Двойник короля 18 — страница 6 из 46

Равнодушный тон, небрежные слова, словно обсуждаю погоду, а не великую империю. Специально принижаю значимость его наследия. Капля за каплей подтачиваю камень его гордости. Шаманизм — осознанно упомянул именно его. Это их сила, их особенность. Но говорю о нём пренебрежительно.

Пришлось ему объяснять, что я имею в виду. Как же старика прорвало! Столько ругани и брани вылетело из… диска. Дух очень возмущён, что его народ раскололся на два: монголов и джунгаров. Точнее, не так. Что всё-таки это случилось и за столько времени народ не объединился.

Волны энергии расходились от диска, как круги по воде. Каждое слово сопровождалось вспышкой света — белого, красного, иногда с золотыми искрами. Речь стала быстрой, сбивчивой.

Эмоциональная буря — ярость, боль, разочарование… Мне это и нужно было. Эмоции разрушают контроль, открывают слабые места, делают даже древних духов уязвимыми для манипуляции.

У меня на фоне его состояния случился лёгенький урок истории. Оказывается, прародителем джунгаров была как раз его сестрёнка. Она тоже хотела власти и начала сеять смуту, разделять народ. Интересно. Картина становится яснее. Цэрэн пыталась разделить людей ещё при жизни. Брат помешал, убил её. Но она вернулась как рух и продолжила своё дело, которое процвело в её отсутствие.

Тут нужно отдать должное. Много лет назад это было, а баба с головой… Это же надо одинаковым людям, с одинаковым языком, культурой и традициями внушить, что они разные. Классическая стратегия «разделяй и властвуй». Создать различия там, где их нет. Усилить мелкие отличия до непримиримых противоречий. Сформировать отдельные идентичности, настроить друг против друга, а потом пожинать плоды хаоса. Теперь понятно, почему эта тварь с джунгарами.

Диск мерцал, как пламя свечи на ветру. Эмоции духа передавались через эти изменения света. Боль от предательства, горечь от того, что план сестры всё-таки сработал, пусть и после его смерти. Ярость на саму мысль о разделении единого народа.

То капище, на котором мы были, — это место, где хан встретился с войсками джунгаров. Разбил их, сохранил Монголию. И как же было ему неприятно, что один из его же генералов воткнул нож в спину. В прямом смысле слова, когда он спал. Так хан и стал неприкаянным духом, привязанным к месту, где погибло много его воинов. А мужичок тот оказался любовничком сестры и мстил за её казнь.

Вот это страсти у них были! Выходит, сука решила наконец-то подмять под себя власть? А нынешний хан… Почему он молчит, бездействует? Придётся узнать.

Картина прошлого становилась всё чётче. История, написанная кровью, предательством и местью. Фамильная вражда, пережившая столетия, и сейчас я оказался в самом её центре.

Духа несло. Видимо, за столько времени он соскучился по общению. За тысячелетия в бестелесном виде и не такого сурового воина проймёт. Тем более я неплохой собеседник. Ещё и сестрёнка тело получила, а он стал экспонатом в моей коллекции. Это изрядно бьёт по самолюбию великого хана.

Слова лились потоком — горьким, яростным, ядовитым. О битвах, победах, стратегиях. О предательстве сестры, её хитрости, коварстве. О любовнике-генерале, его мести. О смерти, которая пришла не в бою, как подобает воину, а от руки убийцы, во сне.

Эмоции духа заполняли пространство, как буря заполняет небо. Тьма и свет чередовались в диске с такой скоростью, что создавалось впечатление движения, жизни. Он говорил, выплёскивая тысячелетнюю боль, ярость, одиночество. А я слушал. Впитывал каждое слово, каждую эмоцию.

«Знаешь… — хмыкнул. — Я тут к вам мир пришёл подписывать. А твоя сестрёнка заняла не абы какую-то тушку — выбрала жену сына хана. Понимаешь, к чему я клоню?»

Пора было перейти в наступление.

Монгол молчал. Тишина — абсолютная, звенящая. Диск замер, перестал пульсировать, словно дух затаил дыхание, хотя дышать ему было нечем.

«Мы сейчас с тобой в лагере джунгаров, которые напали на Каракорум. А она — в лагере своего, — выделил это слово, — народа с врагом. Что делает ваш хан? Не знаю, но чувствую, недолго твоему царству осталось!»

Последний удар. Самый сильный, по самому больному. Намёк на то, что его наследие вот-вот исчезнет полностью. И всё, за что он боролся, всё, что создавал, — будет уничтожено. Не кем-то чужим, а его собственной сестрой.

Диск покраснел. Весь. Он вибрировал и… Реакция превзошла ожидания: ярость — чистая, первобытная, неконтролируемая. Диск стал похож на раскалённый металл — алый, пульсирующий, готовый взорваться.

Улыбка на моём лице появилась в двух реальностях. Своей психологической игрой я добился того, что хотел, но не ожидал. На артефакте выступила… духовная эссенция. Она появилась внезапно — белая, светящаяся, с лёгким перламутровым отливом. Сочилась из диска, как кровь из раны. Субстанция силы, чистая концентрация духовной энергии.

Кажется, я нашёл способ, как мне выжать из великого духа его силу!

Субстанция была цвета и консистенции молока. Жадно проглотил. Даже в таких условиях умудряюсь получать выгоду.

