— Я вас недооценил, сэр. Давайте остановимся на тысяче долларов.
— За тысячу долларов я приму душ, — сказал слепой. — И это все.
Когда он поднялся, то дьякону Джонсону показалось, что он завис над ним, как гора. Он натянул на голову цветастую пластиковую шапочку и пригладил ее на голове. Потом своими толстыми заскорузлыми пальцами ухватил дьякона Джонсона за локоть и сказал:
— Показывайте дорогу.
В тот момент, когда другие лодки окунеловов с ревом сорвались с места, Эл Гарсия почувствовал, что он и Джим Тайл неминуемо утонут, что волны затянут в глубину деревянный «скиф» и он будет плавать вверх дном, а они оба окажутся пойманными, как в западню. Но этого не случилось. «Скиф» оказался не только устойчивым, но и сухим. Однако он двигался чудовищно медленно — даже медленнее, чем мог бы, из-за того, что его тяжесть увеличивалась за счет контейнера, наполненного пресной водой озера Джесап, предназначенной специально для Квинни. Это усугубляло и без того значительный вес двоих мужчин, обрудования, баллона с горючим, коробок с ленчем, якоря, наживки (нескольких фунтов мороженого золотистого леща из округа Харни, любимого лакомства Квинни) — всего этого было слишком много для старого усталого маленького мотора «Меркьюри» в шесть лошадиных сил.
Гарсия направился прямо по каналу, держа курс на Озеро номер семь. Одной рукой он управлял рулем. Другой держал удочку с наживкой, которая издавала неприятные резкие звуки, притягательные для рыбы.
— Похоже на то, как трубит слон, — сказал Гарсия бойкому, но не внушающему симпатий коммивояжеру, всучившему ему эту приманку у причала.
Это была долгая и медленная поездка, и ритмическое гудение подвесного мотора в конце концов начало убаюкивать. Гарсия почти дремал, когда что-то задергалось у него под руками: он открыл глаза и увидел, что кончик его удочки дрожит и ныряет. Вспомнив, чему его учил Скинк, он дважды дернул кверху, и ответом ему было упрямое натяжение на конце лески. Без особого усилия полицейский стал сматывать удочку и на ней оказалась маленькая черная рыбка не более чем в двадцать дюймов длиной. Джим Тайл сказал:
— Я думаю, это окунек-младенец.
— Будь я проклят, — ответил Эл Гарсия. — Брось его в контейнер.
— Зачем?
— Чтобы мы могли показать губернатору, что честно потрудились.
— Она ужасно маленькая, — заметил Джим Тайл, выпуская окуня в контейнер.
— Рыба есть рыба, — ответил полицейский. — Пошли, Джимбо, давай входить в настроение этого проклятого турнира.
После этого мотор заглох, он дважды кашлянул, поплевался синим дымом и замер. Эл Гарсия снял обтекатель с мотора и бесплодно возился с ним минут десять. Потом поменялся местами с Джимом и тот тоже попробовал починить мотор.
Джим Тайл все дергал и дергал за веревку, но мотор «Меркьюри» не подавал признаков жизни. После десятой попытки он сел и сказал:
— Черт!
Деревянный «скиф» неподвижно завис над каналом. В виду не было ни одной лодки окунеловов.
— Нам предстоит долгий путь, — сказал Гарсия.
Внезапно, как по наитию, Джим Тайл отсоединил шланг подачи горючего и понюхал кран.
— Что-то не в порядке, — сказал он.
Гарсия вздрогнул.
— Не говори мне, что у нас нет топлива.
Джим Тайл поднял тяжелый алюминиевый контейнер с горючим и отвинтил крышку. Заглянул внутрь, потом прижался к отверстию носом.
— Горючего полно, — сказал он мрачно. — Только кто-то в него помочился.
Ночь потребовала жертв от обоих.
Кетрин чувствовала песок на языке, а тело ее свело судорогой от того, что она лежала скрюченная в багажнике машины. Ее колени были стерты, а волосы пахли резиной оттого, что ее голова покоилась на запасной шине, как на подушке. Она плакала, пока не заснула, а теперь в белом блеске утра вид пистолета Томаса Керла снова вызвал у нее слезы. Но мысль о Декере помогла удержаться от них. Сам Керл был совсем плох, ему становилось все хуже и хуже, и процесс этот шел быстрее, чем можно было себе представить, потому что он находился на грани комы или смерти. Он больше совсем не мог двигать правой рукой. Мускулы руки были мертвы и черны, как собачья голова, свисавшая с нее. Какая-то жижа сочилась из глаз и носа Керла, и за ночь его язык распух и вываливался изо рта, похожий на какой-то экзотическкий малиновый плод. На лодке он практически игнорировал Кетрин, но постоянно что-то бормотал, обращаясь к собачьей голове и гладя ее окаменевшую пасть. Теперь Кетрин уже притерпелась ко всему, даже к вони. Томас Керл отчаянно пил с момента перед рассветом, и она подозревала, что только это спасало его от боли, вызванной инфекцией, которая его пожирала. Он медленно вел лодку, помогая себе коленями и щурясь от солнца. На канале они миновали несколько рыболовов, но похоже, никто не заметил, что он упирается пистолетом в левую грудь Кетрин. Если бы они заметили бульдожью голову, то не прошли бы мимо.
— Я богатый человек, Лукас, — говорил Томас Керл собаке. — У меня достаточно денег, чтобы купить десять таких скоростных лодок.
