– Оставьте его, – сказал адмор.
Он подошел к великану и помог ему подняться. Неожиданно Мойше разрыдался, уткнувшись лицом в темные лацканы пиджака адмора, а тот погладил его по голове. Затем он обратился ко мне:
– Теперь уходи отсюда, сын мой. Об остальном я позабочусь.
– Меня там поджидает половина полиции с ордером на арест.
– Я позабочусь и об этом. Завтра, – белая рука указала на рабби, – он будет далеко отсюда, а все улики будут переданы полиции уже сегодня ночью.
– Спасибо, рабби.
Он неожиданно улыбнулся:
– И тебе спасибо, мой друг. В Торе сказано, что главное – не одежда и не соблюдение обрядов. Главное, чтобы в сердце была вера.
– Я частный детектив. Вот моя вера.
Казалось, он вдруг утратил ко мне всякий интерес.
– Да. А теперь вам пора уходить.
Я указал на Рели:
– Она пойдет со мной.
– Разумеется.
Я подошел к Рели. Она чуть приподняла автомат, но тут же опустила. Пытаться им воспользоваться было бы чистым самоубийством. Ортодоксы, стоявшие вокруг, были способны на что угодно, если бы решили, что их адмору что-то угрожает. Я отобрал у нее «узи», взял за руку, и мы с Жаки двинулись к выходу с парковки. Напоследок мы оглянулись и увидели, как широкое внешнее человеческое кольцо сжимается вокруг внутреннего, и они сливаются воедино.
Спустя несколько минут Рели остановилась. В ее глазах стоял немой вопрос.
– Да, – утвердительно кивнул я, – ты сядешь в тюрьму.
– Знаешь, – спокойно произнесла она, – ты ошибся только в одном. Я никогда не была подружкой Таля. У нас были чисто деловые отношения.
Вдруг она выдернула у меня руку, развернулась и побежала прочь, но тут же уткнулась прямо в широкую грудь Чика, который вместе с Кравицем стоял в нескольких метрах от нас. Он тепло улыбнулся ей, схватил за запястья и накинул на них наручники, которые держал наготове. С его плеча свисала сложная аппаратура для удаленной аудиозаписи. Кравиц держал в руках новенькую видеокамеру с треногой. Позади плотной промокшей шеренгой выстроились старые журналисты. Они улыбались мне, одновременно делая пометки у себя в блокнотах и обмениваясь короткими репликами. Из шеренги вышел мой отец. Я ждал, что он подойдет к нам, но он направился в другую сторону, к шоссе.
– Ты все записал? – спросил я Кравица.
– Да.
– А деньги?
– В последний раз, когда я их видел, передо мной сидел Дарноль и жаловался, что не хватает десяти тысяч долларов.
– У меня были расходы.
– Знаю. Я сказал ему, если хочет, пусть подает на тебя в суд. Но тогда страховые компании узнают, что он сотрудничал с полицией, не получив на это санкции. Он сразу заткнулся.
На меня вдруг навалилась усталость. Тяжелая, как каменная глыба. Мне хотелось одного: вернуться домой, завалиться спать и не просыпаться как минимум месяц. Рядом послышался рокот автомобильного мотора. Спустя минуту я увидел свою старушку «Капри». Отец подогнал ко мне машину, вышел из нее и протянул мне ключи. Я взял их и уже собирался сесть за руль, когда меня остановил голос Рели:
– Джош.
Я медленно повернулся к ней. В ее потухшем взгляде читалось поражение.
– Что?
– Знаешь, в другом месте и при других обстоятельствах у нас могло бы что-нибудь получиться.
– Может быть.
Я тронулся с места. Перед выездом на шоссе я снова остановился. Несмотря на усталость, мне нужно было кое-что закончить. Я сидел и думал о различиях между законом и справедливостью. Один британский судья сказал как-то, что законы – это решения, принимаемые людьми, чтобы облегчить жизнь большинству, и между законом и справедливостью нет никакой связи. Здесь, посреди грунтовой дороги, откуда виднелись огни моего города, это определение показалось мне особенно циничным. Я наклонился и приподнял резиновый коврик перед пассажирским сиденьем. Под ковриком скрывался небольшой люк, запертый на замок. Я отпер его и вытащил продолговатый предмет, завернутый в промасленную тряпку. Я размотал ткань и достал выкидной нож. Рассеянно поиграл с пружиной, со слабым щелчком выбрасывая и убирая лезвие. Потом положил его рядом с собой, включил передачу и погнал машину к городу.