Инстинкт сработал раньше мысли. Руки — не физические, астральные — потянулись к эссенции. При приближении ощущение показалось странным: словно касаешься чего-то одновременно жидкого и газообразного, материального и нематериального.

Вкуса не было. Или был, но не физический. Скорее, впечатление от него — сладость победы, терпкость силы, пряность знания.

Коснулся эссенции. Меня вырвало из пространственного кольца. По телу расползлось тепло, словно я дома, в своей кровати, где хорошо и уютно. А ещё та светящаяся точка, которую я воспринимал и видел как свою душу, тянула энергию из этой эссенции.

Ощущение нарастало. Тепло превращалось в жар, но не болезненный, а приятный — как солнечные лучи на коже в прохладный день. Энергия растекалась по телу от живота к конечностям, поднималась к голове, опускалась к ногам. Каждая клетка, каждый нерв, каждая капля крови впитывала эту силу, становилась ярче, сильнее, живее. Мышцы наливались силой, кожа словно светилась изнутри.

Ощущение… Не передать словами. Это и запах скошенной травы, и прикосновение матери до того, как меня продали, и взгляд отца, когда он ещё гордился мной. Нежность моих женщин, верность их сердец. Все чувства, все воспоминания всплыли одновременно. Они кружились вокруг, как листья в осеннем вихре. Каждое — яркое, живое, настоящее, словно происходило здесь и сейчас.

Всё перемешалось и потоком обдало меня. На мгновение я даже потерял смысл. Будто ничего и не нужно, всё и так есть. Ощущение абсолютного покоя, мир, гармония, полнота бытия. Я — всё, и всё — я. Нет границ, нет ограничений, нет страданий, только бесконечное единство со всем сущим.

Дёрнул головой, чтобы избавиться от этого наваждения. Резкое движение вернуло в реальность. Клетка, прутья, темнота, запах пыли и соломы. Тело болит, но уже меньше. Мышцы напряжены, готовы к действию.

— Ух! — выдохнул я. — Неплохо…

Голос прозвучал громче, чем хотелось. Охранники снаружи зашевелились, один что-то буркнул другому, но в палатку заглядывать не стали. Решили, что пленник бредит от боли или страха.

Вот только что это мне даёт? Духовное зрение открылось без усилий. Раньше требовалось сосредоточение, усилие воли, теперь — просто смена фокуса внимания. Как переключение взгляда с близкого предмета на дальний.

Та точка, которую я воспринимаю душой, стала ярче, крупнее. Духовное зрение расширилось. Сквозь стены видны ауры охранников — тусклые, примитивные. Дальше — другие ауры, десятки, сотни. Лагерь полон жизни, но нет ничего особенно яркого, сильного.

— Ещё! — заявил.

Вкус силы пьянил, требовал продолжения. Как хорошее вино, которое невозможно остановиться пить. Как власть, которая всегда требует большего. Опасное чувство, но такое соблазнительное.

«Чужак!» — позвали меня.

Голос духа стал слабее, тише. Истощён? Или просто вымотан эмоциональной бурей? Диск светился тускло, равномерно. Красные линии исчезли, остался только белый свет — приглушённый, как угасающая лампа.

«Чего тебе, старче?» — произнёс я сожалеющим тоном.

Говорил мягко, с ноткой сочувствия, как будто действительно сожалел о его состоянии. Я и правда не хотел уничтожать его полностью. Он был полезен. Мог и дальше играть на его эмоциях, желаниях и страхах. Да, у великого хана их предостаточно, как и у любого настоящего правителя. Но мне он нужен ещё. Вдруг сломается?

«Я хочу убить Цэрэн!» — твёрдо произнёс дух.

Голос окреп. В нём звучала новая нота — решимость. Не просто ярость или обида, а холодное, расчётливое намерение. План, не эмоция.

«А я хочу быть королём всего мира… — ответил ему. — И, кажется, моя цель более реальная, чем твоя».

Сарказм — лучшее оружие против пафоса. Напомнил ему о реальности. Он — дух, запертый в диске. Она — рух в физическом теле. Расклад не в его пользу.

«Я помогу тебе! Я расскажу! Я научу!» — голос задрожал.

Диск пульсировал быстрее, свет стал ярче. Отчаяние смешалось с надеждой. Он хватался за любую возможность отомстить сестре, даже если эта возможность была эфемерной.

Я улыбнулся. Вот и ещё один правитель сломался под моим гнётом.

«А мне это зачем? — спросил. — Это твоя цель, не моя. Ты сам сказал бежать, потому что она сильная, опасная и у неё есть тело. А что у меня?»

Продолжал давить. Заставлял его чувствовать свою беспомощность, ничтожество, унижение полное, абсолютное. Только после этого предложение о сотрудничестве будет воспринято как спасение, а не как сделка или одолжение.

«Я! — диск вспыхнул. — Великий Хан Тимучин, завоеватель, воин, полководец!»

Свет стал золотистым, ярким.

«Громкие заявления от духа, запертого у чужака, чьё тело у тебя не получилось захватить», — покачал в ответ головой.

Повисло молчание.

«Скажи, что ты хочешь? Я дам тебе всё! Знания, сила, моя душа — всё! Лишь бы моё наследие жило», — голос стал обычным.

А вот и то, чего я добивался. Зачем подчинять, если можно объединить цели? Зачем ломать, если соперник и враг может встать на твою сторону, да и сам это предложить?