, что кровать под нами чуть не рухнула. Наши финальные стоны слились в один вопль. Из соседней комнаты кто-то крикнул: «Мазл тов, ребята!» – и после секундного замешательства мы оба расхохотались.
Через несколько минут я встал, достал из сумки черную водолазку, черные штаны и тяжелые, кованные гвоздями, горные ботинки. Пистолет я засунул сзади за пояс, чтобы он плотно прилегал к позвоночнику. Рели не вставала с постели и, когда вернулся Кравиц, быстро натянула на себя тоненькое одеяло. Он покосился на нее и ухмыльнулся. На секунду в нем проглянул прежний Кравиц.
– Хорошо, когда в подразделении есть офицер, отвечающий за моральный облик.
– Что?
– Неважно.
Я посмотрел на него. Под старой армейской курткой его одежда была точно такой же, как моя, только вместо горных ботинок он обулся в черные высокие кроссовки. На плече висела большая черная нейлоновая сумка. Я заметил, как за пазухой у него что-то топорщится. Я подошел к нему и распахнул полы куртки. Вместо привычного кольта 45-го калибра к ремню был пристегнут «узи» в экспортном исполнении. Не обязательно быть патриотом, чтобы признать, что это лучший в мире пистолет-пулемет, с магазином на тридцать патронов, способный производить до шестисот выстрелов в минуту. Он не отличается высокой точностью, но, если заходишь в комнату, битком набитую людьми, которые не то чтобы жить без тебя не могут, просто незаменим.
Я сказал:
– Нет.
– Что нет?
– Ты со мной не идешь.
– Я тебя не спрашиваю.
– Еще как спрашиваешь. Ты мне нужен на улице. Будешь ждать в машине. Кроме того, тебе нельзя засветиться.
– Это не только твоя война, Джош.
– Может быть. Но она идет под моим командованием.
У меня не было сил препираться. Я подошел к Кравицу, вытащил «узи» из кобуры и бросил Рели, которая поймала его и тут же уронила на кровать.
– Если кто-то, кроме меня, войдет в эту дверь, стреляй в него.
– Я не смогу.
– Ну как хочешь. Тогда закончишь, как Рони.
После этих слов наступила полная тишина. Наконец она спросила:
– Как этим пользоваться?
Я показал ей. Потом мы с Кравицем вышли из гостиницы и сели в его «Кортину». Он вел машину быстро и уверенно. Спустя двадцать минут из Тель-Авива мы уже приехали в Рамат-Хен – одно из маленьких поселений, разбросанных вдоль шоссе Ха-Шалом. В них есть что-то по-европейски умиротворенное, и многие старшие офицеры армии и полиции предпочитают жить здесь, а не в городе. Кравиц припарковал машину у двухэтажного дома с двумя входами и ухоженным двориком. Часы показывали 2:20. Кравиц достал большой лист ватмана, скрученный в трубочку, и развернул его. На нем был начерчен план дома.
– Где ты это достал?
– Года два назад здесь была попытка взлома. Я консультировал хозяев по поводу установки сигнализации.
Я быстро просмотрел чертеж. Спальня располагалась на втором этаже.