— Храбрые сыновья Торкеля, — чуть слышно прошуршал Ульф, — должно быть, вы умерли, раз не дышите?
Братья разом выдохнули и принялись судорожно глотать воздух, внезапно показавшийся кислым. Они кашляли, но упорно притворялись спящими. Получалось неубедительно. Один Бьорн открыл глаза — против воли, словно кто-то поднял ему веки.
Прежде он толком не видел Черного Ульфа и помнил его лишь как тень, хромающую по улицам, чтобы затем скрыться в скальной расщелине с украденной овцой. Дикий зверь, живой труп — таким он представлялся Бьорну. Но сейчас перед ним стоял человек, правда, очень необычный. Казалось, Ульф древнее самого времени; сеть глубоких морщин, похожих на шрамы, покрывала его лицо, будто кто-то взял костяной гребень и долго бороздил им лоб и щеки старого викинга. Когда-то затейливые татуировки украшали его кожу, но теперь линии расплылись, а краски выцвели. Редкие волосы падали на лицо; присмотревшись, Бьорн понял, что в них вплетены кости животных: череп воробья, лапа куницы, рыбья челюсть. Ульф кутал свое тощее скрюченное тело в черную накидку, сквозь прорехи виднелись большие и малые рубцы — синие и вздутые, они вились, как черви. На спине болталась облезлая волчья шкура.
Но как бы ни выглядел Черный Ульф, Бьорн забыл обо всем, увидев его глаза, горевшие под завесой неопрятных седых прядей яркой зеленью горного водопада. Когда Бьорн заглянул в них, все вокруг исчезло. Он больше не слышал боязливого шепота, не чувствовал, что брат изнемогает под его весом. Стих даже речной бриз. Словно давняя угроза матери наконец сбылась и он остался с Черным Ульфом наедине.
— Медвежонок Бьорн, — снова послышался голос, слабый, как птичий крик на ветру.
— Ты знаешь меня? — Бьорн старался придать голосу уверенности, но пустил петуха, как мальчишка.
— Знаю ли я тебя? Викинга, который раньше всех ступил на английскую землю? О да… — Морщины вокруг рта собрались в подобие улыбки; раздался смешок, будто порыв ветра пробежал по сухим листьям. — Я видел твой первый шаг.
Все знали, что Черный Ульф плыл вместе с ними, и проклинали решение Торкеля взять его. Он не греб и всю дорогу лежал под палубой в тесном трюме, где хранились паруса, вязанки стрел и запасное оружие.
— Я помню свое крещение. — Снова этот шелест мертвой листвы. — Когда-то я окунулся в воду так же, как и ты… Целую вечность назад. Когда я еще не был… Не стал…
Голос задрожал и умолк; из-под рваной накидки появился бледный кулак, иссеченный сталью и временем. Зеленые глаза опустились, но в следующий миг вновь уставились на Бьорна. Рука почти коснулась его лица. Юноша хотел увернуться, отвести взгляд, но остался на месте, будто скованный чарами. Ульф сжимал в морщинистой ладони кожаный кисет.
Многие носили на шее такие мешочки, надежно пряча в них самое ценное: монеты, крест или молот Тора, кольцо, подаренное любимой. Но Бьорн знал, что в кисете старика лежит сокровище иного рода. Оно сопровождало Ульфа всю жизнь, было с ним еще до рождения. Такое же покоилось на груди Бьорна. Сорочка — пелена, в которой он появился на свет. Знак благословения… Или проклятия.
Одного взгляда хватило, чтобы понять, какая судьба досталась Черному Ульфу, этой полуживой развалине.
Бьорн зачарованно следил за кулаком, чертившим в воздухе знаки; казалось, из всех чувств у него осталось только зрение. Голос раздался вновь, но не из-под занавеса седых волос, не из впалого рта. Он звучал прямо в голове.
— Запомни это время. Помни его, когда оно станет прошлым. Любой ценой избегай битвы. Пусть твоя сорочка лежит в покое, пусть врата остаются закрытыми. Если же они отворятся — пеняй на себя!
Рука скользнула обратно под накидку и появилась уже пустая. Мир вокруг наполнился звуками: ветер дул с реки, викинги ворчали и переругивались, изнемогая от жары и безделья. Шарканье больной ноги удалялось вместе со стуком деревяшки о землю. Когда оно стихло, братья облегченно вздохнули.
— Слава Христу, он не остановился, — Торольф сел, потирая ноги, придавленные Бьорном. — Ты чуть не сломал мне лодыжку, остолоп!
Эйрик с Ингваром, провожая взглядом черный силуэт, согласно замычали.
— Как это? Он же говорил со мной!
Старшие братья уставились на Бьорна, разинув рты.
— Разве вы не слышали?
Тишина. Потом Эйрик, самый сообразительный из всех, расхохотался, за ним — Ингвар и Торольф.
— Отлично придумал! — усмехнулся Эйрик, давая младшему брату тычка. — Может, он еще и пригласил тебя в пещеру, чтобы высосать твою кровь?
Он снова пихнул Бьорна в плечо. Тот недоуменно переводил взгляд с одного на другого.
«Они ничего не слышали, — догадался он. — Черный Ульф говорил только со мной».
Эта мысль испугала его.
— Почему отец взял Ульфа в плавание? — спросил он, пытаясь скрыть дрожь в голосе.
— Потому что он берсерк, ясное дело, — ответил Эйрик.
— Кто, он?! — Бьорн не помнил себя от изумления.
