Мозг лихорадочно анализировал. Риск личного вмешательства для императора. Расстояние от столицы. Политические последствия. Значимость ситуации. Почему именно сейчас? Что случилось, что он решил действовать так открыто? Тысячи вопросов, но ни один не отразился на моем лице.
Мужик, что тело заняли, перестал колебаться как ветер. Его движения приобрели уверенность и размеренность. Маг-сосуд выпрямился окончательно, занимая пространство своим присутствием.
Посмотрел на меня и хана. Взгляд — острый, оценивающий. На лице так же как и у меня нет эмоций. Игра на равных. Он демонстрировал такой же контроль, как и я. Две маски, два игрока, каждый ждет первой ошибки оппонента.
В голове уже выстроился десяток вариантов развития событий. Шесть путей отступления, если ситуация станет критической.
— Встать! — приказал он Сосулькину.
Голос прозвучал как удар хлыста — звонкий, резкий, не допускающий неповиновения. Это был не просто приказ подчиненному. Это было проявление абсолютной власти, которая не может быть оспорена.
Тот тут же вскочил. Движение было автоматическим, словно тело подполковника реагировало еще до того, как мозг успел обработать команду. Военная выучка и многолетняя привычка к подчинению сработали быстрее любых сознательных решений.
Лицо Сосулькина приобрело оттенок свежевыпавшего снега. Кадык дернулся, когда он сглотнул. Руки прижаты к бокам, подбородок приподнят, спина прямая, как будто вместо позвоночника у него металлический стержень. Идеальная стойка смирно. Так, как учат в военных академиях.
Какие же из моих действий наконец-то заметили и оценили?
Василиса и ЗЛО внутри её. Потом сто теней, которых стало теперь на тридцать пять меньше и они служат мне. План с Церен о Монголии и Джунгарии. Каждый мой шаг, каждое действие — как камешек, запускающий лавину.
Я перенес вес тела на правую ногу. Рука чуть согнута. Заларак я не использую. В случае чего будет хаос. Твари все и разом.
Внешне я проявил лишь легкую заинтересованность, не более. Как будто каждый день беседую с императором, вселившимся в тело придворного мага. Обычное дело для аристократа Русской империи.
Я чувствовал, как старое тело Тимучина наполняется энергией, готовясь к бою. Опытный воин, он интуитивно ощущал угрозу и готовился встретить ее с оружием в руках. Пальцы монгола легли на рукоять меча. Плавное, едва заметное движение, выдающее многолетнюю привычку.
Игра началась. Сейчас каждое слово, каждый жест, каждый взгляд будут иметь значение. Политическая партия с императором Русской империи.
— Павел Магинский… — произнёс маг медленно, будто пробуя вкус имени.
Каждый слог прозвучал отдельно, с особым нажимом. Голос — низкий, с глубоким тембром власти, совсем не похожий на прежний голос мага. Император говорил так, словно само произнесение моего имени было актом снисхождения.
Воздух между нами казался натянутой струной. Тишина после моего имени повисла в пространстве. Я ощущал, как напряглись мышцы шеи всех присутствующих. Даже птицы замолчали, словно природа затаила дыхание.
В тот момент, когда наши взгляды встретились, я почувствовал странное давление — не физическое, а ментальное. Воля императора, привыкшая к безоговорочному подчинению, столкнулась с моим сопротивлением. Он явно ожидал увидеть страх, раболепство или, по крайней мере, нервозность. Вместо этого встретил холодный, расчетливый взгляд.
— Ты играешь в силу. Я — сам её создатель. Хочешь проверить, как глубока бездна?
Его губы изогнулись в подобии улыбки, не затрагивающей глаз. Метафора была прозрачна. Он предлагал мне заглянуть в пропасть его могущества. Классический прием устрашения.
Еле сдержался, чтобы не улыбнуться. Вот так мы заговорили? Столько пафоса? Меня чуть не сдуло волной самолюбования. В прошлой жизни я видел достаточно королей и императоров, чтобы знать — за громкими словами часто скрывается неуверенность. Чем больше пафоса, тем меньше реальной власти.
— Я? — поднял брови, вкладывая в этот жест отточенное за годы удивление. — Что вы. Просто мне кажется, что ваши попытки надавить на меня, мой род… Зашли уже слишком далеко.
Каждое слово было рассчитано. Легкий прищур глаз императора выдал его раздражение. Моя сдержанность не давала ему зацепки для тирады. Он ожидал либо страха, либо открытого неповиновения. Классические реакции. Вместо этого получил дипломатический ответ, безупречный по форме.
— Связался с врагом! — хмыкнул он.
Обвинение прозвучало как удар хлыста. Короткое, резкое, бьющее в самую суть. Государственная измена — обвинение, за которым следует только одно наказание. Смерть. Но сказано было почти небрежно, с интонацией разочарованного отца, обнаружившего шалость сына. Искусная манипуляция, призванная вызвать чувство вины.
Тимучин уже почти выпустил оружие, если бы не моя рука, что его остановила. И вообще, чья бы корова мычала? Кто у нас тут заигрывал с турками и джунгарами? Сдавал интересы страны ради личной выгоды? Жертвовал людьми, как пешками? А я получается плохой?
