Ивонн насторожил внезапный проблеск света. Открыв глаза, она увидела, что луч не пропал. Он уже не был таким ярким и ослепительным, оставаясь при этом слишком сильным и резким, чтобы иметь естественное происхождение. Так что же это тогда?
Похоже, что свое начало он брал в каменистом саду. Вот он снова появился, пробившись из зарослей мискантуса и бамбука.
Ивонн предположила, что Бернхард установил там какой-то предмет с поверхностью, отражающей свет. Но ведь она только что видела его возле телевизора. Неужели он настолько тихо прокрался мимо ее шезлонга, что она даже не услышала его шагов?
Ивонн поднялась и пошла по каменной дорожке. Она обошла заросли бамбука, но так ничего и не обнаружила. Оглядевшись, не увидела никакого блестящего предмета или иного источника света, способного прояснить происхождение сверкающих всполохов.
Собравшись было вернуться назад, Ивонн заметила, что часть волнообразной поверхности гальки, устилавшей дно каменистого пруда, была нарушена или даже полностью стерта. Бернхард, работая граблями, всегда двигался очень осторожно: он аккуратно пятился, чтобы не испортить дело своих рук. Ну а когда все было готово, никогда не наступал на гальку. Следовательно, он никак не мог ходить по пруду.
Тогда кто же это мог быть? Заяц? Кошка? Нет, они слишком легки для этого. Неужели барсук?
– Эй? – крикнула Ивонн.
Лес зашумел, но так было всегда.
Ивонн сошла с тропинки и, снова усевшись в шезлонг, закрыла глаза. Однако на этот раз она уже сидела, не поднимая платье, и то и дело открывала глаза, глядя по сторонам.
Она подумала про депрессию Бернхарда. Убийство. Что-то похожее показывают и по телевизору, и в кино. Вначале вкратце повествуется о полном драматизма и напряжения событии, которое впоследствии расследуется полицейскими. А в конце кого-то обязательно призывают к ответу. Но потом, когда все страсти миновали, зрители выключают телевизоры либо после киносеанса идут в кафе пить кофе.
В действительности же все по-другому: такой поступок имеет далеко идущие последствия! Зло распространяется, как круги на воде. От убитой женщины к ее детям, которым теперь придется расти без матери, или к отцу детей. А когда дети вырастут и сами обзаведутся семьями, именно тогда, по всей видимости, их изломанное детство и начнет оказывать свое негативное действие на взаимоотношения в их семье. Вот и Бернхард, муж убийцы, будучи полностью подавленным, сидит дома по бюллетеню и наверняка вскоре лишится работы в банке. А его жена со своей странной любовью к нему, которая ничему ее так и не научила, не может не знать, как этот изголодавшийся по ласке, немного инфантильный мужчина изматывает себя бесконечными размышлениями и тоской.
И даже те люди, которым ничего не известно об этом преступлении, – коллеги Бернхарда по работе, Симон, Йорген и другие – так же оказались вовлеченными в эту ситуацию. Ведь поведение Бернхарда Экберга создает проблемы для окружающих его людей, разве не так? А разве сама Ивонн не изменилась после того, как попала в дом Экбергов? А может, именно поэтому и ушел от нее Йорген?
Ивонн отправилась на кухню, сварила кофе и разморозила несколько сдобных булочек. Затем она понесла полный поднос в комнату с телевизором. На экране мужчина и женщина, находясь на довольно близком расстоянии друг к другу, о чем-то яростно спорили. Презрительно сузив глаза, герои совершали вполне определенные движения губами. Всегда, когда Ивонн входила в эту комнату и бросала взгляд на экран телевизора, она видела одну и ту же мизансцену: с мужчиной и женщиной, где те либо целовались, либо отчаянно ругались.
Но Бернхард даже не смотрел на экран. Свесившись наполовину с дивана, он листал фотоальбом. Ивонн поставила поднос на стоявший рядом журнальный столик, отключила звук телевизора и уселась в кожаное кресло.
– Какие у тебя планы на лето? – спросила она и налила Бернхарду кофе.
Он отложил альбом в сторону и взял чашку.
– Никаких, а у тебя?
– Не знаю. А чем ты обычно занимался во время отпуска?
– Мы с Хеленой всегда путешествовали. Больше всего нам нравилась Италия. Мы были во многих европейских столицах: в Париже, Будапеште, Праге, Барселоне. И потом наша дача в Эсе. Но летом мы бывали там не часто. Дома в этом поселке стоят довольно близко друг к другу, и летом там тесновато. Да и на пляже не протиснешься. Нет, на том пляже лучше всего весной и осенью, и тогда он был почти полностью в нашем распоряжении. В такое время мы выбирались туда так часто, как только могли.
Бернхард снова взял в руки альбом и отыскал в нем снимок усеянного пучками сухих водорослей побережья на фоне неспокойного серого моря. На переднем плане стояла улыбавшаяся Хелена в пуховике. Светлые волосы развевались над голубой флисовой повязкой, закрывавшей ее лоб.
– Сначала прогулка вдоль берега, а потом возвращение к огню в камине и вкусному ужину, – с ностальгической тоской в голосе пояснил Бернхард и с легким щелчком захлопнул альбом. – Домик мы, конечно, продали, – сухо добавил он.
