– Улыбнись.
– Зачем?
– Мне нравится, когда ты улыбаешься. Ты выглядишь совсем по-другому.
– Мне казалось, я нравлюсь тебе такой, какая есть.
– Ты знаешь, что ты мне нравишься такой, какая есть, но ты так редко улыбаешься.
– Может быть, у меня нет причин для улыбок?
– Улыбнись тому, что мы вместе. Ты очень красивая, Рели.
– Когда я с тобой, я тоже в это верю.
Она отпрянула, придерживая концы накинутого на меня шарфа, чтобы не потерять равновесие, и посмотрела мне в глаза.
– Кравиц сказал, что сегодня все закончится.
– Да.
– Ты уверен?
– Да.
– Ты всех поймаешь?
– Надеюсь.
– «А беззаконные будут извержены и потомство нечестивых истребится».
– Что-то в этом роде.
– Это из Псалтири Давида. Псалом Тридцать шестой. В котором говорится о возмездии злодеям.
– Я бы немножко подправил формулировки, но в целом схвачено верно.
– Только ты можешь сказать, что в Псалтири Давида надо подправить формулировки.
– Пошли. У нас мало времени.
Я оставил машину возле склада и вызвал такси. Пожилой водитель изредка поглядывал на нас в зеркало заднего вида и усмехался. Когда я сказал ему, куда ехать, он на секунду прищурился. Я сидел сзади, обнимал Рели, вдыхал ее запах и смотрел из окна на город. Если в ближайшие часы что-то – что бы это ни было – пойдет не так, это означает, что я вижу эти улицы в последний раз. Когда мы выехали на набережную, полил сильный дождь. Стоящие плотно один к другому отели казались гигантскими динозаврами, а неоновые огни – блестками, прилипшими к их каменным шкурам. Рели озиралась вокруг с тем же любопытством, какое всегда просыпалось в ней на улицах города. Двигаясь на север, мы по улице Ха-Яркон приблизились к старому тель-авивскому порту, по соседству с которым расположен квартал развлечений. Из китайского ресторана в обнимку выходили, смеясь, две пары в дорогих плащах и с зонтиками, защищающими стодолларовые стрижки.
– Хорошо им, – сказала Рели шепотом.
На выезде из города водитель прибавил скорость. Когда мы свернули на шоссе, ведущее к парковке возле «Кантри-Клаба», я бросил взгляд на часы. Час сорок. Я расплатился с таксистом, он пожелал нам хорошего вечера и укатил. Я достал из внутреннего кармана рисунок двухголовой женщины и протянул его Рели. Она недоуменно посмотрела на меня.
– Подарок.
– Спасибо.
Повисло неловкое молчание, которое ни один из нас не решился нарушить.
Жаки уже ждал нас на стоянке. Он был без зонта, зато в широкополой гангстерской шляпе с желтой шелковой лентой. Рядом с ним стоял еще какой-то человек, выше его на несколько сантиметров. Жаки протянул ему пачку «Мальборо», но тот отрицательно покачал головой. Тогда Жаки сунул сигарету себе в рот и прикурил.
Огонек зажигалки на мгновение осветил его смуглое лицо. Вокруг стояло с дюжину пустых машин. Я медленно, не обращая внимания на дождь, направился к Жаки. Рели шла следом за мной, кутаясь в плащ. Она по-прежнему молчала.
Лишь когда мы приблизились к Жаки, она, кивнув на незнакомца, поинтересовалась:
– Кто это?
Жаки не ответил. Он стоял, не двигаясь, будто ее не слышал. Она смущенно отступила назад. Я шагнул ей за спину. Между Жаки и мной она была как в западне. Я достал сигарету, и Жаки поверх ее плеча протянул мне зажигалку. Прикрывая огонек руками, я со второй попытки смог прикурить. Затянулся и стал смотреть, как дым поднимается мягкими кольцами и исчезает во тьме. Рели, зажатая между нами, явно ощущала себя неуютно. Я почти чувствовал, как она сдерживается, чтобы не задавать вопросов. Я чуть отступил в сторону, чтобы видеть ее лицо.
– Ты, – сказал я, – действовала почти безошибочно.
– Что?
Я не обратил на ее реплику никакого внимания и продолжил:
– Почти с самого начала этой истории я понимал, что в ней замешан еще один человек, который все время остается в тени, но дергает за все ниточки. Только я не знал, кто это. Я подозревал всех. В какой-то момент даже Жаки. Всех, кроме тебя. Ведь ты была несчастной жертвой. Красивая девочка из Бней-Брака, которой всего-то и хотелось, что получить немножко того, о чем мечтают все девушки ее возраста. Такое естественное желание. Но вот она оказалась впутана в темную историю, не понимая, как с ней могло случиться такое. Но я ошибся.
Очень тихо, почти шепотом она спросила:
– О чем ты, Джош?
Я снова проигнорировал ее вопрос.
