В фиолетовом бархатном футляре лежали маленькие бронзовые весы для взвешивания окуней. Отметки на шкале были оптимистично проставлены аж до двадцати пяти фунтов, хотя никто никогда не ловил большеротого окуня таких размеров.
О весах Кларисса заметила:
— Эта дурацкая штука стоит сорок долларов. Бобби сказал, что они имеют сертификат турнира, не знаю, что это значит. Он сказал, что у всех ребят весы той же модели, чтобы никто не мог мухлевать с весом.
Отт Пикни тщательно уложил бронзовые весы обратно в мешок. Потом он вернул мешок в ящик для снаряжения и закрыл защелки.
Кларисса села на цементные ступеньки гаража и печально уставилась на бушель осиротевших удочек. Она сказала:
— Вот, мистер Пикни, в чем был смысл жизни Бобби. Не я или дети, или его работа в телефонной компании… только это. Он не был счастлив, если не выходил на лодке на озеро.
«Наконец-то приличная цитата», — подумал Отт и судорожно начал записывать ее в свой блокнот. «Он не чувствовал себя счастливым, если не выходил рыбачить на озеро». Достаточно близко к оригиналу.
Только позже, когда Отт Пикни ехал назад в редакцию газеты, его как будто ударили кулаком под дых: Р. Дж. Декер был прав. Происходило что-то странное.
Если бы Бобби Клинч взял свой ящик со снаряжением в эту свою злополучную поездку, то он бы, разумеется, пропал во время несчастного случая с лодкой. Так почему же он уехал на озеро Джесап без него?
Лодка Скинка была голым двенадцатифутовым скифом с облупившимися веслами и занозами на досках скамьи.
— Садись, — сказал Р. Дж.
Декер уселся на носу, и Скинк оттолкнулся от берега. Была прохладная ночь, и небо было обложено; сплошное покрывало высоких серых облаков, которые слегка двигались под дуновением холодного бриза. Скинк поставил фонарь Коулмана в центре скифа, рядом с водонепроницаемым мешком Декера для камеры.
— Никаких насекомых, — заметил Скинк, — никаких — при таком ветре.
Он взял с собой две удочки, выглядевшие так, словно они были куплены на блошином рынке. Стекловолокно побурело и выцвело, катушки были в пятнах и потускнели. Это снаряжение совсем не походило на сверкающий шедевр, который Декер видел столь благоговейно выставленным для обозрения в гробу Бобби Клинча.
Скинк греб без усилий, волны целовали нос маленькой лодчонки в то время, как она пересекала озеро Джесап. Декер наслаждался спокойным движением в прохладе ночи. Он все еще чувствовал некоторую скованность в обществе Скинка, но ему начинал нравиться этот малый, даже если он и был немного не в себе. Декеру не часто доводилось встречать таких, как Скинк, эксцентричных седых отшельников. Некоторые скрывались, другие убегали, третьи ждали кого-то или чего-го, догоняли… Таким был и Скинк. Он ждал. Декер ожидал бы от него большего.
— Похоже, что сегодня больше никого нет, — сказал он Скинку.
— Ха, они везде, — сказал Скинк. Он греб, сидя спиной к Декеру. Декеру хотелось, чтобы он снял эту проклятую шапочку для душа, но не звал, как об этом заговорить.
— Как ты знаешь, куда плыть? — спросил он.
— К северо-западу отсюда должна быть стоянка трейлеров. Огни видны сквозь деревья, — сказал Скинк. — Они их оставляют на всю ночь. Старики, которые здесь живут, боятся остаться без огней. В темноте шумы кажутся слышнее — ты когда-нибудь это замечал, Майами? Теперь обрати внимание: лодка — это циферблат часов, ты сидишь как раз на полуночи. Огни стоянки трейлеров — это десять часов.
— Ясно.
— Хорошо. Теперь посмотри и найди примерно два часа тридцать минут, видишь, где это? Там еще огни. Это Зиппи Март на шоссе 222. — Скинк говорил все это, не поворачивая головы. — Куда мы направились из лагеря, Майами?
— Похоже, на север.
— Хорошо, — сказал Скинк. — Похоже, я заполучил себе в лодку чертова Игл-Скаута.
Декер не знал, что этот верзила собирался предпринять, но эта ночная поездка на лодке, конечно, была много занятнее ночного бдения с целью получить улики для дела о разводе.
Через двадцать минут Скинк перестал грести. Он укрепил фонарь на планке сиденья и взял одну из удочек. Сидя на носу, Декер наблюдал, как тот колдует над леской, потом услышал, как он тихонько выругался. Наконец Скинк повернулся на сиденье и передал Декеру спиннинг. К концу лески была прикреплена удлиненная резиновая наживка пурпурного цвета. По-видимому, она должна была изображать угря, змею или червя со щитовидной железой. Узел, сделанный Скинком, был чуть ли не самым крепким, который Декеру доводилось видеть.
— Посмотрим, как ты закидываешь, — сказал Скинк.
Декер держал удочку в правой руке. Он завел ее за плечи и сделал движение, будто бросал бейсбольный мяч. Резиновая наживка с всплеском опустилась в четырех футах от лодки.
— Погано, — сказал Скинк. — Попытайся высвободить ручку.
Он показал Декеру, как открыть лицевую сторону катушки и как управлять леской кончиком указательного пальца. Запястье, а не вся рука должна передавать импульс броску. После полудюжины попыток Декеру удалось забросить пурпурного угря на шестьдесят пять футов.
