Почему-то показалось, что я смогу занять его тушу. И оказался прав. В этот момент почувствовал что-то вроде гордости. Сделал невозможное: обманул смерть, выкрутился из, казалось бы, безвыходной ситуации.
Вот только видок… Голем Магинский! Записываем в моё досье возможностей. Очередной странный, необычный навык, который может пригодиться в будущем. Или не пригодиться, кто знает?
— Вы статуя? — спросил Жаслан. В его голосе смешались ужас, благоговение и любопытство. — Как?
— Шаманизм — наука неточная, — ответил я словами хана. Эта фраза показалась мне удачной. Она объясняла необъяснимое и при этом звучала загадочно, словно сам прекрасно понимаю, что произошло.
В душе не представляю, если честно. Главное — я жив, а сейчас нужно действовать, планировать, думать.
Монгол осторожно приблизился ко мне, протянул руку. Его пальцы коснулись каменного плеча, скользнули по шероховатой поверхности. Взгляд — изучающий, недоверчивый. Он не мог поверить в то, что видел своими глазами.
— Завязывай меня трогать! — рявкнул на мужика, который гладил края статуи.
Ощущений — ноль. Я видел, как его пальцы касаются камня, но не чувствовал прикосновения, словно наблюдал за происходящим со стороны. Странное, отчуждённое ощущение. Тело есть, но оно… не моё, не живое. Просто оболочка, в которой заперта душа.
«Да уж, в таком состоянии к барышням за развлечениями лучше не ходить», — мысль вызвала усмешку. Ну, хоть чувство юмора не потерял. Хотя, надо признать, перспектива застрять в этом теле надолго не радовала. Все удовольствия жизни, все физические ощущения исчезли, осталась лишь цель — выжить, вернуться в своё тело, продолжить путь.
Ладно, план и действия. Нужно собраться, сосредоточиться. Если я смог переместиться в статую, значит, смогу вернуться и в своё тело, только нужно добраться до него. А для этого необходимо выбраться отсюда, из города, и попасть в лагерь джунгаров.
— Как хунтайжи? — спросил я.
Это важная фигура в моём плане, и мне нужно, чтобы он выжил.
— Плохо. Ваши зелья спасли его, — покачал головой Жаслан. Лицо монгола стало серьёзным, сосредоточенным, — но до полного выздоровления… далеко. Он не может вытерпеть ту боль, которая сейчас есть, и до сих пор без сознания.
— Это место надёжное? — я осмотрелся ещё раз. Обычный дом, ничем не примечательный. Но насколько он безопасен для раненого принца, особенно с учётом того, что происходит в городе?
— Да! — кивнул в ответ Жаслан.
— Значит, оставляем его пока тут, — дал приказ. Решение было принято мгновенно. Тащить с собой бессознательного хунтайжи слишком рискованно. — Вот!
На моей ладони появились бутыльки и, сука, треснули тут же. Стекло не выдержало давления каменных пальцев. Жидкость растеклась по полу, наполняя воздух резким запахом трав и алхимических составов. Чёрт! Контролировать силу в этом теле оказалось сложнее, чем я думал.
Подошёл, хотя правильнее будет сказать «проскрипел» до стола и выложил туда новую порцию зелий. На этот раз действовал осторожнее, представляя каждое движение заранее, контролируя силу сжатия пальцев. Бутыльки удалось извлечь из пространственного кольца без повреждений.
— Скажи, чтобы постоянно поили, — кивнул на стекляшки. Наклон головы вызвал новый скрежет камня. — К утру или обеду придёт в себя.
Жаслан подхватил хунтайжи и вынес из кухни, забрав с собой бутыльки. Его движения были осторожными, бережными, он обращался с принцем, как с хрупкой драгоценностью.
Думал сесть, но отказался от этой идеи — слишком рискованно. Стул вряд ли выдержит вес каменной статуи, да и процесс сидения в этом теле представлялся сомнительным удовольствием. Сгибание коленей, которых на самом деле нет… Нет, лучше постою.
Голем-рух… Как бы использовать это сочетание для себя? И не только сейчас, но и потом.
Вернулся монгол, продолжал пялиться на меня. Его взгляд — смесь любопытства, опаски и уважения. Он явно не мог привыкнуть к мысли, что говорит с ожившей статуей.
— Уходим! — сказал я.
Мы вышли через заднюю дверь дома. «На улице меня встретил прохладный ветер, который забирался под одежду и морозил кожу. Поток воздуха метал волосы, и они хлестали по лицу. На коже проступили мурашки», — хотел бы я так сказать, но абсолютно ничего. Ноль человеческих ощущений. Камень не чувствует, статуя не ёжится от холода, не подставляет лицо ветру, не вдыхает запахи ночного города. Для меня это всё — лишь визуальные образы, картинки без тактильного подтверждения.
Город вокруг нас дышал тревогой: тёмные улицы, тусклые огни в окнах, редкие прохожие, спешащие укрыться в своих домах. В воздухе висело напряжение — почти осязаемое, густое, как туман над рекой. Где-то вдалеке слышались крики, звон оружия. Отблески пожаров окрашивали низкие облака в кроваво-красный.
Ладно, работаем с тем, что есть. Сложно двигаться, когда не чувствуешь своё тело, но я быстро приспосабливался.
— Мне нужен плащ, — повернулся к Жаслану. Движение вышло резким, дёрганым.
