Водители засигналили друг другу короткими гудками — наш условный код. Значит, всё идёт по плану. Я чуть заметно кивнул.
Люди на площади зашевелились, кто-то указывал на машины, кто-то перешёптывался, передавая новость от одного к другому. Запах страха и неуверенности смешивался с надеждой. Я почти физически ощущал это колебание настроения толпы.
Пора забирать отсюда всё, что нам нужно, — и людей, и ресурсы. Сделал глубокий вдох, готовясь говорить, но меня опередили.
— Мы защитим горожан! — крикнул кто-то из СБИ.
Это был худощавый мужчина с нервным тиком под левым глазом и значком имперской службы безопасности, начищенным до блеска, словно это могло компенсировать его трусость во время нападения монстров.
— Да! — поддержал его военный в потрёпанной форме, стоявший рядом, пытаясь придать своему голосу уверенность, которой явно не испытывал.
Рука дрожала, когда он поднял её, призывая остальных поддержать клич. Толпа словно по команде повернулась, сотни глаз устремились на говорившего.
— Кого вы защитите? — прозвучал знакомый голос — молодой, но уверенный, прорезавший гул народа, как острый нож. — Вы бежали сюда со своих мест. Именно вы привели монстров за собой. Потом прятались тут, как крысы, а спас нас граф Магинский!
Это был Костёв. Я узнал бы его голос из тысячи. Коля стоял, широко расставив ноги, — в своей характерной позе, которую принимал, когда был абсолютно уверен в собственной правоте. Пацан орал во всю глотку, и его слова эхом разносились по площади. Он держался прямо, с достоинством, которому мог бы позавидовать любой аристократ.
Руднева стояла рядом, её стройная фигура казалась хрупкой по сравнению с теперь уже крепким телосложением Костёва. Каштановые волосы, собранные в тугой пучок, открывали лицо. Она не сводила внимательного взгляда с меня, слегка кивая в такт речи Николая, будто подтверждая каждое его слово. Интересно, что заставляет её играть эту роль? Приказ? Или действительно верит в то, что говорит Костёв?
— Из графа пытались сделать предателя, смутьяна… — продолжил вещать Коля, лицо которого раскраснелось от напряжения, вены на шее вздулись. — А что мы видим? Его заперли на землях, как будто какую-то крысу. Но когда случилась беда, то кто первый прибыл помогать?
Костёв сделал эффектную паузу, оглядывая толпу. Люди замерли, ловя каждое его слово. Многие из них кивали, соглашаясь, другие переглядывались, переваривая услышанное.
— Да! — дружно поддержали военные, те самые, которые пришли по моему зову на службу. Их голоса слились в мощный хор, отразившийся от стен домов.
— Офицер! — выкрикнул кто-то из толпы, указывая на меня рукой.
— Настоящий! — подхватил другой голос.
— Боевой! — поддержал третий.
Крики нарастали, становясь громче с каждой секундой. Толпа колыхалась, как морская волна, накатывая в мою сторону. Лица людей менялись на глазах: недоверие уступало место надежде, страх — решимости.
Я видел, как имперские солдаты и агенты СБИ пытаются утихомирить людей, но их голоса тонули в общем гуле. Кто-то из жандармов потянулся к кобуре, но его остановил товарищ, покачав головой.
Пора и мне вступить в общение. Я сделал шаг вперёд, и толпа мгновенно затихла. Почувствовал, как сердце набирает ритм. Не от волнения, нет, я давно разучился волноваться перед публикой, а от предвкушения. Очередной ход в моей партии.
— Это действительно так, что я стал независимым графом и получил автономию, — начал говорить, намеренно понизив голос, заставляя людей податься вперёд, чтобы лучше слышать. — Но я её не украл, а так решил суд земельных аристократов.
Сделал паузу, оглядывая лица в толпе. Они впитывали каждое моё слово, как сухая губка — воду. Некоторые кивали, соглашаясь, другие сохраняли нейтральное выражение, но внимательно слушали. Никто не возражал.
— И вот я приезжаю домой и что вижу? — продолжил, намеренно усиливая интонацию, вкладывая в голос негодование. — Около моих земель солдаты, словно я какой-то враг. Мои люди страдают.
Заметил, что некоторые имперские офицеры переглянулись, явно недовольные тем, как разворачивается ситуация. Один из них, с нашивками жандармерии, не выдержал:
— Ты сам виноват! — заявил он, выступая вперёд. Его лицо побагровело от злости, ладонь сжимала рукоять пистолета так сильно, что костяшки побелели.
— Виноват… — хмыкнул я, позволив себе лёгкую усмешку. — И в чём же? Есть решение суда? Или это голословные обвинения? Какие-то доказательства? — обвёл взглядом толпу, прежде чем нанести последний удар. — Их нет.
Эти слова были, как искра, брошенная в бочку с порохом.
— Да! — тут же взорвалась толпа, десятки голосов слились в единый мощный рёв. — Нет доказательств! Голословно! Граф прав!
Я видел, как жандарм, выкрикнувший обвинение, побледнел и отступил назад, почувствовав настроение народа. Его коллеги сомкнули ряды, готовясь к возможным беспорядкам.
— Интересная ситуация у нас выходит, — продолжил, когда первая волна возмущения немного утихла. — Я враг, против меня выдвинули армию.
