— Тварь! — рыкнула она.
Василиса тут же метнулась вперёд. Подняла руку, и с пальцев сорвалась магия. Движение — стремительное, отточенное, смертоносное, не материнское, хищное. Рука с изящными пальцами превратилась в оружие.
Воздух зазвенел от концентрации энергии.
— Не смеши, — бросил я.
Гусеницы опередили — отреагировали мгновенно. Паутинка обвила её почти с наслаждением. Тонкие серебристые нити выстрелили со всех углов комнаты одновременно. Сплелись в сеть, опутали руки, ноги, туловище. Стянули, лишая возможности двигаться.
Она упала на пол, даже головой ударилась, бедняжка. Звук — глухой, короткий. Волосы разметались по полу. Может, мозги на место встанут. Надежда слабая, но кто знает? Иногда физическая боль прочищает разум.
Витас тут же подскочил к ней. Ни одного лишнего жеста, действовал по инструкции, следуя каждому слову, каждому указанию. В голове всплыли слова дяди Стёпы, как происходит подчинение с помощью артефакта. Руку резать мне не пришлось — Витас взять кровь с бинтов.
Нужно отдать должное матери. Она билась до последнего, извивалась в паутине, как пойманная змея. Мышцы напрягались под кожей, сухожилия выступали на шее и руках. Глаза расширились, зрачки сузились до точек.
Василиса проклинала, орала, пыталась вырваться даже в тот момент, когда цепочка коснулась её кожи. Слова сыпались потоком, голос срывался на хрип, но не останавливался.
— Будь ты проклят! Мерзкий выродок! Неблагодарная тварь! Отпусти меня! Я твоя мать! Сдохни!
Материнская любовь во всей красе. Глаза полыхали ненавистью, губы искривились в гримасе отвращения. Каждое слово — как плевок, каждый взгляд — как кинжал.
Ещё секунда, и вспышка. Ослепительная, как маленькое солнце, рождённое в комнате. Магия схлопнулась. Её тело дёрнулось, словно ударило током. Каждый мускул напрягся, спина изогнулась дугой.
Василиса замерла. Глаза широко раскрыты, но взгляд пустой, отсутствующий. Рот приоткрыт в безмолвном крике. Грудь поднимается и опускается часто, неровно.
Связь установлена, только слабое пульсирующее эхо страха. Я чувствовал её эмоции, как свои собственные — поверхностно, приглушённо, но достаточно ясно.
— Готово, — подтвердил Витас.
Его голос звучал напряжённо. Капли пота стекали по вискам, пальцы дрожали от напряжения. Глаза бегали от меня к Василисе и обратно — настороженные, испуганные.
— Теперь поговорим, — хмыкнул я.
Улыбка сама появилась на губах. Не радостная, хищная. Чувствую мать, словно она мой питомец. Связь пульсировала в сознании — тонкая, но прочная нить между хозяином и подчинённым. Контроль над существом, которое раньше внушало страх. Инверсия сил, изменение баланса. Мать стала слугой, сын — хозяином.
Пора бы узнать, что она может мне предложить интересного по императору. Особенно перед встречей будет полезно.
— Павлуша! — молила женщина перед тем, как Витас надел ей цепочку. — Сыночек. Ну что ты такое делаешь с мамочкой?
Голос — медовый, манипулятивный. Ласковые интонации, умоляющие нотки.
Я покачал головой. Она надеется, что на мне это сработает? Наивно… Игры закончились.
Когда всё было закончено, приказал гусеницам убрать паутину. Она растворилась, оставив после себя лишь лёгкое серебристое свечение в воздухе.
Женщина тут же вскочила и попыталась меня атаковать. Вот только ничего не вышло. Тело дёрнулось, замерло на полпути. Невидимая стена встала между нами — барьер подчинения, непреодолимый, нерушимый. Грудь колыхнулась почти у моего лица. Василиса почему-то была голой. Обнажённая фигура — совершенная, соблазнительная. Кожа — как алебастр, без единого изъяна. Изгибы тела — словно высеченные великим скульптором. Всё идеально, всё выверено — от кончиков пальцев до линии шеи.
Витас уставился на её задницу. Его глаза расширились, кадык дёрнулся, когда он сглотнул. Мужская реакция на красоту — инстинктивная, примитивная, предсказуемая.
Когда Василиса поняла, в каком положении, то её не смутила нагота. Женщина, наоборот, выпрямилась, словно пыталась меня соблазнить. Плечи откинулись назад, подчёркивая грудь. Подбородок приподнялся, обнажая длинную шею. Пальцы потрогали цепочку, и лицо скривилось. Разочарование, гнев, бессилие — все эмоции как на ладони.
— Накинь на неё покрывало! — приказал Витасу.
Мой голос прозвучал хрипло. Не от желания, от отвращения. Эта женщина — мать лишь биологически, а по факту — враг, соперник, противник.
Лейпниш делал это медленно, внимательно рассматривая каждую деталь красивого женского тела. Ткань скользила по коже, повторяя изгибы, подчёркивая формы. Тут я понимаю императора, почему он взял её себе.
— А теперь я слушаю, — произнёс, когда Василиса перестала светить своими прелестями.
— Сыночек, что с тобой случилось? Почему ты такой? — она вдруг опять наигранно забеспокоилась.
Голос изменился — стал мягким, заботливым, материнским. Глаза наполнились фальшивой тревогой. Руки дёрнулись, словно хотели коснуться моего лица. Но цепочка не позволила, и они остались на месте.
