– Не хочешь, ага, – к мухам прибавилась еще одна и зажужжала непотребно, – ну понятно. То есть как шлюха не хочешь. Гонишь какую-то пургу сейчас! Да все мужчины желают попробовать всякие такие штуки! Относительно течений современного секса!
– А он не хочет!
– А ты спросила?
– Нееет!!! – Аксинья выкрикнула Ваве в лицо и мгновенно закурила. – Как я это должна была спросить? Мы об искусстве разговаривали. Об экзистенциализме Камю!
– Ну вот, – Вава потянулась за минеральной водой, с отвращением выпила почти горячей, – вот он и заскучал у тебя… С экзистенциализмом это недолго… Слушай, поехали? Хоть ветерок подует в окна. Жара – офигеть!..
– Офигеть, – мрачно согласилась Аксинья и повернула ключ зажигания.
Утиная грудка в кисло-сладком соусе, седло барашка. Свежевыпеченный хлеб. Мощные системы кондиционирования делают воздух настолько прохладным, что новая сотрудница обнимает себя за плечи зябко. Шабли выпито. Водочки граммов триста, распоряжается Семен. Берет ледяной пузатый графин, жестом отсылает возникшего за спиной услужливого официанта. Плещет в стопку себе и даме. Дама испуганно возражает, нет-нет, ведь еще работать. Работать сегодня больше не придется, говорит Семен, мгновенно выпивает, выдыхает, кладет свою крупную загорелую ладонь поверх ее бледных пальцев. Смотрит. Новая сотрудница пылает щеками, руку высвобождает, прячет даже за спину. Прошу прощения, но все-таки мне обязательно надо вернуться в офис, два недоделанных отчета и один доклад для завтрашнего совещания, там некоторые цифры никак не идут, я должна, и вообще, вообще, можно мы уже поедем, ведь можно, да? Серые глаза, выбившаяся из прически прядь. Семен вслушивается в ее переливчатый голос, кажется, я несчастен, думает в смятении.
Аксинья остановила свой автомобиль неподалеку от Семенова офиса, тихая улица в центре города, впереди чуть слева большое строительство и практически тупик. Здесь мало транспорта, зато много тенистых мест для парковки. Судя по всему, Семен отъехал на обед. Аксинья посмотрела на часы, ага, он чертовски педантичен. Ровно в шестнадцать ноль-ноль появится, надо пока порепетировать роль. Выучить слова. Так, значит, встречаем нашего голубя и говорим с ходу: специально к тебе пилила, не хотела по телефону… Голубь заинтересуется. Что такое? Все можно по телефону… Все, да не все. Вот, к примеру, про закрытую вечеринку лучше не надо… Что значит – закрытая? Ннну, милый, это такое специальное мероприятие для посвященных… Я тебе завтра вечером все объясню, непосредственно перед. Ты только будь готов. Машину поставь, я сама за тобой заеду…
И улыбаться, улыбаться. Не скалиться истерично, а просто – с приятностью улыбаться. Аксинья пробно улыбнулась. Отрегулировала перед зеркалом степень веселья. Вот так будет хорошо. Смотрела в окно. Он появится справа, другой дороги нет. Это к лучшему, можно не прыгать, а подумать немного.
Увлекающаяся Ирка радостно подтвердила, что среди членов ее кружка для холотропного дыхания есть нужные люди.
– Извращенцы, – сказала Аксинья вслух. Слово звучало неприятно, направляло мысли куда-то в сторону Уголовного кодекса и зала суда. Как там они себя называют – свингеры, вот это получше.
– А Ирка-то, – опять вслух сказала Аксинья, – Ирка-то какова! Женщина, блин, загадка… Отличные у нее знакомства в дыхательном кружке, и ведь молчала…
Мужчина, которому ее представила женщина-загадка, Аксинье скорее понравился. Он звался Петром, и имя к нему великолепно подходило. Петр сообщил, что может порекомендовать Аксинью «с партнером» для «пробного вброса», он так и сказал – пробного вброса. Как о продуктах нефти.
– Понимаете, – Петр повел носом, будто бы принюхиваясь, – мы ничего не обещаем, кроме конфиденциальности. Не факт, что вы решите какие-то вопросы. Не факт, что вообще получите удовольствие. Но по крайней мере об этом никто не узнает…
Вава при этом стояла и улыбалась абсолютно цинично, вспомнила Аксинья. Что ж, пусть будет это самое свинг. «Мои цели – это мои средства», – подумала неожиданным для себя афоризмом.
Семен вдруг с тревожной ясностью понимает, что не может сейчас встать, выйти из ресторана, велеть шоферу «возвращаться на базу», зайти в свой кабинет и слушать переливчатый голос новой сотрудницы отдела аналитики через дверь, будто бы все как всегда. Семену немного страшно. Следующее, что он понимает с тревожной ясностью, – в этом случае он лучше подойдет к гранитной мемориальной доске на фасаде офиса – старинный дом, памятник архитектуры, в начале XX века здесь жил и творил знаменитый пролетарский писатель. Подойдет к доске, рядом с доской – гранитный же бюст писателя в две величины, и вот именно об этот бюст разобьет лицо. Если шагнуть со ступеньки и чуть влево, так и получится, были прецеденты. Мальчика-курьера увозили на скорой, накладывали швы на бровь и собирали размолотый нос. Вот и Семен, может быть, этим отвлечется. Новая сотрудница отдела аналитики возвращается из дамской комнаты, белые шаги точны, губы спокойны, и прядь вплела в прическу. Смотрит вопросительно, ожидает, что Семен встанет и они уже пойдут. Поедут дробить Семеновы лицевые кости.
