– Да уж, – заметила Ивонн, но Бернхард больше ничего не добавил.
Она положила ладони по обеим сторонам его позвоночника и медленно провела вниз. Мужчина что-то тихо буркнул себе под нос: похоже, ему понравилось.
– Это движение Сорайя любит больше всего, – сказала Ивонн. – Она считает, что это лучше, чем секс с собственным мужем.
Ивонн почувствовала, как мужчина слегка вздрогнул, словно его охватил озноб. Когда она снова положила ладони на его плечи, он повернулся и коснулся ее руки губами – этот жест выражал нежность и искреннюю благодарность.
– А это – любимец Сирпы, он помогает от болей в суставах рук, – шепнула она на ухо Бернхарду и, скользнув руками по его плечам, поглаживающими движениями помассировала грудную клетку.
Тяжело задышав, мужчина положил руки на ладони Ивонн и крепко их сжал.
– Спасибо, Нора. Этого достаточно, – глухо отозвался он.
Бернхард, отстранив от себя Ивонн, встал и надел рубашку.
– Я что-то не так сделала?
Он покачал головой:
– Нора, я – женатый человек. И об этом не следует забывать ни мне, ни тебе.
Он отнес стул на место, резко задвинул его под стол.
– Но ведь ты не живешь в нормальном браке, – с некоторым упорством в голосе заметила Ивонн.
Бернхард медленно обернулся и посмотрел на Ивонн, словно она сказала глупость и даже ересь.
– Ты ничего не хочешь рассказать? Ты все еще от этого страдаешь? – продолжила она вкрадчивым тоном.
Бернхард молча застегивал одну пуговицу за другой.
– Она бросила тебя?
Не говоря ни слова, он накинул галстук на шею и вышел в коридор.
Ивонн побежала вслед за ним и встала за его спиной, когда он стал завязывать галстук перед зеркалом.
– Хелена уехала, – сказал Бернхард, стоя лицом к зеркалу. – Но она вернется.
– Ты в этом так уверен? – спросила Ивонн.
– Безусловно.
Завязав галстук, он так и остался стоять спиной к Ивонн. Она видела в зеркале, как его лицо приняло совершенно отсутствующее и враждебное выражение.
– Бернхард, – серьезно спросила Ивонн. – Где твоя жена?
Оба надолго замолчали. Их взгляды встретились в зеркале, словно смотреть так друг на друга было гораздо легче. Затем, тяжело вздохнув, он сказал:
– Хелена сидит в тюрьме.
Такого ответа Ивонн ожидала меньше всего. Он был слишком абсурден и невероятен для того, чтобы все это оказалось правдой. Несмотря на потрясение, она попыталась говорить спокойным тоном.
– И какой у нее срок?
– Десять лет.
– Десять лет? – Ивонн чуть не поперхнулась. – Тогда выходит, что она совершила тяжкое преступление.
Бернхард кивнул в зеркале:
– Самое тяжкое.
Этот ответ кружился у Ивонн в мозгу, но от этого не становился понятнее.
– Хочешь сказать… – растерянно пробормотала она.
Бернхард повернулся к ней и произнес:
– Хелену посадили за убийство.
Никогда еще Ивонн не видела, чтобы в чьих-нибудь глазах было столько всепоглощающей и разрушительной тоски. В глазах мужчины блеснули слезы, а затем скатились по щекам: его лицо исказила горькая гримаса. У Ивонн не хватило сил выдержать это зрелище.
Бернхард вслепую коснулся ее рук. Она обняла его, ощутив губами его влажные и соленые от слез щеки. Они простояли минут десять, пока вздрагивавший от всхлипываний мужчина не пришел в себя. Чтобы согреться, он сунул руки под свитер Ивонн, а она развязала галстук, только что завязанный с такой тщательностью.
Когда Бернхард окончательно успокоился, Ивонн взяла его за руку и, как ребенка, отвела в гостиную на диван.
– Рассказывай.
И он начал свой рассказ, словно это слово было для него неким паролем. Сначала говорил быстро и сбивчиво, но потом все спокойнее и размереннее, словно это повествование могло облегчить его страдания.
– Самое страшное в том, что именно я всему виной.
– То есть как?
– Я изменил ей с одной женщиной, в нашем летнем домике в Эсе. У Хелены возникло подозрение, и она также отправилась туда. И конечно же застала нас с поличным. То, что я сделал, не может иметь прощения. Хелена всегда была необыкновенной женщиной и никогда бы не предала меня. Мы познакомились с ней, когда мои дела были совсем плохи, и она спасла мне жизнь. И потом она застала меня в нашей супружеской постели с другой женщиной! Вполне можно понять, что она совсем потеряла голову от ревности, не так ли?
Ивонн кивнула.
– Я полагаю, что суд отнесся бы к ней с пониманием, если бы она была более импульсивным человеком и сразу же вонзила нож в живот той женщины. Но Хелена не такая. Она… очень сдержанная. Она взрывается далеко не сразу, но потом ее не остановить.
Бернхард, прежде чем продолжить, замолчал на какое-то время, вероятно для того, чтобы собраться с мыслями.
