Я не понял совершенно очевидной вещи — хотя, даже если бы и понял, досье от этого полнее не стало бы.
А император тем временем продолжал:
— Ваша работа просто изумительна. И после того, как вы рискнули провести марсианские гнезда, не удивлюсь, что вы решили обвести вокруг пальца меня. Скажите, мог я когда-нибудь видеть вас по стерео или еще где-нибудь?
Когда император пожелал узнать мое настоящее имя, я, конечно же, назвал себя. Потом я довольно стыдливо назвал свой сценический псевдоним. Он сначала молча уставился на меня, затем всплеснул руками и воскликнул. Я подумал было уже, что рассердил его:
— Вы слышали обо мне?
— Слышал ли я о вас? Да ведь я один из самых горячих ваших поклонников. — Он еще раз пристально взглянул на меня. — Нет, вы все-таки как две капли воды похожи на Джо Бонфорта. Даже не верится, что на самом деле вы Лоренцо.
— Но это действительно так.
— О, я верю, верно. А помните тот момент, ну в мюзикле, где вы играете бродягу? Сначала вы там пытаетесь подоить корову… куда там! А в конце-концов лакаете из кошачьего блюдечка, но даже кошка отгоняет вас прочь?
Я подтвердил это.
— Свою пленку с этим мюзиклом я истер до дыр. Эта вещь заставляет меня плакать и смеяться одновременно.
— Так и должно быть, — заколебался я, а затем признался, что своего героя из «Усталого Вилли» постарался скопировать с одного великого артиста прошлого столетия. — Но вообще-то я предпочитаю драматические роли.
— Такие, как эта?
— Ну… не совсем. Этой ролью я уже сыт по горло. Надолго меня не хватит.
— Да, похоже на то. Ладно, тогда скажите Роджу Клифтону… нет, не говорите ему ничего. Лоренцо, я думаю, от того, что кто-нибудь узнает о нашем разговоре, никому пользы не будет. Если вы расскажете о нем Клифтону и даже передадите, что я просил не беспокоиться, он все равно будет волноваться. А ведь ему многое предстоит сделать. Так что давайте-ка никому ничего не будем говорить, а?
— Как пожелаете, мой император.
— Бросьте вы это. Просто будем держать все это в тайне, потому что так лучше для всех. Жаль, что не могу навестить больного дядюшку Джо. Хотя вряд ли я смог бы ему чем-нибудь помочь — правда, некоторые считают, что прикосновение короля творит чудеса. Так что будем держать языки за зубами и делать вид, что я вас не раскусил.
— Да… Виллем.
— А теперь, думаю, вам лучше идти. Я и так держу вас очень долго.
— Сколько вам будет угодно.
— Наверное, придется позвать Патила, чтобы он вас проводил — или вы знаете дорогу? Нет, секундочку… — Он стал лихорадочно рыться в ящике стола, шепча себе под нос: — Опять эта девчонка наводила порядок тут. Ага, нет, вот он. — Он извлек из ящика небольшой блокнот и сказал: — Может быть, мы больше не встретимся. Не будете ли вы так любезны оставить свой автограф на прощание?
Глава 9
Роджа и Билла я застал нетерпеливо грызущими ногти в верхней жилой комнате Бонфорта. Не успел я появиться на пороге, как Корпсмен бросился ко мне.
— Где вы, черт вас возьми, пропадаете?
— У императора, — холодно ответил я.
— Вы проторчали там в пять или в шесть раз дольше, чем следовало бы.
Я даже не подумал отвечать ему. Со времени того спора по поводу речи мы с Корпсменом продолжали сотрудничать, но это было больше насущной необходимостью, чем браком по любви. Мы работали вместе, но на самом деле топор войны не был зарыт в землю. Я вполне мог ожидать, что он вонзится мне между лопаток. Каких-либо специальных шагов к примирению с ним я не делал да и не видел к тому оснований. На мой взгляд, его родители бегло переспали друг с другом на каком-нибудь маскараде.
Того, что я поссорюсь с кем-либо другим из членов нашей команды, я даже представить себе не мог, но единственной приемлемой формой поведения с моей стороны Корпсмен считал поведение слуги. Шляпа в руках и лишь «Да, сэр», или «Нет, сэр». На это я бы ни за что не пошел. Даже ради примирения с ним. Я был профессионалом, который выполнял сложную профессиональную работу.
А мастера своего дела не входят с черной лестницы; к ним всегда относится с уважением.
Поэтому я просто проигнорировал его слова и спросил Роджа:
— Где Пенни?
— С ним. Сейчас там она, Дэк и док.
— Он уже здесь?
— Да. — Клифтон заколебался. — Мы поместим его в комнате, которая предназначается, в принципе, для жены владельца этих апартаментов. Она находится рядом с вашей спальней. Но это единственная комната, где мы можем обеспечить ему полный покой и необходимый уход. Надеюсь, что вы ничего не имеете против?
— Конечно, нет.
— Вас это ничуть не стеснит. Две спальни, как вы ужа заметили, соединяются между собой гардеробной, но дверь в нее мы заперли. Она совершенно звуконепроницаема.
— Звуки не помешают. Как он себя чувствует?
Клифтон нахмурился.
— Лучше, немного лучше — в общем. Большую честь времени он в полном сознании. — Он поколебался. — Если хотите, можете зайти к нему.