Кетрин сказала:
— Том, мы почти на месте.
Она почувствовала, как дуло пистолета сильнее зарылось ей в грудь.
— Лукас, мальчик, мы почти на месте, — сказал Томас Керл.
Объявив это, он навалился всей тяжестью на дроссель, и «Старкрафт» рванулся вперед, бесцельно и бессмысленно прорываясь сквозь заросли травы. Кетрин вскрикнула, когда стебли стали до крови царапать ее щеки. Лодка прорвалась сквозь спутанную траву, выпрыгнула из воды и вылетела на илистый берег. Мотор застрял, и они остановились.
— Вот оно, место, — сказал Томас Керл.
— Не совсем, — отозвалась Кетрин.
— Не беспокойся, он найдет нас, — сказал Керл. — Пари держу, что он учует твое маленькое гнездышко.
— Прелестно, — сказала Кетрин. — Тебе бы работать для Холлмарк, сочинять «валентинки»[6].
Она попыталась вытереть кровь с лица каймой юбки. Шатаясь, Керл вылез из лодки. Пистолет все еще был в его здоровой руке.
— Не привязывай лодку, — сказал он Кетрин.
— Хорошо, — сказала она. Конечно, об этом не могло быть и речи. Она выбралась из выбеленной солнцем лодки и тотчас же прокляла Томаса Керла зато, что он не позволил ей надеть туфли.
Внезапно Керл поднял голову и прикрыл ухо здоровой рукой.
— Что это? — спросил он возбужденно.
— Что? — спросила Кетрин, но он разговаривал не с ней.
— Что это, мальчик?
Где-то глубоко в загнивающем болоте мозга Томаса Керла залаяла его собака. Керл сел на корточки и понизил голос.
— Лукас слышит, что кто-то приближается, — сказал он.
Кетрин тоже это услышала. Ее сердце бешено забилось, когда она увидела Р. Дж. Декера, приближавшегося по берегу канала, держа руки в карманах.
Она замахала и попыталась закричать, но не смогла издать ни звука. Декер махнул ей в ответ и улыбнулся точно так, как это бывало всегда, если он некоторое время ее не видел.
Он улыбался так, будто ничего не произошло, как будто маньяк с гангреной не держал заряженный пистолет у соска Кетрин и не кричал отрезанной собачьей голове на своей руке:
— К ноге, мальчик, к ноге!
— Полегче, Том, — сказал Р. Дж. Декер.
— Заткнись, ублюдок!
— Что, не с той ноги встал?
— Я сказал, заткнись и не подходи ближе!
Декер стоял на расстоянии десяти футов. На нем были джинсы, фланелевая рубашка и теннисные туфли. На шее висела камера на тонком шнурке.
— Помнишь условия сделки? — сказал он Керлу. — Прямой обмен: я за нее.
— Какую сделку ты предлагал Лимусу?
Декер возразил:
— Я не стрелял в твоего брата, но, должен сказать, он это заслужил.
— Так же, как и ты, ублюдок!
— Знаю, Том.
Р. Дж. Декер видел, что с Томасом Керлом происходит что-то чудовищное, что он болен. Он видел также, что что-то чудовищное произошло с правой рукой Керла и что, возможно, это и есть причина его болезни.
Декер сказал:
— Это собака, Том?
— На что же это еще, черт возьми, похоже?
— Это, безусловно, собака, — сказала Кетрин. — Мне кажется, бульдог.
— Я знал похожую собаку, — сказал Декер приветливо. — Она жила в моем трейлерном парке, ее звали Пойндекстер.
— Это Лукас, — ответил Томас Керл.
— Он знает какие-нибудь трюки?
— Да, отгрызает яйца у таких ублюдков, как ты.
— Ясно.
Кетрин сказала:
— Ты делаешь мне больно, Том.
— Убери от нее пистолет, — сказал Декер спокойно. — Отпусти ее, это условие сделки.
— Я тебе покажу сделку, — сказал Томас Керл. Своим вспухшим красным языком он лизнул кончик барабана пистолета и наставил его прямо между светло-каштановых бровей Кетрин. Он начал водить дулом пистолета туда и сюда, оставляя влажные отпечатки на ее лбу.
— Вот сделка, в которой участвовал Лимус, — сказал Томас Керл. — Прямо в яблочко, в самый центр!
Он снова наставил пистолет на ее грудь.
Прикосновение синей стали к ее лицу вызвало у Кетрин дрожь. Она подумала, что может лишиться чувств. Когда-то ей хотелось видеть опасность, проявление горячего нрава. Обычно она испытывала отвращение к насилию, но этот случай был исключением. Кетрин была бы в восторге, если бы ее бывший муж придушил Тома Керла голыми руками.
— Я должен убить вас обоих, — сказал Керл. — Он старался преодолеть сильную дрожь. Пот собирался на его щеках крупными каплями, дыхание было прерывистым и хриплым.
Декер знал, что может свалить его одним хорошим ударом, если бы только пистолет не был нацелен прямо в сердце Кетрин. О, Кетрин! Декеру следовало быть очень осторожным, он был так близко к краю.
— Сделка есть сделка, — сказал Декер.
— Черт, я не могу ее отпустить сейчас.
— Она не расскажет, — сказал Декер. — У нее есть муж, о котором она должна думать.
— Слишком скверное дело, — проворчал Томас Керл. Вдруг один его глаз стал казаться больше другого. Он слегка покачнулся, как, если бы стоял на палубе корабля.