– Алло, – рявкнула Аксинья в трубку, – алло, я занята!..
Звонил муж Борюсик. Как всегда, не вовремя.
– Что? Ну что? – Аксинья с удовольствием бы откусила часть телефонной трубки, но остановилась все-таки. Пожалела. Телефон подарил ей Семен, без повода – просто новая модель.
Борюсик, почувствовав настроение жены, быстро рассказал, что уже дома и собирается в командировку. Помнит ли Аксинья, что он едет в Питер? Он говорил. Обмениваться опытом с местными преподавателями мастерства актера самодеятельного театра.
Аксинья помнила не очень, но склочно протрубила:
– Как же, как же! Петербург Достоевского! Когда самолет?
Самолет был через четыре часа, Борюсик не мог найти чемодана. Аксинья вздохнула. Она не знала о месте хранения чемодана, «такого, на колесиках, в черно-белую клетку». Признаваться в этом было немного неудобно, но пришлось.
– Ты вот что, – раздраженно предложила она мужу, – возьми спортивную сумку, что ли. Она в шкафу, на верхней полке. Просто заранее надо было как-то все это проделывать, заранее! Вчера там, позавчера! Неделю, блин, назад! Искать чемоданы! Может быть, мы родителям твоим отдали! Когда они в Турцию ездили…
– Кисуля, – проговорил Борюсик с нежностью, Аксинья поморщилась от нелюбимого названия, – кисуля, я вчера только узнал. Все произошло весьма неожиданно…
– Ну и пожалуйста! – неуместно резюмировала Аксинья. – Ну и как хочешь!..
Больше она ничего говорить не стала, потому что в зеркальце заднего вида отразился белый Семенов автомобиль с четырьмя скрещенными колечками авторитетного логотипа. Аксинья немедленно нажала на «отбой», Борюсик захлебнулся парными согласными звуками и затих. Без любви и чемодана.
«Теперь абсолютно нет времени сосредоточиться, – с досадой подумала Аксинья, – так-так, что именно я должна сказать? Что? Холотропное дыхание? Нет, на фиг дыхание… Тайная эротическая вечеринка, приглашение на две персоны… И еще интонации, интонации… Специальные интонации… Эротические. Оооо!.. Блин, вечно он!»
Последнее относилось, разумеется, к Борюсику, сбившему нужный настрой для важного разговора. Аксинья изломала в пальцах сигарету, ссыпала бело-коричневый мусор в окно и задышала почти холотропно.
Белый Семенов автомобиль остановился на традиционном месте, приличествующем руководителю и серьезному человеку, но дверей не открывал и пассажиров не выпускал. Просто стоял себе, отражал бесстрастно солнечные лучи. Аксинья забеспокоилась. Ее насторожила странная неспешность. Как правило, Семен с пользой для дела использовал каждую единицу времени. Правда, существовала вероятность, что он ведет какую-то деловую беседу по телефону и не желает покидать прохладного кондиционированного салона. Она хмыкнула и достала новую сигарету.
«Что же, подождем», – подумала и вспомнила абсолютно некстати стих из девичьего альбома, верх подростковой гормональной куртуазности: «Не бойся к другу опоздать, кто любит, тот умеет ждать…» Улыбнулась. У них с Вавой были лучшие в классе альбомы. Тогда это называлось: песенники.
Семен молчит. Новая сотрудница отдела аналитики вынимает из небольшой сумки связку ключей, символизируя неотложную необходимость бежать и открывать кабинет. Надо работать, нерешительно говорит она, никуда не глядя, два отчета и доклад. Семен неожиданно и резко хватает ее за руку, ключи падают, как тот самый пятак. Звеня и подпрыгивая. Новая сотрудница испуганно распахивает дверь автомобиля, мгновенно выбирается наружу, практически выпрыгивает, уже оттуда тянется тонкой рукой за сумкой, ключи остаются лежать. Постой жжже, хрипит Семен, не узнавая голоса, не узнавая себя. Новая сотрудница вбегает в нарядную дверь офиса благородного цвета бронзы – итальянской фирме-изготовителю заплатили в свое время порядочно. Семен поднимает ключи, рассматривает забавный брелок в виде набора миниатюрных музыкальных инструментов: скрипки, рояля, флейты и валторны. Особого внимания удостаивается округлая валторна, ее изогнутые трубы, широкое сопло. Семен пытается понять, что такое с ним происходит. Это болезнь, догадывается он, я болен. Я занемог в тот самый час, как увидел ее. Просто сначала мощный иммунитет давил симптомы, здоровый организм боролся. Здоровому организму чужды вот эти сердцебиения и остановки дыхания из-за капризов девчонки в белых штанах. Вдруг что-то отвлекает его от дум. Пальцами барабанят в окошко, кто осмелился, какое мудачье сейчас у меня огребет, грубо думает Семен и опускает стекло. Вместе с горячим воздухом внутрь устремляется странный взгляд его недавней любовницы и ее слова.
– Юных барышень катаем? – Аксинья пыталась говорить легко, но мешала королевская кобра, внезапно заселившаяся в ее легкие. Гигантская змея уютно расположилась в парном органе, свою опасную голову удобно разместила в розовом Аксиньином горле и время от времени поплевывала оттуда ядом.