Намеренно сдержал улыбку, хотя внутри разливалось удовлетворение от того, как легко всё идёт по плану. Рана в боку снова дала о себе знать, и я непроизвольно поморщился.
— И вот нападение монстров. И что делают армия, Служба безопасности империи, жандармы?
Обвёл взглядом площадь, останавливаясь на каждом представителе упомянутых структур. Они неловко отводили глаза, некоторые смотрели в землю, другие делали вид, что не слышали вопрос. Повисла тишина, такая звенящая, что, казалось, можно было услышать, как падает пыль.
— Наверное, защищают народ? — спросил я, и в моём голосе проскользнула ирония, которую не могли не заметить. — Нет, они этого не сделали. Когда я тут сражался с монстрами, где вы были? Почему не помогали?
Толпа заволновалась, люди начали кричать, размахивать руками. Многие указывали на имперских служащих, выкрикивая обвинения. Кто-то плюнул в сторону жандармов, кто-то потрясал кулаками. Один седой старик, опираясь на палку, вышел вперёд и указал на военного в потёртом мундире:
— Я видел, как он прятался в подвале таверны, пока мой внук отбивался от тварей.
— А эти, — женщина средних лет, с обветренным лицом указала на группу агентов СБИ, — заперлись в магистрате и никого не пускали внутрь.
— Трусы! — крикнул кто-то с задних рядов.
— Предатели! — поддержал другой голос.
Толпа неистовствовала, превращаясь из собрания напуганных горожан в грозную силу, готовую смести всё на своём пути. Обстановка накалялась, грозя перерасти в открытое насилие.
Имперские служащие сбились в плотную группу, некоторые уже достали оружие, готовясь обороняться.
— Видимо, кто-то забыл, — я снова заговорил, и голоса хватило, чтобы утихомирить толпу. Люди замерли, поворачиваясь в мою сторону. — Но я граф Русской империи, я по-прежнему гражданин. Да, мои земли лишь мои. Да, я ничем не обязан больше империи, хотя до этого воевал и служил. Так в чём моя вина?
Это был риторический вопрос, и толпа отреагировала мгновенно:
— Ни в чём! — кричали люди, сотни голосов слились в единый гул, прокатившийся по площади. — Граф не виноват! Это всё император! Несправедливость!
Именно такая реакция мне и была нужна. Люди на моей стороне, против императора. Ещё один камень в основание будущего.
— Мой род продолжил служить. И то, что я сегодня увидел… — снова поморщился.
На этот раз сознательно, от боли, чтобы подчеркнуть, что был ранен, защищая город. Капля крови скатилась по моей щеке из рассечённой брови, и я не стал её вытирать, зная, какое впечатление это производит.
— Не императору, а людям. Мы не пропустим монстров в Енисейск, если блокада будет снята немедленно. Если же нет… То у нас не хватит сил, ресурсов, да просто еды, чтобы сражаться. Поэтому, если вы пострадаете, как сегодня… Это не моя вина или моего рода, а императора! Ему зачем-то важнее воевать со мной, чем защищать своих граждан.
Лица в толпе мрачнели с каждым словом. Матери прижимали к себе детей, мужчины сжимали кулаки. Я видел, как зреет в них решимость — та самая, которую так старательно культивировал.
— Убийца! — выкрикнул кто-то, указывая на офицера. — Император жертвует нами!
— Долой блокаду! — подхватил другой голос.
— Граф защитит нас! — крикнула женщина, держащая на руках ребёнка.
Военные, стоявшие поодаль, начали подходить ближе, формируя полукруг возле меня. Их лица стали решительными, в глазах читалась готовность следовать за мной. Некоторые из них были моими людьми, других я видел впервые, но преданность ощущалась физически.
— Мы с графом! — заявил пожилой сержант с седыми висками и шрамом, пересекающим левую щёку. — Кто ещё с нами?
Сотни рук взметнулись вверх, сопровождаемые криками поддержки. Толпа расступилась, пропуская вперёд ещё больше военных — тех, кто был в городе, но пока не принял решение. Теперь они выбрали сторону.
— За графа! — кричали, салютуя мне.
Я кивнул им — благодарно и уважительно, как равным. Это был ещё один кирпичик в фундамент влияния.
— Сейчас, уважаемые граждане Енисейска, я прошу вас… — мой голос стал мягче, заставляя людей снова податься вперёд. — Позволить нам купить у вас еду, запасы, оружие, одежду, лекарства и зелья. Мои люди заплатят щедро, а я выделю городу дополнительно миллион для восстановления ограждений, ворот.
Я видел, как загорелись глаза у торговцев в толпе. Деньги всегда говорят громче слов. Но дело было не только в деньгах. Люди благодарны за спасение, напуганы возможностью новых атак и готовы сделать всё, чтобы обеспечить свою безопасность.
Из толпы вышел мужчина средних лет, с обветренным лицом и мозолистыми руками — явно торговец, судя по добротной, но практичной одежде. Он снял шапку и низко поклонился мне.
— Моя лавка отдаст всё, что есть, для рода Магинских, — произнёс громко, чтобы все слышали. — Половину — бесплатно, как благодарность за спасение. За остальное возьму только себестоимость.