— Славно, — сказал Скинк и выключил фонарь Коулмана.
Лодка дрейфовала у самого устья маленькой пещеры, где вода казалась гладкой, как дымчатое зеркало. Даже в беззвездную ночь озеро светилось. Декер мог разглядеть сосны на берегу, стебли водяных лилий вокруг лодки, шишки кипарисов, участки высоких тростников.
— Пошли, — сказал Скинк.
— Куда? — спросил Декер. — Я не запутаюсь в этих лилиях?
— На конце твоей лески крючок, который не боится водорослей. Закидывай удочку, как раньше, а потом подражай движениям червя. Заставь его плясать, словно он чувствует, что его вот-вот съедят.
Декер сделал хороший бросок. Наживка с плеском шлепнулась среди стеблей. Вытягивая, он попытался покачивать ее, безуспешно стараясь заставить скользить пластиковую наживку.
— Господи, это же, мать твою, не хлебная палочка, это змея.
Скинк вырвал снасть из рук Декера и сделал потрясающий бросок. Наживка шлепнулась в воду, а плеск был слышен где-то далеко у берега.
— А теперь смотри на кончик удочки, — объяснил Скинк. — Следи за моими запястьями.
Змея-угрь-червь скользнула по стеблям лилий и стала извиваться на поверхности воды. Декер был вынужден признать, что наживка выглядела, как живая.
Когда приманка оказалась на расстоянии пяти футов от лодки, она будто взорвалась. Или взорвалось что-то под ней. Скинк откинулся назад и держался изо всех сил, но окунь вылетел из воды и шлепнулся на его купальную шапочку.
Сердце Декера забилось где-то под горлом. В воде, где только что была эта штука, остались только пузыри и пена.
— Черт возьми, что это было? — спросил он, заикаясь.
— Хог, — ответил Скинк. — И к тому же, хороший.
Он отцепил фальшивого угря от шапочки и вернул удочку Декеру.
— Попытайся. Теперь действуй быстро, пока у него в брюхе горячо.
Декер сделал бросок в том же направлении. Его пальцы дрожали, когда он заставлял резиновое создание двигаться поперек бухты.
— Вода нервничает, — сказал Скинк, вытирая бороду. — Двигай чуть помедленнее.
— Вот так? — прошептал Декер.
— Да.
Декер услышал это прежде, чем почувствовал резкое сотрясение, как, если бы кто-то бросил в воду рядом с лодкой тлеющее бревно. Тотчас же что-то, что было совсем рядом, чуть не вырвало удочку у него из рук. Инстинктивно Декер подался назад. Леска заскрежетала по старой катушке, издавая звук, похожий на короткие взрывы, и удочка изогнулась, как буква У. Рыба ходила кругами, разрезая поверхность воды у правого борта, ближе к корме. Ее спина отливала зеленовато-черным цветом, туловище бронзовым, а жирное брюхо было бледным, как лед. Жабры ее шуршали, как костяшки домино, когда окунь дергал своей огромной пастью.
— Проклятье! — ворчал Декер.
— Это большая девочка, — сказал наблюдавший за ним Скинк.
Рыба ушла вглубь, немного подергала удочку, потом зарылась где-то в корнях водяных лилий. Потрясенный Декер продолжал удерживать удочку. Скинк знал, что случится, и это произошло. Рыба поступила очень умно, запутав леску в водорослях и вырвалась с громким треском. Вся битва продлилась не более трех минут.
— Дерьмо, — сказал Декер. Он включил фонарь, изучая порванный конец мононити.
— Не менее десяти фунтов, — сказал Скинк. Он перекинул ноги через планку, зашнуровал свои ботинки и стал грести.
Декер спросил:
— У тебя еще есть такой же угорь?
— Мы уходим.
— Еще один бросок, капитан, — в следующий раз получится лучше!
— У тебя было все правильно, Майами. Ты получил, что хотел, — приступ рыбной лихорадки. Пожалуйста, избавь меня от дурацких вопросов, пока мы будем добираться.
Декер заметил:
— Должен признаться, это увлекательно.
— Это все говорят.
Пока они плыли назад, к берегу, Декер не переставал думать о большом окуне, об ощутимом натяжении лески, позволявшем почувствовать его силу и напряжение своих собственных мускулов. Может быть, в этом наваждении Бобби Клинча и было что-то мистическое. Это впечатление, признался себе Декер, уединение и темнота на озере, нарушенные этой тварью, пришедшей из глубины, были бодрящими и очищающими. В этом не было ничего похожего на ловлю из дрейфующих лодок или на приманку из креветок с мостов в Кейсе. Это было что-то совсем иное. Декер чувствовал себя взбудораженным, как мальчишка.
— Хочу еще попробовать, — сказал он Скинку.
— Может быть, как-нибудь после того, как закончим грязную работу. Ты хочешь послушать мою теорию?
— Конечно.
Декер ждал этого всю проклятую ночь. Скинк продолжал:
— Роберт Клинч выяснил что-то о жульничестве. Он знал, кто это делает и как. Я думаю, он охотился за доказательствами, когда они его застукали на болоте.
— Кто его застукал? Дики Локхарт?
Скинк ответил:
— Дики не было в той, другой, лодке, которую я видел. Он не так глуп.
— Но кого-то он послал убить Бобби Клинча?