На следующее утро меня разбудил телефонный звонок. Я был в своей старой квартире, которая стараниями моей мамы снова стала почти пригодной для жизни. На другом конце провода был начальник окружного управления.
– Здравствуй, Джош, – произнес он тоном, далеким от дружеского.
– Привет, Красавчик.
Он пропустил прозвище мимо ушей:
– Твое лицо красуется на первых полосах газет.
– Мне всегда хотелось стать знаменитым.
– Я прочитал все репортажи. Ты ни разу не упомянул мое имя.
– Да.
– Почему?
– Забыл.
– Я хочу, чтобы ты сегодня же приехал в управление. Обсудим твое возвращение на службу.
– Я слишком устал, Красавчик.
На этот раз он отреагировал:
– Мне не нравится это прозвище.
– Тогда садись на диету.
Я положил трубку. Минуту спустя позвонил Кравиц.
– Ты знаешь, – без всякого вступления сказал он, – что сегодня утром Гольдштейна нашли в его постели?
– Он заболел?
– Еще как. Нож вошел ему в горло с одной стороны, а вышел с другой.
– И в чем проблема? Найдите отпечатки пальцев и берите того, кто это сделал.
– В том-то вся и штука. Нет никаких отпечатков пальцев. И никто ничего не видел.
– У вас есть подозреваемые?
– Да, пожалуй, нет. Тебе случайно ничего об этом не известно?
Уже второй раз за утро я положил трубку, не попрощавшись. Сел на постели, взял с тумбочки коробку с датским печеньем, съел три штуки и подумал, что толстею. Я попытался вспомнить, какие у меня были планы на день. Спустя несколько минут я вернул коробку на место и снова уронил голову на подушку.
Эпилог
Иногда меня навещает Жаки со своей маленькой блондинкой. Выяснилось, что ее зовут Орли и что кроме музыкальных талантов она обладает даром опустошать мои запасы узо. Мы сидим, слушаем джазовые записи, которые они приносят с собой, и смеемся. Порой ко мне заскакивает Кравиц, и мы часами подкалываем друг друга, получая от этого огромное удовольствие. Боль от утраты Рони так меня и не оставила. Я засыпаю и просыпаюсь с ней. Потихоньку учишься с этим жить. Вся эта история на короткое время сделала меня знаменитым, и у меня не стало отбоя от клиентов, но потом волна спала. В общем и целом, на кусок хлеба с маслом мне хватает, и я могу позволить себе не заниматься делами о разводах, так что грех жаловаться. Через два месяца после того, как все закончилось, Рели прислала мне коротенькое письмо из женской тюрьмы «Неве-Тирца». Письмо было теплым. Она рассказывала о своих соседках по камере и о потешных надзирательницах. Я черкнул ей в ответ пару строчек, и с тех пор связь между нами не прерывается. Один раз я был в той тюрьме по делам клиента, и мы встретились. Она все еще очень красива, и мы оба были рады увидеться. Может, она и преступница, но и я не святой. Однажды она выйдет на свободу, а там посмотрим. Я все еще слишком много пью и слишком много курю. Но лучше я, по-видимому, уже не стану. Как говорит Кравиц, жизнь была бы прекрасна, если бы не окружающая действительность.
Об авторе
Яир Лапид – журналист, писатель, драматург, политик – родился в 1963 году в Тель-Авиве. Сын легендарного журналиста и политика Йосефа «Томи» Лапида и известной писательницы Шуламит Лапид.
Вырос в Лондоне и Тель-Авиве, журналистскую карьеру начал во время службы в армии. После демобилизации писал для ежедневной газеты «Маарив», публиковал стихи в литературных журналах. В 1988 году стал редактором еженедельника «Тель-Авив». Автор нескольких популярных пьес и киносценариев, а также одиннадцати книг. Лауреат премий Союза издателей Израиля «Платиновая книга» (дважды), «Золотая книга» (дважды). До начала в 2012 году политической карьеры был одним из самых популярных и влиятельных журналистов Израиля, вел свою колонку в газете «Едиот Ахронот» и итоговую аналитическую программу на Втором телеканале.
В 2012 году основал партию «Еш Атид» («Есть будущее»). В 2013 году вошел в список «100 самых влиятельных людей мира» по версии журнала Time. Занимал посты министра финансов, министра иностранных дел, премьер-министра Государства Израиль (июль – декабрь 2022 г.)
Живет в Тель-Авиве с женой и тремя детьми.