— Тебя это не касается, — оборвал её. — Не трать моё время и не испытывай терпение. Как видишь, у меня сейчас нет настроения с тобой играть, — указал на свой вид.
— Я что, не могу переживать за?.. — Василиса упала на колени.
Движение — плавное, грациозное даже в подчинении. Волосы рассыпались по плечам водопадом. Глаза поднялись — огромные, влажные от непролитых слёз. Губы задрожали в безупречной имитации материнского горя. Театр одного актёра, спектакль для единственного зрителя. Последняя попытка пробудить сыновние чувства, которых никогда не было.
Я отдал мысленный приказ. Терпение истощалось с каждой секундой. Гусеницы напряглись в углах комнаты, готовые атаковать по первому сигналу. Пауки спустились ниже.
— Слушай сюда! — мой голос звенел. — Я выполню своё обещание и отправлю тебя с голой задницей к армии твоего любовничка. А потом ты ему доказывай, что не предавала и ещё верна.
Слова ударили, как хлыст. Каждое — точно в цель, каждое — в больное место.
Василиса закусила губу. Маска материнской заботы треснула, обнажив страх под ней. Настоящий, не наигранный. Глаза заметались, как у пойманного зверя. Расчёт, анализ, поиск выхода — разум работал лихорадочно.
— Мне нужна информация, — склонился ближе, игнорируя боль в рёбрах. Мой голос стал тише.
— Конечно! Конечно! — она начала приближаться на коленях.
Гордая, могущественная женщина — на коленях, в покрывале, с артефактом подчинения на шее. Ползёт, как раненая змея, к сыну, которого когда-то пыталась уничтожить.
— Говори! — надавил связью, которая возникла с помощью артефакта.
Цепочка на шее Василисы засветилась тусклым золотым сиянием. Она вздрогнула, словно от удара током.
— Император… Он… — посмотрела по сторонам женщина.
Глаза метнулись к дверям, к окнам. Инстинктивно искала пути бегства, но их не было. Только я, она и информация, которую мать боялась произнести вслух. Прижала руку к груди. Пальцы впились в ткань покрывала, комкая его. Дыхание участилось, стало поверхностным, рваным.
Я уже ожидал услышать всё что угодно. Подготовился к любому ответу, любому откровению. Он — рух, в нём Зло так же, как в ней. Даже что он розовый пони. Мне нужны его слабости, следующие шаги, планы. Всё, что я смогу использовать против него.
— Он посланник! — прошептала Василиса.
Слова упали в тишину комнаты, как камни в тёмную воду. Глаза женщины расширились от собственной смелости или от страха перед последствиями.
— Что? — я поднял бровь. — Посланник?
Слово звучало знакомо. Где-то уже слышал его, в каком-то контексте, в каком-то разговоре. Память напряглась, пытаясь извлечь нужную информацию из глубин сознания.
И тут я вспомнил, что мне рассказывал Казимир. Холод пробежал по позвоночнику, мурашки пролетели по коже. Сердце пропустило удар, а затем забилось чаще.
Это же те ублюдки, которые приходят к магам двенадцатого ранга и предлагают новый путь. Нормально девки пляшут…
Глава 8
Первая мысль: «Сука!» Жгучая боль в боку пульсировала в такт сердцу. Глубокий вдох, и рёбра отозвались острым уколом. Я сжал зубы, подавляя желание скривиться.
Взгляд скользнул по лицу женщины. Точёные черты, безупречная кожа, глаза — тёмные и глубокие.
Лучше бы он был рухом или со Злом внутри. Серьёзно. Посланник? Пальцы непроизвольно сжались в кулак. Ногти впились в ладонь, оставляя полумесяцы следов. Боль отрезвляла, помогала сосредоточиться.
Почему в этом мире так интересно? Будто кто-то специально выстраивает лабиринт, заманивая меня всё глубже. Кто следующий? Боги?
Что я о них знаю? Почти ничего. Перебрал в голове всё, что слышал от Казимира. Они помогают магам зачем-то двигаться дальше. Этот путь через серые зоны, их разорение. В итоге выпускают Зло. Такова их цель? Или что-то более экстравагантное?
Мысли выстраивались в ряд, как солдаты на плацу, одна за другой, чёткие, упорядоченные. Задачи, угрозы, возможности…
В голове тут же всплыли образы тех магов, которые недавно пытались меня поймать. Может быть, смысл в том, чтобы растить сильных и их подчинять? Картина постепенно складывалась. Посланники находят магов высокого ранга, помогают им «развиваться», толкают на разрушение серых зон. Зло вырывается наружу, в нагрузку себе рабов штампуют.
За окном прогремел гром. Взгляд Василисы скользнул в ту сторону. Нервничает, боится. И правильно делает.
Ветер колыхнул занавески. Прохладный воздух коснулся разгорячённой кожи, принёс запах дождя и пыли. На мгновение захотелось закрыть глаза, расслабиться. Пальцы правой руки едва заметно поглаживали заларак.
Всё не складывается. Император — посланник, Василиса со Злом внутри — его наложница. Я — с кровью, способной подчинять монстров. Слишком много совпадений для случайности.
Василиса вздрогнула, её пальцы нервно сжали край покрывала. Взгляд метался по комнате — от двери к окну и обратно. Ищет выход, не найдёт.