– А что же вы, Клим Пантелеевич, скромничаете? – спросил фабрикант. – Сказали мне, что с хозяйкой повздорили, а на самом деле раскрыли ещё одно преступление.
– Ещё одно? – осведомился полицейский. – Как это понять, господин студент?
– Наш новый знакомый – большой дока в раскрытии всяких преступных тайн, – наливая в рюмки коньяк, пояснил Папасов. – Даже в газете писали, как он в Ставрополе сумел отыскать убийцу.
– Вот как? – усмехнулся чиновник. – В таком разе, молодой человек, вам и карты в руки. Как найдёте злоумышленника, дайте нам знать. – Он поднялся и вымолвил: – А я, господа, вынужден откланяться. Служба, знаете ли…
Управляющий ушёл провожать стража порядка. Ксения вздохнула и сказала:
– Всё именно так, как Клим и предвидел. Полиции нет никакого дела до наших опасений. Как же нам теперь быть?
– Главное – соблюдать осторожность. А мне пора отправляться в Кронштадт. Благодарю за угощение, – поднимаясь, выговорил Ардашев.
II
Ксения, находящаяся на верхней палубе, придерживала шляпку, чтобы её не унесло в море. Сильный ветер подбрасывал на волнах небольшой колёсный пароходик, наречённый «Николаем». Он принадлежал уже упомянутому купцу Сидорову, прорывшему канал рядом с железнодорожным вокзалом и имевшему теперь собственную пристань. Ещё несколько лет назад пароходное сообщение между Ораниенбаумом и Кронштадтом замирало зимой. В 1867 году дилижанс ходил по льду дважды в день, отправляясь от кондитерской Полканова, что напротив полицейского управления. Многие преодолевали расстояние в восемь вёрст пешком по льду. Для безопасности подобных смельчаков, в особенности провалившихся под лёд и спасённых, между городами на льду были устроены три будки на полозьях и с печками, в которых путники могли отогреться. В туманы и метели в них включали механические гонги с часовым механизмом и ревуны для ориентирования пешеходов. Но уже в 1881 году одним из предпринимателей по соглашению с «Обществом Балтийской железной дороги» была устроена железная дорога длиною восемь вёрст. По условиям сделки одновременно на льду мог находиться состав в пятнадцать вагонов, что позволило перевести 42 002 пуда[37] груза. Первый небольшой лёгкий паровоз повёз груз 17 января. Но тут же к нему стали цеплять и пассажирские вагоны. Билет в первом классе хоть и стоил дорого – 75 копеек, но зато его стены были обиты коврами, и грела печка. Холодные второй и третий классы обходились дешевле. Из-за подвижности льда дорогу пришлось разобрать, и на материк добирались по-старому – пешком или на санях. И лишь в этом, 1891 году «Ораниенбаумское пароходное товарищество» пустило между городами ледорезный винтовой пароход «Луна» и сообщение стало круглогодичным.
– Вы не боитесь утонуть? – с грустной улыбкой осведомилась Ксения у Ардашева.
– Я ещё не думал об этом, – улыбнулся Клим, глядя на чаек, носившихся над пароходом.
– А вы читали вчерашнюю статью про русское судно без руля и мачты, найденное у Ниддена[38] несколько дней тому назад?
– Нет, а что там?
– На борту было двое живых полуобезумевших моряков и один мёртвый. Спасённые рассказали, что корабль носило по морю две недели. Число членов экипажа уменьшалось с каждым днём. Есть было нечего, и вода закончилась. Наконец осталось всего четыре человека, причём четвёртый – мёртвый. Этого бедолагу прибила рухнувшая балка. Голод достиг такого предела, что двое моряков стали вырезать куски мяса из трупа и есть. Их третий товарищ не сумел перенести этой ужасной картины, бросился в море и утонул. Его останки похоронили в Ниддене, а мореходов отправили в госпиталь.
– Этим курсом ходит много пароходов, в том числе грузовых. Кто-нибудь да спасёт.
– А если начнётся буря?
– Тогда мы с вами, вероятнее всего, утонем. А вы хорошо плаваете?
– Нет, я боюсь воды и потому даже в городские купальни не хожу.
– В таком случае нам остаётся только надеяться на лучшее.
Через пятнадцать минут «Николай» пришвартовался к Ораниенбаумской пристани. Тут же Клим обзавёлся путеводителем по Кронштадту. Извозчики караулили седоков, и коляска с Ксенией и Климом покатила по Господской улице.
В отличие от Ораниенбаума, Кронштадт освещался газовыми фонарями (они пришли на смену спиртово-скипидарным), а двух, трёх- и даже четырёхэтажные каменные дома стояли плечом к плечу, как матросы в строю. Афишные тумбы предлагали насладиться плеорамой[39], а также посетить выступление «известного русского магика г-на Иванова и увидеть огнепожирательницу и несгораемую девицу Матильду Мурра, прозванную чудом XIX столетия».
Многие проспекты и улицы были вымощены брусчаткой посередине, а по бокам – булыжником. Когда-то сплошь покрытый густым лесом остров Котлин теперь лишь кое-где мог предложить горожанам тень от могучих дубов, вязов и молодых лип. Самыми популярными местами для гуляний были Летний сад, Северный бульвар и Петербургская пристань.
