– Если бы я даже знал, я не сказал бы… Я понимаю, что легче умирать, когда душу вопросы не мучают… Но ничем не могу тебе помочь… Деньги привез посредник… Привез и уехал…
Краем глаза я заметил, как от двери в нашу сторону двинулся третий охранник.
– Неужели вы думаете, что вчетвером со мной справитесь? – улыбнулся я.
Я вовсе не хотел сказать, что я сильнее четверых, хотя мог бы и посоревноваться в умении быстро стрелять и эффективно бить. Я просто сообщал капитану и старшему прапорщику расстановку сил. Они это поняли и отозвались:
– Я – Немец. Я за дверью. От двери до выхода в зал два шага…
– А где Парикмахер? – спросил я капитана.
– Какой парикмахер? – не понял Шарани, и его сломанный нос странно пошевелился.
– Он подходит с вашим братом, товарищ подполковник…
– Я здесь, – отозвался старший прапорщик сам, – на кухне… Антон свободен и даже прихватил из кабинета автомат… Мы прикрываем со спины… Кухня под контролем…
– Ты не знаком с Парикмахером? – спросил я у Гочияева и увидел в его глазах беспокойство. – Ничего, познакомишься… Он сегодня одним ударом убил твоего парня на квартире Антона… Просто сломал ему грудь… А парень был покрепче тебя… Да и твоих телохранителей покрепче… Если встретитесь, я опасаюсь за твой нос…
– Ты же сказал, что пришел один… – в голосе Шарани послышалось нарочитое презрение к обманщику.
– Этого я не говорил. Я сказал только, что снаружи никого нет…
Это было уже предупреждением о том, что внутри кто-то есть следовательно, боевые действия уже начались, и Шарани Гочияев не контролирует их ход. То есть иносказательно я обрисовал создавшееся положение словами. Они, конечно, поняли и напряглись.
Не собираясь еще активизироваться, я чуть пошевелил рукой, отодвигая от себя книжечку меню, но телохранители среагировали. Один захватил мою правую руку, второй навалился на мое левое плечо и сразу вытащил у меня из подмышки пистолет. Этого, говоря по правде, я ожидал, я даже специально подставлялся под это, но берег от захвата левую руку, положив ее на колени. И держали они меня, пригнув к столу и не отпуская, но при этом не видели, что левая моя рука свободно свисала под стол, к ноге, где под штаниной пряталась вторая кобура. И пистолет сразу же оказался в моей руке.
– Вот вам и хваленый спецназ… – сказал Шарани.
– Не зря хвалили…
Я выстрелил под столом ему в пах и одновременно спокойно, почти лениво скомандовал своим подчиненным:
– Начали, ребята, чистим…
Капитан Ламберт со старшим прапорщиком Волосняковым и брат Антон следом за ними появились раньше, чем Шарани, зажавший в неприличном месте рану двумя руками, успел упасть, и даже раньше, чем телохранители успели отпустить меня, чтобы самим выхватить оружие. Телохранители не среагировали на звук выстрела. Но среагировала моя группа поддержки. Ламберт сразу выстрелил в третьего, подходящего к столику и уже достающего пистолет. Даже мне, выпрямляющемуся, было видно, как ноги и тело еще продолжали движение, а пуля, попавшая в голову, отбросила ее назад, и боевик на бегу стал откидываться на спину. Старший прапорщик Волосняков не пожелал, видимо, обрызгать кровью мой светлый костюм и ударом ноги с разбега отбросил одного из телохранителей через два столика так, что тело и голова упали на пол, а из-за столика остались торчать ноги. Антон, к сожалению, не подумал о моем костюме и дал короткую очередь в того, что несколько секунд назад давил на мое плечо. Я почувствовал, как чужая кровь брызнула мне за шиворот. Принеприятнейшее ощущение…
– Кто на кухне? – спросил я, показывая стволом пистолета на ширму и одновременно забирая со стола свой второй пистолет.
– Только женщины… – ответил Антон.
– Все кончено?
– Все кончено… – подтвердил Ламберт.
Я потрогал пальцами свою шею. Пальцы оказались в чужой крови.
– Есть у них здесь служебный душ? – повернулся я к старшему прапорщику, поскольку именно он обследовал внутренние помещения, когда искал Антона.
– Есть… – за Волоснякова ответил Антон. – Там меня держали…
– Теперь я там подержусь… Показывай…
В кухне, как оказалось, не было уже ни одной живой души. Только что-то подгорало на большой плите и противно воняло. Повара разбежались…
– Врача вызовите… – услышал я за спиной голос Шарани, обращенный к капитану и старшему прапорщику, которые связывали единственного оставшегося в живых телохранителя. Олег Волосняков каким-то образом умудрился не убить его. Видимо, удар ногой оказался слабее удара рукой. Впрочем, мне уже неоднократно говорили, что удары рукой всегда более эффективны. – Может, что-то еще можно сделать…
Кровавый и жестокий полевой командир напрасно надеялся остаться мужчиной. Пуля не считается с полом и летит туда, куда ее посылают. Я знал, куда пулю послать.
– Я позвоню подполковнику Ларичеву… Он решит, нужно ли вызывать «Скорую»… – сказал я через плечо.
Уже из тесного душа, отправив Антона как врача осмотреть раненого Шарани, я набрал номер Капустина, поскольку не знал номер Ларичева. Капустин ответил не сразу. Но все же ответил.