Некоторое время я молчал.
— А что думает доктор Кэпек о возможности его появления на людях?
— Трудно сказать, всему свое время.
— Но все-таки. Дня три-четыре? На мой взгляд, этот срок достаточно короткий, чтобы можно было отменить все встречи и потихоньку незаметно исчезнуть. Родж, не знаю, как бы это лучше объяснить, но несмотря на то, что я с огромным удовольствием посетил бы его, считаю, что такой визит был бы просто вреден, пока я не появлюсь в его роли последний раз. Встреча с ним может повредить моей имперсонации. — Однажды я сделал ужасную ошибку, пойдя на похороны собственного отца; после этого в течение многих лет стоило мне вспомнить его, я ясно видел отца лежащим в гробу. И только со временем начал представлять его таким, каким он был при жизни — мужественным, властным человеком, который всегда направлял меня твердой рукой и учил мастерству. Поэтому я опасался, как бы что-нибудь в этом роде не вышло в результате моей встречи с Бонфортом. До сих пор я играл здорового человека в расцвете сил, каким видел его на экране. И я боялся, что если увижу его больным, то воспоминание об этом будет неотступно преследовать меня и мешать делать свое дело.
— Я не настаиваю, — ответил Клифтон. — Вам виднее. Мы, конечно, можем держать вас вдали от публики, но хотелось бы, чтобы вы довели роль до конца и были в состоянии выступать до тех пор, пока он не поправится.
Я чуть было не ляпнул, что император говорил мне то же самое. Но вовремя спохватился — потрясение от того, что император раскрыл подмену, немного выбило меня из колеи. Тут я припомнил еще об одном деле. Вынул из кармана измененный список кабинета и вручил его Корпсмену.
— Это одобренный Его Величеством вариант для репортеров, Билл. В списке есть одно изменение — Браун заменен на де ла Торре.
— Что?
— Джезус де ла Торре вместо Лотара Брауна. Так пожелал император.
Клифтон, казалось, был удивлен; Корпсмен был одновременно удивлен и рассержен.
— Какая, собственно говоря, ему разница? У него, черт побери, нет никакого права иметь собственное мнение!
Клифтон медленно проговорил:
— Билл прав, шеф. Как юрист, специальностью которого является конституционное право, могу подтвердить, что утверждение императора является актом чисто номинальным. Вам не следовало разрешать ему что-либо менять.
Мне дико захотелось прикрикнув на них, и только спокойствие Бонфорта удерживало меня от этого. У меня и так был очень трудный день, и несмотря на замечательное представление, меня постигла неудача. Мне очень хотелось сказать Роджу, что если бы Виллем не был по-настоящему большим человеком, подлинным королем в самом лучшем смысле слова, мы все сейчас попали бы в ужасное положение только потому, что не сумели как следует разучить роль и снабдить меня всей необходимой информацией. Вместо этого я раздраженно произнес:
— Изменение внесено, значит, так тому и быть.
Корпсмен взревел:
— Это вы так думаете! А я уже два часа назад передал журналистам первоначальный вариант списка. Теперь вам придется обращаться к ним и ставить все на свои места. Родж, может быть, тебе лучше связаться с дворцом и…
— Тихо! — сказал я.
Корпсмен сразу заткнулся. Тогда я тоже немного сбавил тон.
— Родж, может, вы и правы с формальной точки зрения. Не знаю. Я знаю только одно — что император поставил кандидатуру Брауна под вопрос. А теперь, если кто-нибудь из вас захочет пойти к нему и поспорить, милости прошу. Сам я никуда идти не намерен. А собираюсь сейчас же выбраться из этого анахронического камзола, сбросить туфли и крепко-крепко поддать. А потом лечь спать.
— Постойте, шеф, — запротестовал Клифтон. — Вы еще должны выступить на пять минут по всемирной сети с обнародованием состава нового кабинета.
— Сами объявите. Ведь вы же мой первый заместитель.
Он заморгал.
— Хорошо.
Корпсмен настойчиво спросил:
— Так как же с Брауном? Ведь ему уже обещали этот пост.
Клифтон задумчиво посмотрел на него.
— Что-то я не помню такого обещания, Билл. Его, как и прочих, всего лишь спросили, хочет ли он заниматься государственной деятельностью. Ты это имел в виду?
Корпсмен поколебался, как актер, который нетвердо выучил роль.
— Конечно. Но ведь это граничит с обещанием.
— Нет, пока не сделано публичное заявление, не граничит.
— Но ведь я уже сказал вам, что публичное заявление было сделано еще два часа назад.
— Ммм… Билл, боюсь, что тебе придется снова созвать репортеров и сказать им, что произошло недоразумение. Или я могу созвать их и сказать, что по ошибке им вручен первоначальный вариант списка, неодобренный мистером Бонфортом окончательно. Но мы должны исправить положение до объявления состава кабинета по всемирной сети.
— Ты что же, хочешь сказать, что это сойдет ему с рук?
Под «ним», как мне кажется, Билл скорее подразумевал меня, нежели Виллема, но ответ Роджера гласил обратное:
— Да, Билл, сейчас нет времени вызывать конституционный кризис. Это и яйца выеденного не стоит. Так кто же объявит о недоразумении? Ты или я?