Все знали, кто такие берсерки. Эти свирепые воины — настоящая удача для военного отряда. Они не боятся смерти, точнее, жаждут ее — ведь викинг, убитый в бою, тут же попадает в Валгаллу, чертог богов, чтобы вечно пировать и сражаться. Многие доблестно бились, впадая в ярость, когда глаза им застилала кровавая мгла сражения. Но даже самый отчаянный боец оставался собой. Берсерк же перерождался в дикого зверя в людском обличье. От человека в нем оставалась лишь способность держать меч или топор. Ходили слухи, что незадолго до гибели иные берсерки полностью превращались в медведя или волка — смотря какой зверь сидел у них внутри.
Вот почему старик носит волчью шкуру. Ужас не давал Бьорну смириться с этой мыслью.
— Не может быть! Берсерки не доживают до старости. Они кидаются в гущу битвы без кольчуги и погибают молодыми, чтобы вечно жить в Валгалле.
— Потому отец и взял его с собой. — Эйрик наклонился вперед, чтобы только братья слышали его слова. — Они росли вместе…
— Вместе? — изумленно перебил его Ингвар. — Ты хочешь сказать, что отец и этот ходячий труп — ровесники?
— У них разные судьбы. — Эйрик пожал плечами. — Как бы то ни было, они одновременно отправились в свой первый поход. И тогда же в Черного Ульфа вселился волк. Он стал берсерком. С тех пор перевоплощение случалось в каждой битве. Он получал смертельные раны, но выживал. Потом настало мирное время. Ульф начал пить, жена прогнала его, тогда он и ушел в скалы. Когда боевой рог зазвучал вновь, он проспал войну, потому что был мертвецки пьян.
Эйрик перешел на шепот:
— Годы шли, Ульф стал таким, каким вы его видите. Но если берсерк не погибнет в бою, а умрет в своей постели или пещере, не видать ему Валгаллы, не пировать до скончания веков. Он будет жить вечно, но станет драугом. — Эйрик содрогнулся. — Он превратится в тень, способную лишь смотреть, как любят, сражаются и умирают люди, в живой труп, который даже не знает, что уже мертв. Вот почему Черный Ульф, едва услышав о набеге, пришел к отцу и попросился с ним. Разве мог Торкель отказать старому товарищу в последнем шансе на вечный пир?
— Да он едва поднимает посох. Как же он справится с оружием? — В голосе Торольфа звучал благоговейный страх.
— Это неважно, — тихо сказал Бьорн, погруженный в свои мысли. — Он надеется пасть от английского меча.
Юноша встал, прихватив мехи для воды, и огляделся. Тропа, по которой шел Черный Ульф, оставалась широкой и пустой. Бьорн побрел в сторону берега. Он хотел побыть один.
Как узнать, сидит ли в тебе зверь? Только в пылу сражения, когда сыплются удары и смерть окружает со всех сторон. Это дар богов — могучего Тора или праотца Одина, одновременно благословение и проклятие. Бьорн знал: будь у него выбор, он отверг бы такой подарок. Он хотел доблестно сражаться бок о бок с братьями, защищать своим телом отца. Но высшей наградой для него будут слава и богатство; тогда он женится на Гудрун Прекрасной из Хольмдаля и будет растить с ней детей. Зачем ему Валгалла?!
Бьорн стыдился своих мыслей, но от них становилось легче. Он плелся мимо поджатых ног, пока не дошел до обрыва. Внизу извивалась река, но Бьорн не стал спускаться по отвесному склону, а направился вдоль невысокой насыпи туда, где пологая тропинка вела к воде. За гребнем холма открывался вид на Йорк, где отец с королем как раз принимали выкуп от горожан. Бьорн решил подняться на вершину, надеясь увидеть, как Торкель возвращается в лагерь с пивом, золотом и прочим добром. Однако его взгляду предстало совсем другое зрелище.
ГЛАВА 11БИТВА ПРИ СТАМФОРД-БРИДЖ
Бьорн не сразу понял, что за толпа движется вдали. Впереди бежали пешие, за ними неслись всадники, и вся эта людская масса стремительно приближалась к долине, которую он недавно покинул. В нарастающем гуле он расслышал отдельные крики, которые принял сначала за победный клич. Все правильно, викинги получили богатый выкуп и теперь возвращаются в лагерь с продовольствием, заложниками и лошадьми, чтобы разделить добычу с товарищами. Бьорн искал глазами массивную фигуру отца. Вот он, а рядом — великан, превосходящий ростом самого Торкеля. И едва Бьорн завидел их, как понял: дела плохи. Хуже некуда.
Бок о бок с Торкелем Гримсоном бежал не кто иной, как Харальд Хардрада. А за их спинами, на расстоянии выстрела из лука, до зубов вооруженные конники в кольчугах разили королевских воинов.
— Отец!
Бьорн не надеялся, что его голос перекроет вопли. Он отшвырнул мехи и бросился вниз, к проходу между холмами — именно туда устремились беглецы и преследователи.
Бьорн задержался на склоне, глядя, как внизу стремглав несутся люди, которых он знал с детства; они не замечали юношу, не слышали его зова. Когда Торкель, не отставая от короля ни на шаг, поравнялся с подножием холма, Бьорн спрыгнул, и тут же его подхватил и увлек за собой бурный человеческий поток. Получив несколько ударов локтями, Бьорн чуть не упал, но сумел удержаться на ногах и рванулся туда, где над толпой возвышалась золотисто-седая голова.