Пришлось миновать несколько второстепенных переулков, прежде чем экипаж остановился рядом с двухэтажным Почтамтским домом на Красной улице.
На счастье, попался тот самый служащий, который и дежурил в прошлое воскресение. Ему запомнился мужчина в шляпе, сдававший посылку в Ораниенбаум, потому что он кашлял, закрывая рот носовым платком, и, самое главное, заикался. У него были светлые усы, и он носил шляпу, но других примет чиновник назвать не смог.
Теперь следовало отыскать адрес отправителя. Оказалось, что Господская улица упиралась в поперечную Нарвскую, состоящую из деревянных домов, населённых рабочим людом. В одну из таких вороньих слободок кучер и привёз седоков. Нужное здание стояло неподалёку от гражданской тюрьмы. Правда, выяснилось, что это не то строение. Ошибка произошла из-за того, что в Кронштадте существовало два способа нумерации домов: городской и полицейский. Городским порядком признавался номер, записанный в городской книге. Эти здания шли последовательно, один за другим, согласно номерам. Полиция же считала номера, начиная от первого дома на каждой улице, и никак не хотела принимать во внимание записи, хранящиеся в управе. К этой неразберихе стоит ещё добавить отсутствие табличек с названиями улиц и номеров домов. Несмотря на путаницу, местные жители ориентировались легко, а вот приезжим приходилось туго. Ситуацию спас случайно встреченный почтальон. Прочитав адрес, он покачал головой и сказал, что искомый дом сгорел ещё в прошлом году. Пепелище разобрали. Место заросло травой, а новый хозяин, купивший участок, строиться ещё не начал.
Ксения приуныла. Возвращаясь обратно в Ораниенбаум на пароходе, она грустно вымолвила:
– Получается, мы зря потратили время.
– Позволю с вами не согласиться. Кое-что мы выяснили. Вероятно, злоумышленник образован и хорошо воспитан. Об этом говорят его головной убор – шляпа – и носовой платок, который он прикладывал ко рту. Непонятно, то ли он болеет чем-то вроде чахотки, то ли специально прикидывается нездоровым, чтобы нас запутать. То же самое и с заиканием.
Когда судно приближалось к берегу, повеяло дымом. Пассажиры на верхней палубе заволновались. Послышались крики:
– Суконная фабрика горит!
– Похоже полыхает рядом с первым цехом!
– Да что же это такое? – всплакнула Ксения. – То одно несчастье, то другое! Сколько же можно!
– Не волнуйтесь. Сейчас разберёмся. Нам бы только успеть взять первый экипаж.
Стоило пароходу причалить, как Ардашев, сбежав по сходням, кинулся к скучающему на берегу извозчику и, что-то ему сказав, сунул рубль. Затем, воротившись назад, он помог Ксении сойти на берег. Фабрика находилась совсем рядом, и гарь уже опустилась над пристанью, театром и железнодорожным вокзалом.
– Надобно поторопиться.
– Да-да, конечно, – пролепетала барышня, придерживая двумя руками платье.
Возница с трудом отнекивался от надоедливых пассажиров, поясняя, что фаэтон уже нанят. Увидев Клима, он вздохнул с облегчением.
– Господа-господа, успокойтесь. Экипаж уже оплачен, – произнёс Ардашев, помогая девушке забраться в коляску.
– Безобразие! – вскричал толстяк в летнем сюртуке и котелке. – Я первый нанял коляску. Вас тут и в помине не было! Вы только что появились.
– Барин прибёг раньше вас, сударь, – пояснил кучер и, вынув рубль, добавил: – Они мне целковый наперёд дали.
– А ты, крохобор, не имеешь права драть с пассажиров в три шкуры. Управа установила прейскурант. Вот пожалуюсь на тебя – живо лишишься лицензии. Какой у тебя жетон? Ну-ка покажи нумер!
– Это мы завсегда обязаны предъявлять, по первому требованию. Пожалте, глядите, нумер полста один.
– Трогай, – велел Ардашев. – Нечего с ним болтать.
– А куды прикажете?
– Дым видишь? Вот туда и вези.
– Ага. Я мигом. Страсть как люблю пожары смотреть!
Автомедон погнал лошадку, и буквально через несколько минут фаэтон вкатился на территорию суконной фабрики.
За воротами, во дворе, собралась толпа рабочих и просто зевак. Огонь полыхал над первым строением, грозя перекинуться на соседние деревянные цеха. Багровое зарево заката будто перешло в пламя и теперь составляло одно целое адское пожарище. Треск стоял такой, что переговариваться удавалось только криком. Сажа садилась на одежду, лезла в рот, уши и нос. Удушливый, ядовитый смрад резал глаза. В голубом небе уже повисла чёрная клякса дыма.
Два огнеборца качали воду поршневым насосом Густава Листа, установленным на пожарной линейке. Из деревянной бочки вода поступала по парусиновой кишке в трубы, соединённые между собой резьбой. Конец последней вновь переходил в пожарный рукав, заканчивающийся медным брандспойтом. Ствольщику иногда удавалось тушить пламя в разных местах, но победа длилась недолго – пожарная бочка быстро пустела.
– Белого голубя надо в огонь бросить! Тогда потухнет! – вопила какая-то баба.