– Съешь булочку, пока они совсем не остыли. Я разморозила их в микроволновке, и они стали такими же вкусными, как свежие.
– Ты очень любезна, – заметил Бернхард, даже не касаясь булок. – Ты просто фантастическая женщина. Сдерживай меня хоть чуть-чуть. Прошу тебя, Нора, держи меня как можно крепче.
Ивонн встала и села на краешек дивана рядом с Бернхардом. Она положила ладонь на его руку и прижалась губами к его небритой щеке.
– Нора, Нора, – простонал он, поглаживая тело женщины от груди до бедер.
Ее платье было сшито из такой тонкой и мягкой материи, что ему казалось, будто он гладит ее голую кожу, и это ощущение еще больше усиливалось, словно через прикосновения ткань заряжала его энергией, придавая больше сил.
И с каким – то совершенно неестественным чувством, которое при этом было таким приятным и желанным и, возможно, даже неизбежным, она, низко склонившись над лежавшим на диване Бернхардом, позволила ему задрать ее платье, стянуть с нее трусики и медленно овладеть ею.
При этом он ни на мгновение не упускал из вида закрытую дверь и зашторенные окна, то и дело стремительно, будто птица, вращая головой. Ивонн обратила внимание на то, что и она делает то же самое.
После душа Ивонн накинула на себя бордовый купальный халат Бернхарда и отправилась на кухню. Ополаскивая кофейные чашки, внезапно она почувствовала, как ее тело содрогнулось от неприятного ощущения.
«Пора с этим кончать, – сказала она сама себе. – Пора положить конец этому унижению».
Ивонн распахнула окно кухни, словно хотела избавиться от спертого запаха. Почувствовав аромат сирени, доносимый до нее теплым ветерком из одного из отдаленных садов, она с облегчением вздохнула.
– Все приходит к завершению, – громко произнесла Ивонн, словно продолжая втолковывать эту мысль своим слушателям.
В этот самый момент она увидела, как по ту сторону окна, в альпинарии, что-то шевельнулось. Солнечный свет, который в этот вечер пылал багрово-золотистыми всполохами, обрисовал контуры фигуры на фоне бамбуковой листвы, которая сначала двигала взад-вперед большую тень, а потом замерла на месте.
Отпрянув от окна, Ивонн попыталась все спокойно взвесить. Она больше не допустит подобную оплошность и не спугнет незваного гостя.
Помыв всю посуду и протерев мойку, она снова подошла к окну. Тень все еще была там.
На всякий случай Ивонн порыскала по полкам в поисках подходящего предмета, которым могла бы воспользоваться для защиты. Самое эффективное оружие она брать не стала, поскольку вовсе не стремилась убивать кого-либо.
Тем не менее свой выбор остановила на маленьком ножике для резки овощей, который можно было довольно быстро пустить в ход, не нанося им серьезных увечий.
Все в том же купальном халате и с ножиком для резки овощей в одном из его просторных карманов Ивонн выскользнула из двери дома на улицу. Ступая босыми ногами по земле, она прокралась по краю сада, а потом шагнула в лес. Обогнув заросший огород, Ивонн направилась к покрытым мхом камням, откуда, не будучи замеченной, могла наблюдать за альпинарием.
Увиденное больше удивило ее, чем напугало.
Позади зарослей бамбука на корточках сидел какой-то мужчина в растянутой футболке и штанах цвета хаки. Он направил бинокль на окно, из которого, вдыхая летние ароматы, она еще недавно выглядывала наружу. Рядом с незнакомцем стоял открытый рюкзак, содержимое которого лежало здесь же: термос, кружка, книга и спальный мешок. Со стороны это выглядело как очень милый пикничок. Да и сам мужчина, худой и подвижный, с всклокоченной рыжей шевелюрой, целиком сосредоточенный на своих наблюдениях, смахивал на биолога во время полевых исследований.
– Ну что, сегодня удалось увидеть редкие экземпляры? – спокойным и уверенным тоном спросила Ивонн.
Бинокль выпал из рук незнакомца и, болтаясь, повис у него на шее. За долю секунды он вскочил на ноги и повернулся в сторону Ивонн. Он с удивлением уставился на нее: Ивонн прекрасно осознавала, что выглядит нелепо, стоя босиком в этом халате на лесной опушке. Когда незнакомец понял, что в кармане она сжимает рукоятку ножа, то, по всей вероятности, удивился еще больше. Вскоре, придя в себя от изумления, узнал женщину.
– А, хозяйка дома, – не без удовольствия констатировал незнакомец, словно она была особо редким экземпляром, который он сумел, наконец, определить. – Классный халат.
– Мне очень хотелось знать, что же здесь, собственно, происходит, поэтому я и выскочила прямо в таком виде, – объяснила Ивонн.
– А он вам к лицу.
Это была правда. Бордовый цвет очень шел к ее каштановым волосам с мелированными красными прядями, а поскольку она была с Бернхардом одного роста, то халат сидел на ней как влитой.
– У него есть свой или это как раз его?
Ивонн не сразу поняла, кого этот тип имел в виду, но, прежде чем смогла найти подходящий ответ, он продолжил:
– Здесь поблизости живет один мужчина, которы