– Как у вас там дела, Игорь Евгеньевич?
– Из двадцати человек только четверых удалось захватить живыми… – сообщил подполковник прискорбную весть. – Был приказ не рисковать и открывать стрельбу на поражение при малейшей угрозе. А эти дураки за оружие хватались. Пришлось действовать с предельной жесткостью. Сами виноваты…
– Я вас поздравляю… Потери в личном составе есть?
– Обошлось…
– И это хорошо… А как себя подполковник Ларичев чувствует? Он, кажется, рвался со мной поздороваться…
– Он ждет, что вы ему скажете…
– Как его зовут, кстати?
– Артем Сергеевич…
– Передайте ему трубку, если не трудно.
– Не трудно… Как у вас с братом дела?
– Нормально. Мы его уже освободили…
– Поздравляю. Я передаю трубку…
Судя по голосу, подполковник Ларичев был еще совсем молодым офицером, несмотря на звание – некоторые интонации показались мне чуть ли не юношескими, но верить голосу стопроцентно было нельзя, поскольку я знавал случаи, когда голос обманывал, да и сам я однажды в телефонном разговоре принял женщину за мужчину, что привело нас в дальнейшем к взаимному недопониманию.
– Я слышал, Артем Сергеевич, вы провели удачную операцию… – начал я с похвалы, как только подполковник «Альфы» представился.
– Вашими заботами и при вашей организации, Андрей Васильевич. Я, разумеется, отмечу это в рапорте об итогах операции. – Мне показалось, что он от радости подпрыгивать готов.
– Не за это воюем… – вяло ответил я, хотя был вовсе не прочь, чтобы мои организаторские способности были по достоинству оценены. Полковник Баргузинцев собирается через год на пенсию отправляться, и организаторские способности многих претендентов на его должность будут рассматриваться персонально. В число этих претендентов, надеюсь, я тоже вхожу, хотя командование свои намерения не афиширует. – Могу вас, кстати, обрадовать дополнительным сообщением. Я сам сейчас пошел принимать душ, поскольку меня сильно испачкали кровью, а я не люблю видеть на себе чужую кровь, тем более на цивильном костюме… Вот, я пошел принимать душ, а объект вашего и моего, признаюсь тоже, интереса лежит сейчас раненый в зале кафе… Мой брат Антон – врач-хирург – оказывает ему первую необходимую помощь, но я просил не вызывать «Скорую помощь» до вашего приезда. Мало ли, вдруг вы пожелаете его первоначально допросить…
– Гочияев? – обрадовано воскликнул Ларичев.
– Гочияев… – спокойно подтвердил я.
– Ранение серьезное?
– Я отстрелил ему, если можно так сказать, его мужское достоинство… Ну, будет потеря крови, но не слишком большая, если перед ним сейчас не водить обнаженных женщин… А все женщины из кафе сбежали… Посторонних приводить в наши планы не входит, но если вы попросите…
– Очень хорошо… Гочияеву все равно грозит пожизненное заключение. А к таким заключенным женщин не водят… Я еду к вам… Вы, как я догадываюсь, в кафе «У горного ручья»?
На ноги он, видимо, скор, хотя дел и в квартире, и на окружающих улицах у молодого подполковника должно быть много. Все-таки он руководитель следственной бригады…
– Да, «ручей» здесь журчит на стене… Приезжайте, только пообедать здесь не удастся. Кафе закрыто, думаю, надолго…
У Ларичева возникли дополнительные вопросы. Плохим бы он был специалистом, если бы у него этих вопросов не возникло.
– А Мовлади Базуев? Владелец кафе… Его захватили?
– Захватили… Мовлади Базуев, грубо говоря – это псевдоним Гочияева… Шарани жил в городе под этим именем… Приезжайте… Я успею до вашего приезда принять душ, но попрошу вас захватить из гардероба брата какую-нибудь рубашку и светлый пиджак… Есть там в шкафу такой… Он один, не спутаете… Моя одежда сразу не просохнет…
– Я еду… Как найти кафе, мне подскажут?
– Я думаю, подполковник Капустин вас проводит.
Я отключил связь, положил трубку на табурет, разделся и вошел в душ. Мылся я долго, водой настолько горячей, насколько мог терпеть. Смывал с себя кровь и взбадривался. Я всегда, после каждого боя, чувствую потребность вымыться… Не всегда, правда, это удается…
Потом я смыл кровь с рубашки и пиджака. Застывшая кровь отстирывается плохо. Свежую отстирать легко, особенно холодной водой… Это опыт военного человека подсказывает…
Вытирался я чьим-то оставленным на вешалке полотенцем. Вместо рубашки с пиджаком натянул на себя здесь же оставленный кем-то белый поварской халат. Он был чуть великоват, но это не страшно. Так я и вышел в зал в халате, под который пристегнул подмышечную кобуру с пистолетом. А в единственный большой карман засунул содержимое всех своих карманов.
– У тебя дома кровопролитие закончилось… – сообщил я Антону. – Извини уж, я похозяйничал и попросил привезти мне твою рубашку и твой пиджак…
– Бога ради… – согласился Антон. – Хоть весь шкаф… Только мне домой бы надо успеть, пока жена с работы не вернулась… Представляю, что сейчас там творится…