Как же я по этому скучал. Политика… Тонкая игра намеков, угроз, демонстрации силы и слабости. Шахматная партия, где каждый ход может стоить жизни тысячам людей.
— Это вы про кого? — продолжил отыгрывать удивление.
Брови приподнялись еще выше, на лице отразилось искреннее недоумение. Даже чуть наклонил голову, как любопытный ребенок.
Даже повернулся, будто ищу. Демонстративно оглядел присутствующих, будто пытаясь найти этого загадочного «врага».
Хан оценил и улыбнулся. Его глаза блеснули искорками понимания. Старый волк сразу уловил мою игру и включился в нее. Я заметил, как расслабились его пальцы на рукояти меча. Тимучин был опытным политиком, несмотря на воинственную натуру. Он узнал хитрую дипломатическую тактику и оценил ее по достоинству.
Лицо мага, в котором сидел император, слегка исказилось. Почти незаметно, если не знать, куда смотреть. Но я видел. Дернулся уголок губ, напряглась мышца под глазом. Он не привык, чтобы его обвинения встречали с таким спокойствием. Не привык к тому, что подданный не трепещет от страха при одном его взгляде.
— С монголами или без… Ты предатель страны! — продолжил говорить император, через мага. — Пошёл против меня, народа.
Голос стал жестче, в нем зазвенела сталь. Маска благородного правителя начала сползать, обнажая истинное лицо тирана. Обвинения становились более конкретными, более личными.
— Даже так? Ну главное, что всё законно. — позволил себе улыбку.
Улыбка была холодной, едва заметной. Я принимаю его обвинения и показываю, что они меня не беспокоят. Более того, напоминаю о законе — еще один укол.
— А раз вы решили, Ваше Величество… — произнёс я.
«Ваше Величество» — были произнесены с особой интонацией. Не уважительно, не испуганно, а именно выплюнуты, как что-то неприятное, застрявшее между зубами.
— Преступать его, то для меня не остаётся другого выхода. Я был, есть и буду земельным аристократом. Свой долг я выполнял. Что касается вас…
Я видел, как побелели костяшки пальцев императора, как сжались его губы в тонкую линию. Он был на грани. Еще немного и маска полностью слетит, обнажив истинную ярость. Именно этого я и добивался. В гневе люди делают ошибки, говорят лишнее, выдают свои истинные намерения.
— Сосулькин! — рявкнул маг.
Имя подполковника прозвучало как пистолетный выстрел. Резко, неожиданно, нарушая тонкую игру намеков. Император сорвался первым — маленькая, но важная победа в нашей психологической дуэли.
— Здесь! — шагнул вперёд подполковник.
Движение было четким, отработанным годами военной службы. Однако я заметил микроскопическое промедление. Доли секунды между приказом и реакцией. Внутренняя борьба, почти незаметная для обычного наблюдателя, но кристально ясная для моего опытного взгляда.
Сосулькин вытянулся в струну. Каждая мышца его тела напряжена до предела. Не от страха, а от внутреннего конфликта. Подбородок поднят, спина прямая, руки по швам. Идеальная военная стойка, но в глазах — тень сомнения. Он понимал, что сейчас последует приказ, который может привести к кровопролитию.
— Приказываю усилить осаду города. Любого, кто будет подъезжать или выезжать считать врагом империи и убивать на месте. — продолжил император.
Я внимательно наблюдал за реакцией Сосулькина. Едва заметная тень пробежала по его лицу. Кадык дернулся, когда он сглотнул. Пальцы правой руки чуть дрогнули, прежде чем снова застыть по шву. Внутренняя борьба — он военный, обязан выполнять приказы. Но также он человек со своими принципами и понятиями о чести.
— Е…с…ть! — выдавил из себя Эдуард Антонович.
Слово далось ему с трудом, будто застревало в горле. Лицо стало еще бледнее, почти серым. На лбу выступили капельки пота, несмотря на прохладный воздух. Правый глаз едва заметно дернулся.
Поморщился. Не смог сдержать микрореакцию на внутреннюю борьбу подполковника. Его положение было хуже моего. У меня хотя бы была свобода действий, возможность сопротивляться. Он же был связан присягой, долгом, всей системой, в которой вырос и которой служил.
В этот момент Тимучин наконец не выдержал. Его терпение, и без того не безграничное, истощилось окончательно.
— Ты! — наконец-то взял слово Тимучин.
Голос хана прогремел, как удар грома. Резкий, властный, не терпящий возражений. Глаза сузились, превратившись в щелки, из которых, казалось, вот-вот брызнут искры. Рука крепче сжала рукоять меч.
— Уверен, что твоих людей хватит? Моё войско убьёт каждого. Заберёт оружие. Захватит земли. Я пройду и заберу больше. Ты этого хочешь?
Легкая улыбка тронула мои губы. Тимучин действовал инстинктивно, но эффективно. Сам того не зная, он идеально вписался в мою стратегию.
Краем глаза заметил, как Сосулькин еще больше напрягся. Его взгляд быстро перемещался между императором и ханом, оценивая ситуацию. Он явно осознавал, что находится между молотом и наковальней. Исполнение приказа императора неизбежно приведет к кровавому конфликту с монгольской армией.