Нужно научиться плавности, иначе привлеку слишком много внимания. Каменный голем, разгуливающий по ночному городу, — не самое обычное зрелище.
— Сейчас! — тут же умчался монгол.
Я остался один в узком переулке. Прислонился к стене дома, пытаясь слиться с тенями. Забавная ситуация: я, привыкший постоянно оценивать риски, планировать каждый шаг, просчитывать последствия, оказался заперт в каменном теле посреди города на грани восстания. И всё ради чего? Ради принца, который сейчас без сознания в доме позади меня.
И даже в таком состоянии у меня есть план, причём несколько. Чуть сложнее, дольше, не так удобно, но плевать!
Через пять минут на меня накинули чёрную тряпку, которая скрывала моё каменное тело, да что там, даже лицо. Плащ был огромным, видимо, снятым с какого-то великана, с глубоким капюшоном, который полностью скрывал мою голову. Материал — грубый, толстый, идеальный для маскировки.
И вот это было самое странное. Хоть глаза открыты, мне плевать. Даже со скрытым капюшоном лицом я продолжал видеть окружающий мир, словно моё зрение не зависело от глаз статуи.
Вижу со всех сторон и не органами чувств. Даже не знаю, минус это или плюс… Странное ощущение — смотреть затылком, плечами, спиной. Полная картина происходящего вокруг, 360 градусов без слепых зон. В бою это было бы неоценимым преимуществом: никто не подкрадётся незаметно, не нападёт из-за спины.
Двое — взрослый монгол-охотник-шаман и каменная статуя — шли по переулкам столицы. Представляю себе эту картину… Зато будет что внукам рассказать. Если, конечно, мне удастся вернуться в своё тело и дожить до внуков. Перспектива застрять навсегда в этой каменной оболочке казалась… неприятной, мягко говоря.
Внутренне улыбнулся. Лицо толком не двигалось, только рот открывался для выпускания баса и рыка. Ещё одно ограничение: никакой мимики, никаких эмоций на лице, только голос — глубокий, нечеловеческий, словно из-под земли. И движения — скрипучие, механические, лишённые грации живого существа.
Отошли подальше. Узкие улочки постепенно расширялись. Мы направились на небольшую площадь, освещённую редкими факелами. Здесь было пустынно, лишь пара собак рылись в мусоре у стены. При нашем появлении они подняли головы, принюхались и с визгом умчались прочь.
Достал своих паучков.
— Будете слушать мои приказы! — заявил я. Голос прозвучал гулко, раскатисто, отражаясь от стен домов. — А ты — следовать за мной.
Последние слова предназначались Жаслану. Монгол кивнул, сжав губы. Его лицо застыло в маске профессиональной сосредоточенности, но в глазах читались сомнения. Он явно не был уверен в успехе нашего предприятия, но не смел возражать.
Всё, как обычно, — отработанная схема. Мои паучки рассредоточились, заняв стратегические позиции вокруг площади. Попытался залезть на монстра, и у меня это даже получилось, но… Паучка вдавило так, что его лапы раскинулись по улице. Упс… Я не рассчитал вес каменного тела. Статуя оказалась намного тяжелее, чем выглядела. Бедный монстр, его хитиновый панцирь потрескался, суставы скрючились под непомерной тяжестью.
Невидимый транспорт отменяется, придётся передвигаться по старинке — на своих двоих. Точнее, на каменных ногах статуи. Досадно, но не критично.
— Хунтайжи! Хунтайжи! — скандировали рядом.
Звук доносился с соседней улицы. Громкие, ритмичные крики десятков, если не сотен голосов. Похоже, народ собрался где-то неподалёку, волнения нарастают.
Жаслан тут же напрягся. Его ладонь инстинктивно легла на рукоять кинжала, глаза сузились, вглядываясь в темноту переулка, откуда доносились крики.
— Я проверю! — сказал он и умчался.
Остался один, закутанный в чёрный плащ, — статуя в ночи. Скрывшись в тени стены, я прислушивался к звукам города. Голоса становились громче, увереннее. Похоже, восстание набирает силу.
Огонь зажёгся. Где-то вдалеке вспыхнуло пламя, осветив на мгновение крыши домов. Затем ещё одно и ещё. Факелы, костры, пожары — город постепенно погружался в хаос.
С удовольствием бы сейчас посмотрел на рожу суки-Цэрэн. Развлекалась уже, предвкушая свою победу, а тут раз, и на дворец напали. Её проанализировали. Точно! Вот, что забыл спросить у хана. Помимо прочего, перемололи часть воинов, так ещё и восстание в столице. «И как ты сейчас, тварь, сядешь на престол? Как сдашь город?» — от этих мыслей в душе стало тепло. Маленькие радости в большой игре. Приятно наблюдать, как рушатся планы врага, особенно такого опасного и расчётливого.
«Тимучин, что там по твоей сестрёнке? Что ты увидел?» — спросил я.
Хан до сих пор немного в шоке от того, как я смог вселиться в тело мёртвого руха. Его реакция была… забавной: смесь уважения, страха и профессионального интереса. Для шамана, посвятившего жизнь изучению душ, мой поступок был одновременно кощунственным и восхитительным.
«Цэрэн… Она… сильна», — ответил как-то невнятно бывший правитель. В его мысленном голосе «звучала» неуверенность, словно он сам не до конца понимал, с чем столкнулся.