– Знаки были повсюду, но я упрямо не хотел их замечать. Первую ошибку я допустил после того, как начальник окружного управления меня арестовал, а рабби помог мне освободиться. Ему надо было выиграть время, чтобы сфабриковать против меня доказательства, но выпустить меня он мог только при одном условии: что в каждый момент времени будет точно знать, где я нахожусь. И только один человек имел возможность докладывать ему о моих передвижениях почти сразу. Ты. Думаю, тогда они еще не планировали убийство, им было достаточно надолго упрятать меня за решетку. Позже, поняв, что я копаю слишком глубоко, они решили от меня избавиться. Но не своими руками. Они наняли профессионального киллера и дали ему два адреса: гостиницы «Амбассадор» и дома моей сестры, где жила ты. О том, что там произошло, я могу только догадываться. Не верю, чтобы ты желала Рони смерти. Ты не убийца. У тебя было много возможностей меня прикончить, но ты их не использовала. Я предполагаю, что убийца проник в квартиру, убедился, что меня нет и вступил с тобой в разговор. Он не знал, что в доме есть кто-то еще, пока Рони не вышла из своей комнаты. И тогда он ее убил. Не потому, что она видела его. А потому, что она видела вас вместе. Царапину на виске ты получила, когда пыталась его остановить. Это не ошибка дилетанта, а точность профессионала. Ему требовалось вывести тебя из игры, пока он не закончит «обрабатывать» мою сестру. Если бы он хотел тебя убить, ты бы погибла первой. Ты была в гостиной, а он не из тех, кто оставляет работу незаконченной. Этот скот получал удовольствие от убийств.
Меня немного знобило, по телу разлилась слабость. Как будто у меня начинался легкий грипп без температуры.
– К тому времени как он зарезал Рони, – продолжил я, – ты уже пришла в себя. Когда я ворвался в квартиру, он удрал, чтобы я не застал вас с ним мирно беседующими. Скорее всего, он объяснял тебе, что в любом случае отступать уже поздно. Я прав?
Она не ответила. Просто смотрела на меня сквозь дождь, который лил все сильнее. Капли уже сливались в тонкие струйки.
– Это было не последней вашей ошибкой, – сказал я. – Когда Таль забрал тебя из гостиницы «Белл», вы хотели выдать это за похищение. Но у каждого преступления, включая похищение, должен быть мотив. Тут мотива не было. Если вы собирались подстроить мне ловушку, то эта выглядела крайне неудачной, а Таль, насколько я его знаю, не совсем дурак.
Остается единственное возможное объяснение. Вам срочно требовалось что-то обсудить. Сначала я думал, что он собирался дать тебе новые указания, но теперь мне кажется, что все обстояло наоборот: он должен был получить указания от тебя. Таль – прекрасный исполнитель. Но он не стратег. Я даже подозреваю, что, когда ортодоксы пришли к нему со своим планом, он сначала отказался. Но именно ты убедила его согласиться. Может быть, вам нужны были деньги, чтобы начать жить вместе. Впрочем, это не так уж важно. И ты же предложила ему использовать трюк с подставной женой.
Она на мгновение подняла голову и тут же ее опустила, но я успел заметить мелькнувший на лице немой вопрос.
– Откуда я знаю? Да я и не знаю. Просто сам Таль никогда до такого не додумался бы. Но все это были мелкие промахи, и, возможно, я так ни о чем и не догадался бы, не ошибись ты еще раз. Когда твой отец представил мне Шимона как твоего жениха, он сделал это не без умысла. Он знал, что Шимон не сумеет следить за мной, оставаясь незамеченным. Обнаружив у себя на хвосте шпиона рабби, я, конечно, всполошился бы. Но влюбленный юноша с разбитым сердцем, несчастный жених, чья невеста подпала под развращающее влияние светской культуры, – это же совсем другое дело! Рабби надеялся, что я раньше времени не узнаю, что настоящий жених живет в Америке. Но тут вы прокололись. В тот день, когда я застал тебя играющей с пистолетом в доме моей сестры, ты сказала мне, что твой жених родился здесь, а последние годы провел в Бруклине. Но пару дней назад я переговорил с несколькими людьми. – На секунду у меня в памяти всплыла картина: старики-журналисты в гостиной моих родителей. – И они сказали мне, что твой жених не знает на иврите ни слова – кроме молитв, разумеется.
На долю секунды она сжала губы, но, поняв, что ее гримаса не ускользнула от моего внимания, гордо, как человек, которому нечего больше терять, подняла голову и в слабом свете гостиничных огней подставила лицо под капли дождя. Она по-прежнему хранила молчание.
– Только одного я до вчерашнего дня не понимал, – снова заговорил я, торопясь закончить свой рассказ – в любую минуту мог появиться рабби, к тому же меня утомил этот длинный монолог. – Рабби Штампфер, может, и преступник, но все же он человек. Как он мог бросить тебя во всей этой грязи, не пытаясь найти и вернуть домой? Они с Талем были заодно, здесь все логично. Он, конечно, злился на тебя за то, что ты закрутила с Талем роман, но четыре с половиной миллиона долларов способны утихомирить самый праведный отцовский гнев. Вот только Таль, похитив тебя из гостиницы «Белл», почему-то не отвез тебя домой, а запер в какой-то дыре в Рамат-Гане. И тут я задумался. А с какой стати раввину вмешивать в такое дело женщину? Вчера конец моим сомнениям положил один умный пожилой человек, задав мне один простой вопрос.
– Какой?
Она спросила это так тихо, что на секунду мне показалось, что я слышу не человеческий голос, а шелест листьев. Я покосился на фигуру человека, по-прежнему стоявшего в стороне спиной к нам.
– Сейчас узнаешь. Он же дал мне один адрес. Я пошел по этому адресу и кое с кем познакомился. – Я жестом указал на стоящего спиной человека, который осторожно, словно исполняя медленное балетное па, поворачивался к нам лицом. – И этот кто-то рассказал мне всю правду.