– Конечно же я просил у нее прощения за свою измену, но она ничего не хотела слышать. Спустя две недели без моего ведома она связалась с той женщиной и вежливо пригласила ее встретиться и поговорить. Они условились о встрече на той же самой даче. Хелена пригласила ее на обед – готовила она отменно. Женщины обстоятельно и здраво обсудили то, что случилось, и то, как это следует понимать. Как только разговор был исчерпан и гостья собралась уходить, Хелена схватила японский нож для разделки мяса, что я подарил ей ко дню рождения, и несколько раз вонзила его в грудь несчастной. По этой причине преступление расценивалось не как действие, совершенное в состоянии аффекта, а как спланированное убийство. Отсюда и такое строгое наказание.
Ивонн подумала про фотографию, обнаруженную ею в одном из карманов пиджака Бернхарда. Тот самый снимок, что он носил у сердца. Она живо представила себе картину, как его жена вонзает японский нож для разделки мяса в грудь молодой, ничего не подозревающей любовницы.
– А та женщина, что погибла, она много для тебя значила? – спросила Ивонн.
– Ничего. Вообще ничего. Это было явное помешательство. Я даже не помню, как она выглядела. В том-то и весь ужас. Единственный человек, который для меня что-то значит, – это моя жена. И так продолжается до сих пор. Мы были всем друг для друга. Мы не смогли иметь детей, и это, вероятно, еще сильнее привязало нас друг к другу. Можно сказать, что каждый из нас видит в другом своего ребенка.
Бернхард встал и направился к книжной полке. Назад он вернулся с семейным фотоальбомом в руках. Разыскав нужную страницу, он с печальной улыбкой на лице положил раскрытый альбом на колени Ивонн.
– Вот это – наш огород, снятый три года тому назад. И как только я мог изменить такой женщине?
Ивонн внимательно посмотрела на снимок.
– Это и есть Хелена? – с удивлением спросила она.
– Да. Ну разве она не прекрасна?
Между аккуратных рядов с кустиками салата и зеленого лука стояла женщина в свежей, бело-голубой рубашке в полоску и джинсах, превосходно сидевших на ее стройных бедрах. В руках она держала букет красно-оранжевых георгинов. Миловидное лицо с тонкими чертами, глубоко посаженными глазами, длинной изящной шеей и белыми ровными зубами. Короткая, но при этом очень мягкая и женственная стрижка, а в ушах – маленькие жемчужные сережки. Глаза Хелены были ярко-голубыми. Эта женщина кардинальным образом отличалась от той, что Ивонн видела на ламинированном фото.
– Да, она действительно очень красива, – заметила Ивонн.
Глава 17
– Слышала новость? Цилла собралась замуж.
Это известие Лотта сообщила Ивонн, едва та переступила порог агентства. Несмотря на то что Ивонн действительно не слишком много времени проводила в своей фирме, раньше она тем не менее была в курсе всех дел. Но с тех пор, как она стала больше времени проводить в доме у Бернхарда, ей реже приходилось наведываться в офис «Твоего времени», а ее пребывание там становилось все короче. Во время утреннего перекуса с Циллой и Лоттой, к своему большому удивлению, женщина вдруг осознала, что иногда она понятия не имеет, о чем говорят ее коллеги.
Ей казалось, что она пропустила массу новостей.
Однако сейчас она поняла, что это известие стало полной неожиданностью и для самой Лотты. Цилла и ее будущий муж познакомились совсем недавно, и, когда двумя часами позднее Ивонн застала ее в компании с возлюбленным, узнала обо всем из первых уст.
У жениха Циллы, бывшего прежде водителем грузовых машин, от подъема тяжестей возникли проблемы со спиной, после чего он ушел работать водителем трамвая. Они познакомились в тот день, когда Цилла по ошибке села не в тот трамвай. Не разглядев на нем таблички с надписью «В депо», женщина, не желая ничего слушать, принялась утверждать со свойственным ей упрямством, что там был отчетливо виден номер три. Таким образом, ей пришлось проехать пару остановок, пока ситуация окончательно не прояснилась. Потом они выпили кофе в подсобке депо и продолжили свое общение.
– Ну и так далее, – заключила Цилла.
– Так далее? – Ивонн и Лотта недоумевающе переглянулись. Они не поняли ровным счетом ничего.
– Я так счастлива! – расцвела улыбкой Цилла. – И можете себе представить, от Бенни я узнала о себе больше, чем за пять лет изучения психологии и за двадцать лет трудового стажа. У каждого человека должен быть свой Бенни.
– Я принадлежу только тебе одной, – буркнул Бенни с застенчивой гордостью.
Он уселся в изящное черное кожаное кресло, заполнив его без остатка. У мужчины были усы как у моржа, а красноватое лоснящееся лицо обрамлял венец торчащих в разные стороны седоватых, почти серых волос. Его не очень внушительный живот подпрыгивал при разговоре, как у добродушного Санта-Клауса.
– В канун Нового года мы приглашаем вас на свадьбу, – объявила Цилла и, усевшись на колени к Бенни, обвила его шею руками.
– Едва ли это получится, – заметила Лотта.
– Напротив. Все и так длилось слишком долго. Мы ждали друг друга целых пятнадцать лет. Я никак не могу взять в толк, почему же мы столько времени не могли найти друг друга. – Цилла посмотрела на Бенни влюбленными глазами.